Кольке снился рассвет. В который раз.
Хотя, казалось, чего бы ему сниться? Ведь рассвет – самое обыкновенное явление. Но, во-первых, летом редко когда встаешь с рассветом, а во-вторых, рассвет Кольке снился непростой.
Сначала на небе, буром, словно политом засохшей грязью, появлялся первый, не намек даже, а какой-то предвестник, глазами который не уловишь, скорого восхода. Или не восхода даже. Как назвать это, Колька не знал. Тем более во сне.
Потом ссохшаяся, морщинистая поверхность неба начинала приобретать другой оттенок, будто там, за прозрачной пленкой свода, кто-то водил огромной кистью, оставляя расплывчатые светлые мазки. Одновременно с этим свод разглаживался, постепенно приобретая ту не поддающуюся описанию гладкость, присущую только чистому небу. А мазки, сначала робкие, потом все более и более смелые, скоро залили весь небосвод, отчего он стал... нет, совсем не голубым, а изумрудно-зеленым, чистым, зовущим.
Но это было только предвестие главного. Это главное Колька всегда ждал с радостным замиранием, с теплым трепетом, с каким можно ожидать только чуда.
Вот в самом центре изумрудного небосклона стало медленно проявляться смутное, пока белесое и неотчетливое пятно...
Колька вытянулся, раскинул руки (не настоящий, конечно, Колька, а тот, который во сне), готовясь к самому захватывающему. Еще несколько секунд...
Не получилось... В этот раз не получилось.
Часы, стоявшие рядом на столике, противно запищали.
Вот ведь гадство! Все из-за того, что накануне вечером он решил установить их по сигналам точного времени. Всего ведь на минуту отставали… И этой-то самой минуты как раз и не хватило.
Колька решительно отбросил одеяло. Это совсем не означало, что Кольке хотелось побыстрее встать. Совсем наоборот. Вставать не хотелось нисколечко. Но только таким решительным поступком можно было себя заставить идти в школу.
Да нет, в школу Колька ходил с удовольствием. Вернее, не без удовольствия. Или еще вернее – без отвращения. В общем, когда как.
Но это – когда учиться. А летом, как известно, не учатся.
Сейчас же Кольке предстояло идти на трудовую практику, или, выражаясь по-простому, на отработку, без которой в девятый класс, по заверениям “железной леди” Натальи Витальевны, директорши доблестной школы № 15, ну никак не переведут. Конечно, пацаны не очень-то ей и верили, и Колька в том числе. Были и такие, кто, начихав на отработку, занимался своими, куда более интересными, делами. А кому нечем было заняться – попросту пинал балду.
Кольке было чем заняться. Ведь на столе, все еще попахивая канифолью после вчерашней вечерней пайки, стоял не доделанный пока универсальный блок питания. Нет, не купленный в магазине и со временем сломавшийся, а теперь ремонтировавшийся, а задуманный, сконструированный и почти что собранный самим Колькой. Конечно, он вряд ли отвечал современным требованиям портативности (все “хозяйство” помещалось в корпусе от старой колонки электрофона “Россия”), но зато от него мог питаться током и магнитофон, и старый транзисторный приемник “Нейва”, который слушал еще Колькин дедушка, и морально устаревшая приставка “Денди” (в которую Колька почти не играл), и даже железная дорога, стоявшая на полу у окна.
Когда к Кольке заходили одноклассники (что случалось нечасто), то не обходилось без насмешек. Пора, дескать, на дискотеки ходить, а не в паровозики играть. Колька отмалчивался. Чего спорить-то? И только толстый Антон, Колькин сосед по парте и единственный, по его мнению, нормальный пацан в классе, знал, что дорогу эту Колька собрал сам. Сам выпилил из фанеры и покрыл краской рельсы и шпалы (рельсы – под металл, а шпалы – под дерево), сам из жести и кусков пластика построил паровозик со смешной черной трубой, напоминавшей перевернутый чугунок. Причем паровозик был таким, что не сразу и заметишь, что не заводская сборка. Сначала паровозик просто бегал по кругу, тихонько жужжа маленьким моторчиком, работавшим от батарейки, потом появились развилки и стрелки, поначалу несовершенные и приводившие к частым крушениям, но потом – работавшие “как часы” (Антон так и не узнал их секрета); теперь же Колька хотел пустить ток по рельсам (от нового блока питания), предварительно оклеив их фольгой. В связи с этим “начинка” паровозика тоже требовала кардинального изменения.
