Хотя это не легко, как трудно вспомнить то состояние, когда не осознаёшь себя как нечто отдельное, но я помню время, когда у меня не было мечты. Помню мутную прозрачность тех дней. Полосами грязного тумана наползают воспоминания, будто ил, который, поднимаясь с мелкого дна, заволакивает и без того отнюдь не кристальную воду дворовой лужи. Мелкие, никчёмные слова, дела. И совсем не такие безобидные – каждое оставило во мне след, вроде тех, которые оставляют с приходом зимы подошвы на грязи, которая затем застывает в коричневый лёд. Память тех дней до сих пор мешает мне идти вперёд, как та самая, липкая грязь, приставшая к сапогам. И пусть говорят что слой больше одного сантиметра отваливается сам – ничего подобного. Наоборот, чем больше, тем труднее отмыть.
Потом мечта пришла. Сквозь книги, мысли и разговоры, через несколько слоёв северных облаков пробился лучик света. Из невероятной дали других миров и времён послышался звонкий смех. Тихий голос. Ослепительной иглой мечта прошила мутный мир. Высокие блестящие здания, сочная зелень садов, радостные крики детей. Настоящие друзья, настоящая любовь, настоящая жизнь! Всё это заплясало у меня перед глазами, словно блики, которые появляются, когда ты нырнул в бассейн, и вдруг солнце выглянуло из-за туч, и заставляют тебя пробыть под водой чуть дольше, чем ты мог до этого. И ныряешь, ныряешь раз за разом, а вынырнув на поверхность, не можешь надышаться свежим, пьянящим воздухом. Наверное, все когда-то чувствовали это в груди.
Потом свет погас. Решив, видимо, что с меня хватит, ржавый люк со скрежетом захлопнулся, оставив мне в холодном подвале реальности только тот свет, которыя я успел выпить, вдохнуть. Мало, его было слишком мало. Мечта умерла. Её сияние смыло грязь, но теперь оттуда, где раньше светило солнце, вместо света потекла кислота, разъедавшая всё. Сердце и чувства, руки и думы, всё упало в чёрную мясорубку. Один за другим, жесточайшие удары разбивали всё, что я пытался создать. Теперь единственным светом в окружающем меня мраке был голубой, неоновый свет боли. Только он спас мою душу от падения в ничто, в апатичную пустоту безумия. И я выстоял, построив вокруг себя ледяной панцирь безжалостности. Ничему человеческому не было больше прохода вовнутрь, там кипела только ярость и злоба.
И на обломках прежней мечты выросла, выстроилась новая. В ней не было света, в ней бушевал огонь. Падали бомбы, гремели выстрелы и сверкала острая сталь. Слышались рыдания женщин и вопли детей, крики раненых и стоны мертвецов. Враги, ненависть, смерть! Пощады, кричал мир, но никому не было пощады. Милосердия, кричали люди, но ни одна душа не избежала мясорубки. Весь мир сгорал в пламени, в ошмётках разорванной плоти и искорёженного металла. Всё залила кровь. Везде была боль. И среди этого ада, в эпицентре взрыва, воплощением абсолютной справедливости стоял я, ограждённый от пламени непроницаемым коконом. Но убивая, я умирал, пытая, я страдал, сжигая, я сгорал, как птица феникс, но только в один конец.
Эта мечта тоже умерла. Она больше не горит, но только тлеет, дымится на ветру. Скоро пойдёт дождь, и она погаснет совсем. И наблюдая, как из пепла моей сгоревшей души медленно поднимается росток новой мечты, я гадаю, на что она будет похожа? Будут ли там потрескавшиеся от солнца скалы, огромные деревья и яркое небо? Серые крыши домов, осклизлые камни мостовой и промозглый ветер? Жгучая пыль, ледяная пустота и огнедышащая бездна? Не знаю. Ведь и эта мечта умрёт, чтобы возродиться в следующей, и так без конца, как настоящий феникс. Но я верю, что когда-то череда мечтаний окончится, породив наконец на свет моё истинное желание, мою сущность, цель моего существования. Что это будет за Мечта, я даже не пытаюсь, да и не хочу представить. Просто мечтаю о мечте.
06.08.2001
|