Но сейчас Кольке пришлось, вздохнув, оставить все это хозяйство, наскоро позавтракать и отправиться на троллейбусную остановку. Дело в том, что жил он в “спальном районе”, а школа № 15 (вернее, физико-математическая экспериментальная площадка, борющаяся за звание лицея) находилась в центре. Езда в троллейбусе, да еще в час пик, – занятие не из приятных. Чего приятного в том, что тебя прижмут к стенке, пытаясь выдавить последние внутренности, или заставят нелепо изогнуться, надавив сзади толстой сумкой, а спереди тыча в лицо локтем? Но самое неприятное в том, что почти полчаса времени пропадало даром. Ведь в такой обстановке даже книжку не почитаешь. А книжку Колька захватил на всякий случай – “Взрыв Генерального штаба”.
Но на этот раз Кольке повезло. Через остановку освободилось место, с краю, перед средней дверью, всего в двух шагах от Кольки. Но попробуй, сделай эти два шага!
Сначала он хотел нырнуть низом. Не вышло. Дорогу преграждала огромная клетчатая сумка, набитая чем-то мягким. И обойти – никак. Утрамбовка – по высшему классу.
Тогда Колька сделал отчаянный рывок, дотянулся до поручня, слегка раздвинув двух тетушек, одна из которых и была хозяйкой толстой сумки, подтянулся, оторвал ноги от пола. На мгновение взмыл над пассажирами, перекинул ноги через препятствие (тетушки, кажется, заохали), и скоро сидел уже на свободном месте. Вытащил из-за пазухи книгу.
Но начать читать сразу не получилось.
– Вы видели? – начала одна из тетушек. – Раньше выражение “пройти по головам” я воспринимала, как эпитет, а теперь – на тебе, наяву.
– Гипербола, – сказал Колька, ясными глазами посмотрев на тетушку.
– Посмотрите, он еще и хамит, – обратилась она к пассажирам.
– Я говорю, что “пройти по головам” – не эпитет, а гипербола, – пояснил Колька.
– А, этому в школе его научили, – нашлась тетка. – А тому, что место пожилым уступать нужно – нет. Я вот пойду сейчас к учительнице и расскажу все. Или лучше матери сразу.
Колька зажал готовые вырваться слова в горле и сказал другие:
– Не заметил, что вы пожилая.
– Да что вы с ним связались? – подала голос другая женщина. – Это же моральный уродец. Его уже никто не исправит: ни учителя, ни родители. Новое поколение растет. Пройти по головам, а то и по костям – и достичь своего. Вот к чему они стремятся.
Колька слушал уже вполуха. Он все же начал читать. Набитый утренний троллейбус – все же не базар, и тетушек поддерживали плохо, в лучшем случае – молчаливыми кивками. Но тетушки не унимались.
– Хоть бы кое-какие выводы сделал и освободил место, – говорила первая. – А он сидит и читает свой дурацкий детектив.
Колька молчал. Строки воспринимались плохо, не сразу, но все-таки Колька был уже наполовину не здесь. И когда его дернули за воротник, пытаясь поднять с сиденья, он не сразу понял, что происходит.
– А ну встань, сопляк, я сяду! – Голос тетки, до сих пор сохранявший какие-то остатки интеллигентности, превратился в визгливый крик.
Колька мягко, но решительно освободил воротник от схвативших его пальцев.
– Извините, но это уже насилье над личностью. Я все-таки знаю Конвенцию о правах ребенка. Ее, по-моему, специально написали, чтоб защитить детей от некоторых взрослых.
– А от таких детей нас кто-нибудь защитит? – задала риторический вопрос вторая тетка. Но Колька не оставил вопрос риторическим.
– Вас-то защищать не надо, вы сами хоть от кого защититесь.
Кажется, разговор этим не закончился. Однако рукоприкладства больше не было, и Колька погрузился в книгу.
Когда до выхода оставалась одна остановка, Колька поднялся, вежливо попросил тетушек посторониться (те молча подвинулись) и протиснулся к двери.
Сегодня на отработку народу пришло еще меньше. И понятно. Делать-то все равно нечего уже. Территория на пять раз выскоблена, кабинеты побелены старшеклассниками и родителями… И если раньше Кольке подчас не доставалось инструментов (надо сказать, он не очень-то и стремился, чтобы доставалось), то сегодня от хлипкой метлы, годной, разве что для отпугивания ворон, он не отвертелся. Однако поработать этим инструментом Кольке удалось недолго. Вскоре прибежала долговязая старшеклассница, исполнявшая летом роль секретарши, и, глупо моргая накрашенными ресницами, выпалила:
– Если ты Ковалев, то тебя к директору.
Колька, положив метлу на плечо, пошел.
– Инструмент-то оставь, – сказала старшеклассница.
– Не оставлю, – ответил Колька. – Украдут, а мне потом расплачиваться?
Не оставил Колька метлу и в приемной (“Знаю я, один раз у меня книжку отсюда увели, библиотечную”), только снял ее с плеча и упер черенком в пол. Не обращая внимания на негодующие вопли “секретарши”, шагнул в кабинет.
Наталья Витальевна восседала за столом в думах о проблемах школы (тьфу, не школы, конечно же, а математической экспериментальной площадки, борющейся за звание лицея) и Кольку заметила не сразу. Зато сразу заметила метлу.
– Это что еще за... гадость?
– Извините, но эту... гадость (простите, я не первый употребил это слово) нам выдают под расписку и предупреждают о материальной ответственности за утерю или порчу, да еще и заставляют при помощи нее работать.
– Летняя практика входит в образовательную программу, – ответствовала Наталья Витальевна. – Причем вид практики каждый мог выбрать самостоятельно. Так что, если не нравится, мог бы не выбирать эту, по твоим словам, гадость.
– По вашим словам, – поправил Колька. – И к тому же, была предложена всего одна альтернатива: набить на компьютере методические пособия. От этой альтернативы я, за неимением компьютера, вынужден был отказаться. Увы...
– Хорошо. Мы проработаем это вопрос... в будущем году. А сейчас я вызвала тебя, чтобы поговорить о твоем безобразном поведении.
– О чем, извините?
– О сцене в троллейбусе.
– Рядом со мной стояли вы? Простите, я не узнал. Вы же знаете, наверное, у меня близорукость.
– Я стояла у передней двери. И чуть не сгорела от стыда! Я была поражена, с какой наглостью и цинизмом ты занял пустовавшее место.
– Вы сами заметили: место пустовало. И в течение примерно трех секунд никто не стремился его занять. Отсюда я и сделал вывод, что я – единственный претендент. А вы, как я помню, в актовом зале занимали понравившееся вам место еще более интересным способом: согнали третьеклассника Артема Чудинова, брата моего друга.
– Ты смешиваешь разные вещи! Одно дело – освободить место для педагога, а другое – вероломно занять место, на которое хотел сесть взрослый человек, а потом еще нагло пререкаться!
– Я-то как раз ничего не смешиваю. Только вот знаю, что Артем, вместо того чтобы смотреть концерт, где, кстати, выступал его брат, ревел в туалете, а у этих дам, я думаю, есть проблемы поважнее, чтобы им реветь из-за занятого мной места.
Колька, до этого стоявший и говоривший довольно спокойно, начал жестикулировать (в том числе и метлой), и из-под его куртки выпала книга. Колька быстро поднял ее, но Наталья Витальевна успела прочитать фамилию автора.
– Все ясно. Вот кто наш воспитатель. Понятно, почему ты ни в грош не ставишь ни взрослых, ни педагогов. С тобой, как я понимаю, разговор бесполезен. Завтра приведешь мать. А книгу этого… растлителя дай мне. Я поговорю с матерью о том, что нужно читать.
Спокойно, очень спокойно Колька сказал:
– Уважаемая Наталья Витальевна, у меня нет матери. Она умерла шесть лет назад. И вы, как директор, обязаны это знать. Я живу с отцом. А книгу я не отдам. Это моя частная собственность. До свидания. – На пороге Колька немного задержался, для того чтобы поставить метлу в угол. – Сдайте, пожалуйста, за меня.
До этого Колька был бы безмерно счастлив, если бы ему удалось уйти домой раньше. Теперь же и блок питания, и железная дорога казались чем-то неважным, малоинтересным. Ведь скрученная обида так и сидела внутри, и выплеснуть ее было не на кого. Впрочем, и хорошо, что не на кого – Колька знал это. Обида утихнет, растворится в повседневных делах, так зачем же заражать ей еще кого-то?
Колька пошел в соседний двор, сел на скамейку, открыл книгу. Но чтения опять не получилось. Потому что Колька почувствовал на себе взгляд. И точно: шагах в пяти кто-то стоял, судя по росту – мальчишка. Колька нащупал в кармане футляр для очков, не спеша открыл. Очков в футляре не было.
– Рассеянный с улицы Бассейной, – сказал он тихонько. И громче: – Слушай, подойди поближе, пожалуйста, а то ты на меня смотришь, а я тебя почти не вижу.
Мальчишка (а это действительно был мальчишка) подошел. Теперь Колька мог его разглядеть. А мальчишка был довольно интересный. В черных блестящих туфельках, отглаженных брючках (тоже черных); из-под расстегнутой ветровки выглядывал строгий черный пиджак, под которым был еще и жилет. Картину довершал галстук-бабочка, черневший на ослепительно белом воротничке. Прическа, правда, немного подкачала. Конечно, мальчишка не был лохматым, но волосы, несмотря на все старания, ровно лежать не хотели, пробор сбился, а в двух местах торчали два забавных хохолка. Взгляд же у мальчишки был немного виноватый, и в то же время напряженный: что, дескать, бывает, вырядили...
Колька понял, что мальчишка, по росту не уступавший ему, а, может, даже и немного обогнавший, скорее, младше его на год, а может, даже на два. Потому что была в лице его не стершаяся еще детская доверчивость, даже беззащитность, и что-то еще, подобрать чему название Колька не мог.
– Привет, – сказал Колька наконец.
– Привет, – ответил мальчишка. – Можно, я сяду?
– Я скамейку не покупал. Садись.
Мальчишка сел. Немного помедлив, проговорил:
– Может, лучше куда-нибудь пойдем?
– Может, – отозвался Колька. – Только почему ты решил, что я с тобой куда-то должен идти?
– Да нет, ничего ты не должен... Просто тут как-то... нехорошо.
– Ну, идем, раз такое дело.
Колька поднялся. Мальчишка – вслед за ним. С полквартала прошли молча.
– Слушай, – наконец подал голос мальчишка, – а тебе сильно страшно было, когда ты там, в троллейбусе, с тетками разговаривал?
Колька даже остановился.
– Это ты меня от троллейбуса провожал, и потом ждал, когда я из школы выйду?
– Ага.
– Только, чтоб об этом спросить?
Мальчишка слегка пожал плечами. Медленно пошел дальше. Сказал, обернувшись:
– Не хочешь – не говори.
Колька догнал его.
– Не страшно. Нисколечко. И... ради этого моего ответа ты столько ждал?
– Выходит, что так. Смешно, да?
– Да нет. Если для тебя это важно – то не смешно... Меня Коля зовут, Ковалев. Для друзей – Колька.
– Меня – Денис. Колька... ой... ты не думай... Ковалев, ты сейчас сильно занят?
– Разве я похож на занятого человека?
– Идем тогда в парк, а?
Это не парк даже, а почти лес, большим клином рассекающий город. И ходу до носа этого клина – всего квартал.
– Одет только ты не по-походному, – заметил Колька.
Денис махнул рукой:
– Ладно, теперь уж все равно... Надеюсь, ты не подумал, что я захотел покататься на каруселях... Нет, просто побродить охота. А одному... ну, нет, не скучно, конечно, но... Да нет, и не страшно. Просто... Ну, не знаю. Я дурак, да?
– Я, конечно, недостаточно с тобой знаком, чтобы дать исчерпывающий ответ на этот вопрос...
И тут Колька засмеялся. Так засмеялся, что даже остановился. Денис смотрел непонимающе. А Колька, все еще похохатывая, сказал, наконец:
– Да нет, Денис, я не над тобой. Я над собой. Просто как бы со стороны себя послушал. Очень замудренно я говорю... Знаешь, дурака – его сразу видно. Дурака бы я послал, и в лес с ним бы не пошел... Вот так.
– Значит, ты пошел со мной в лес только потому, что я не дурак?
– Ну ты и... тьфу! В общем... я тоже давно в лесу не был, почему бы не сходить? Тем более, если ты хочешь. Так что хватит стоять: идем!
После того как пересекли шоссе и вошли в лес, Денис спросил:
– Ты дорогу хорошо запоминаешь?
– Да как сказать... Наверно, не очень, – признался Колька. – Я, если тут и бываю, все по аллеям хожу. А что, боишься заблудиться? Тогда давай не будем на тропки сворачивать.
– Я не про то, – ответил Денис. – Это даже хорошо, что плохо запоминаешь. А то мы в такое место идем, тайное.
– Ты боишься, что я разболтаю? – догадался Колька. – Да мне и болтать-то почти некому. Да если б и было… Не беспокойся, в общем.
Тропинка, на которую свернул Денис, была почти незаметной. Вернее, для Кольки – совсем незаметной. Подстилка из хвои и полусгнивших шишек казалась везде одинаковой.
– А все же ты ведь не в лес собирался. В такой-то одежде, – сказал Колька.
– А, – отозвался Денис, – получать – так по полной программе.
– От кого? Ты скажи, разберемся.
Денис бросил взгляд на хрупкого Кольку. Сказал с сомнением:
– Да?.. Но тут ты не поможешь. Получать я буду дома.
– Это хуже. А хочешь, я и домой к тебе схожу? Физическое насилие запрещено Конвенцией о правах ребенка.
– Да не будет физического, – вздохнул Денис. – Будет хуже. Моральное.
– Моральное тоже, кажется, запрещено, – сказал Колька менее уверенно. – И тем более – за что? В лес человек сходил.
– Если б только это... Я концерт прогулял.
– Подумаешь… В другой раз послушаешь.
– Да не послушаешь! Я петь должен был. В хоре.
– И что, хор без тебя не справится?
– Да справится! Только одну песню придется выкинуть. Где я солировать должен.
– Ого…
– Да ты не думай… Петь я люблю. И песня хорошая. Что поделаешь, если вышло так.
– Тем более тебя спасать нужно. Знаешь, давай, я скажу, что тонул, а ты меня вытащил.
– Где тонул-то? В канализации?
– А, да… Ну тогда…
– Да ладно, – перебил Кольку Денис. – Нечего тебе связываться.
– Ну почему же? – не согласился Колька. – Это же…
– Закрыли эту тему! – резко сказал Денис.
Несколько шагов прошли молча.
– А что за песня? – прервал паузу Колька.
– Хорошая песня, – оживился Денис. – “Снова и снова”. Хочешь, спою?
– Здесь?
– А чего? Мы уже пришли почти. Ты только сядь вон там, на дерево. А я тут встану.
Денис забрался в развилку березы, выжидательно посмотрел на Кольку. Тот – делать нечего – отошел на несколько шагов, сел на поваленную сосну.
– Ну, тут вступление оркестровое должно быть, – сказал, будто оправдываясь, Денис, – да уж ладно. Обойдемся.
И запел.
Снова и снова во сне возвращаюсь в свой прежний мир…
Конечно, Колька слышал эту песню. И вправду, хорошая песня, и музыка хорошая. Но не трогала она особо Кольку. Мало ли хороших песен о любви?
Но сейчас, когда ее запел Денис…
Этот волшебный, немыслимый мир стал судьбой…
Да нет, слова те же были. Но восприятие – совсем другое. Во-первых, Денис пел только для него, для Кольки. А во-вторых… Что было во-вторых, Колька и сам не знал. Но слова о волшебном немыслимом мире запали глубоко и казались не просто метафорой (тьфу, опять литературоведческий термин!), а приобретали реальность, и даже осязаемость. Как будто ты уже – там… А не так разве? Где еще такое бывает? В лесу – только для тебя – песня?!
Снова и снова во сне возвращаюсь в свой прежний мир, –
закончил петь Денис. Не поклонился. А чуть смущенно смотрел на Кольку.
– Да… – сказал тот. – Басков отдыхает.
– Я же сказал, что люблю петь, – отозвался Денис, спрыгнув на землю. – Ладно, идем.
Прошли еще немного.
– Как ты думаешь, что там? – спросил, наконец, Денис, показав на сплетенные кусты, росшие невдалеке.
– Кусты, – сказал Колька, не долго думая.
– А в кустах что?
Колька пожал плечами:
– Наверно, то, за чем мы сюда шли.
– Ну да… Догадаться нетрудно… Ты только ничего не говори пока, ладно? А то, если ты будешь что-нибудь говорить, я не смогу тебе рассказать. Потому что это… ну… очень важно для меня. Ладно, полезли.
Раздвигая густые ветки, ребята пробрались на маленькую, примерно два на два метра, площадочку, в центре которой росла совсем крошечная, в полметра высотой, елочка. Денис присел на корточки и безжалостно отломил самую большую ветку. Не глядя на Кольку, сказал:
– Я вычитал, что это должно помочь. Понимаешь, меня мама… ну, не любит… И вообще… я ее боюсь. Я прочитал, что если посадить дерево, потом ветку этого дерева отдать другу, а тот подарит ее своей матери… И если она, ветка то есть, ей понравится… то… всё направится, в общем. Сделаешь? Это ведь не трудно. Держи ветку. Пожалуйста…
Бережно, очень бережно Колька взял ветку. Попытался взглянуть Денису в глаза.
– Я бы сделал, Денис… Но ветку отдать некому. Мама умерла. Давно.
Денис сел на землю, уткнул голову в коленки. Колька постоял немного, потом сел рядом.
– Ты ревешь что ли?.. Не реви…
Денис поднял голову. Глаза были сухими. Почти.
– Ты прости меня, ладно? Я дурак, это точно…
– Опять ты за свое… У меня над столом висит фотография, мамина. Я поставлю ветку в вазу, рядом с ней. Хорошо?
Денис кивнул.
– Тогда пойдем, Денис. Чего на земле сидеть? Нежарко сегодня.
Они выбрались из кустов. Колька держал ветку в опущенной руке.
– Ковалев, я ведь подумать даже не мог, – сказал тихо Денис. – Ты простил меня?
– Простил, конечно, – поспешил ответить Колька. – Ты ведь не обязан был знать. А вот директриса наша обязана. А то сегодня: “Я поговорю с твоей матерью…” Коз-за. Борется за справедливость. А где справедливость ее? Ей квартиру сделали, а она сыночку тех, кто сделал, – золотую медаль.
– Неправда, – сказал Денис. – Мы в старой квартире живем.
– Ну да, неправда, может. Потому что не все учителя согласились пятерки липовые поставить. Постой!.. Ты что сказал? “Мы в старой квартире живем”? Это значит…
– Значит, – сказал Денис. – Только ты не извиняйся, ладно?
– Все равно не простишь?
– Да при чем тут “не простишь”?.. Ты сильно спешишь?
– Я? Да никуда я не спешу.
– Тогда, может, проводишь меня? Ну, просто, до дома. Заходить не надо, конечно.
– Провожу. А ты где живешь?
– На Социалистической.
– Я дальше, на Комсомольской. А дом какой?
– Шестнадцатый.
– Да? А в четырнадцатом мой друг живет, Антон.
– А… Может, мне не сильно попадет сегодня. Мама вечером на курсы какие-то уезжает, в Москву. Так что некогда будет.
– Слушай, а может, тебе прийти, когда она уже уедет?
– Не… поезд поздно, в одиннадцатом часу. Она беспокоиться будет, а может, вообще не поедет.
– А тогда… может, ко мне сначала заскочим? Чтобы ветку поставить. В вазу.
– Давай.
Когда вышли к остановке, нужный троллейбус как раз стоял.
– Рванем! – предложил Колька.
Они рванули. Но двери уже захлопнулись, и троллейбус поехал.
– Ну вот, жди теперь, – огорчился Денис.
Но троллейбус вдруг затормозил, и задние двери открылись.
– Запрыгиваем, – сказал Колька.
Ребята заскочили на подножку. Колька через весь салон прошел к кабине водителя. Постучал в стекло:
– Спасибо!
Широкоплечий кавказец с огромной черной бородой, сидевший за рулем, подмигнул ему в зеркало.
Подошел Денис. Колька шепнул ему, показывая головой на водителя:
– Видел? Во – борода!
– Ага…
– Молодые люди, справочки с собой? – спросила подошедшая пожилая кондукторша в старомодной вязаной кофточке.
– С собой, – сказал Колька, доставая справку из кармана.
– А я только шестой класс окончил, у меня нету, – смутился Денис.
– Ну и бог с ней, – сказала кондукторша. – По мне – вообще бы их не было. А то – подделки одни. Лоб под два метра – а туда же, школьником притворяется. А ты откуда такой красивый, если не секрет?
Денис смутился еще больше. Колька ответил за него:
– С концерта. Поет он. И очень хорошо, между прочим.
– Это хорошо, что кто-то еще поет… И не поп-песни?
– Нет, не поп, – сказал Денис.
– Молодец, мальчик, ай, молодец, – сказала кондукторша, уходя на свое место. – Родители у такого счастливые.
Денис повернулся лицом к кабине, стал смотреть на дорогу. А Колька тихо мурлыкал себе под нос.
– Врешь, – сказал, наконец, Денис.
– Когда я врал? – не понял Колька.
– В смысле, поешь неправильно.
– А, ну и ладно. Пусть неправильно. Просто песня твоя привязалась. “Снова и снова во сне…” Тьфу! Не выходит.
– Подумаешь, – отозвался Денис. – Много у кого не выходит. Это главное что ли?
– А что главное по-твоему? – спросил Колька.
– Если б я знал…
– Ребята, что у вас за проезд? – слышался за спиной голос кондукторши.
– Справка, – послышался ответ, произнесенный тоном, выражавшим полное презрение.
– Предъявляем.
– Щас, куда спешить… На, смотри.
– Это подделка, ксерокопия.
– Херокопия, – был ответ.
– Молодой человек, дайте сюда справку.
– Руки! Не лапай. Мне эту справку выдали! В школе!
– Лучше бы совесть выдали. Я останавливаю троллейбус.
Кондукторша нажала на кнопку. Троллейбус действительно остановился.
– Выходим, молодой человек.
– Тебя щас, овца, пассажиры уроют, если будем стоять.
Пассажиры молчали.
– Выходим или оплачиваем проезд, – еще раз сказала кондукторша.
– Пошла ты…
И тут словно молния метнулась по троллейбусу. Это, сунув ветку опешившему Денису, сорвался с места Колька. Сорвался-то сорвался, но что делать – толком не знал. Ну чутьем понимал: слова таким – что дробь динозавру.
Раздумывать было некогда. Тем более, что решение подсказалось само собой. У развалившегося на сидении парня была в руках ополовиненная бутылка с пивом. Колька молниеносно выхватил ее и ударил парня по лицу. Слабо, конечно, ударил, но пиво расплескалось, залило парню толстовку и брюки. На несколько секунд он опешил, и это Кольку спасло: он успел отскочить. Но через мгновенье троллейбус наполнился ужасными ругательствами. Колька оглянулся, чтобы схватить Дениса и выскочить из троллейбуса, но Дениса не увидел. Весь проход загородила огромная фигура водителя. Водитель мягко отодвинул Кольку и двинулся к парню.
Не дожидаясь развязки, Колька взял за руку подбежавшего Дениса, и они выскочили на улицу. Юркнули в арку, пробежали через двор, заскочили в проходной подъезд, немного отдышались – и вышли с другой стороны дома.
– Ну ты даешь, – выдохнул Денис.
– А что делать-то оставалось? – пожал плечами Колька. – Ладно, теперь пешком дойдем, недалеко.
– Только ты бутылку-то выкинь.
Колька обтер горлышко, поднес бутылку к губам, глотнул. Предложил Денису:
– Будешь?
Денис слегка офигело смотрел на него. Колька сделал еще пару глотков и зашвырнул бутылку, в которой оставалось еще немного пива, в урну.
Фотография, большая, черно-белая, висела над Колькиным столом, прикрепленная к стене кнопками.
– Красивая у тебя мама, – сказал Денис.
– Ага. Сейчас я вазу принесу.
Колька сходил в другую комнату, вытащил из стоявшей в стенке вазы искусственные цветы, набрал в ванной воды. Когда он вернулся, Денис сидел уже на полу, разглядывая железную дорогу.
– Это кто сделал? – спросил он.
– Я, – отозвался Колька, ставя на стол вазу и примеряя к ней ветку. – Так нормально?
– Нормально… Мой брат офигел бы от такой…
– У тебя есть брат?
– Ага. Младший.
– И сколько ему?
– Семь.
– Приводи. Я как раз тут кое-какие усовершенствования задумал. Может, и он что дельное предложит.
– Он предложит, – подтвердил Денис. – Ну что ж, пойду сдаваться.
– Пойдем, – сказал Колька.
– А тебе-то теперь зачем?
– Ты же просил проводить.
– Ты и так уже проводил. К себе. Но если ты хочешь – я не против.
…На этот раз доехали без приключений. Да и ехать-то было – всего ничего. А дом стоял совсем рядом с остановкой.
Во дворе Колька, не забывший на этот раз взять с собой очки, заметил знакомую личность, на дереве. Личность тоже его заметила и стала спускаться вниз. Спрыгнула на землю, побежала навстречу. Колька тоже ускорил шаги, оставив Дениса немного позади.
– Привет, Тёмыч, – сказал Колька. – Не замечал раньше за тобой любовь к лазанью по деревьям.
Темыч, или Артем Чучинов, окончил третий класс. На своего старшего брата Антона он не сильно походил: был худощав и длинен – выше плеча невысокого Кольки.
Полушутливо поздоровавшись с Колькой за руку, Темыч сказал:
– У меня и сейчас любви нету. Нужда заставила. Только я не смог высоко залезть.
– Что за нужда такая?
– Да Котофеев туда забрался, снять нужно.
– Какой Котофеев?
– Да кот ихний. – Темыч показал в сторону дерева.
А у дерева уже был Денис и, присев на корточки, вел беседу с пацаненком первоклассниковского возраста.
– Ихний? – переспросил Колька.
– Ну да. Кирика и Дениса.
Колька и Темыч подошли к дереву. Кирик, кажется, недавно ревел, потому что на лице его, бывшем, кстати, чуть уменьшенной копией лица брата, темнели не успевшие еще высохнуть разводы.
– Ты умеешь по деревьям лазить? – спросил Кольку Денис. Было ясно, что сам он не умел.
– Попробуем, – ответил Колька. – Надо ведь спасать животное. – И подмигнул Кирику. Потом скинул куртку, вытащил засунутую под пояс книгу, дал ее Денису: – Подержи.
Забраться оказалось не так трудно, как казалось. До первой ветки ему помогли долезть, подталкивая снизу, Денис и Темыч, а дальше было совсем просто. Правда, вредный Котофеев не хотел сначала даваться в руки и пытался (весьма успешно) царапаться, но выше все же не полез, так как шесть лет долгой жизни прибавили его кошачьей голове кое-какой мудрости.
О том, что спускаться с дерева труднее, чем подниматься, Котофеев, надо полагать, знал. А вот Колька – нет. Может, это и не было бы так трудно, если бы одна рука не была занята весьма упитанным животным, к счастью, понявшим, что ему делают благо, и присмиревшим.
Но вот уже – нижняя ветка. Усевшись на нее, Колька вручил кота вытянувшему руки Темычу. Затем спрыгнул вниз.
Маленький Кирик гладил сидевшего на руках у Темыча Котофеева по голове, одновременно читая ему нотацию, но Котофеев слушал невнимательно.
– Как он на дереве-то оказался? – спросил Колька. – Собаки что ли загнали.
– Не, – отозвался Кирик. – Мама пришла домой, сердитая почему-то, а его нет. – Кирик кивнул на Дениса. – Пошла на кухню, а Котофеев там на столе сидит. Она закричала и ударила его. Он соскочил со стола и сразу в форточку выпрыгнул. А во дворе – на дерево.
Колька растерянно кивнул.
– Динь, а теперь пойдем домой, – беря Котофеева у Темыча, сказал Кирик, – а то совсем плохо будет.
– Ладно, Ковалев, мы пойдем, – вздохнул Денис. – Если останемся в живых, то зайдем. Держи книгу.
– Возьми почитать. Я-то второй раз читаю…
– Спасибо, – сказал Денис.
Они пошли. Не обернулись. Только хвост недовольного Котофеева выглядывал из-за спины Кирика, с периодичностью маятника болтаясь вверх-вниз.
– Не позавидуешь им, – сказал посерьезневший Темыч.
– Может, в ближайшее время что-то изменится, – непонятно отозвался Колька.
– Сомневаюсь, – пожал плечами Темыч.
– Я и не знал, что ты с ними знаком.
– Как же, в соседних домах живем.
– А Антон Дениса знает?
– По-моему, нет. Ты же знаешь, он почти не гуляет. Да и Денис тоже… А как твой блок питания?
– Думаю, сегодня к вечеру будет готов.
– Ну да! – удивился Темыч. – Покажешь?
– А чего там смотреть-то? Все равно ведь ничего не понимаешь.
– А ты что-нибудь объясняешь? – слегка ощетинился Темыч.
– Так ты ведь и не спрашиваешь. Приходи, смотри, конечно, если хочешь.
– Я приду ведь.
– Вот напугал.
Над блоком Колька просидел допоздна. Вообще-то в половине двенадцатого отец погнал его спать, но разве уснешь тут… Через полчаса он тихонечко поднялся, включил свет, подошел к столу. Часа через два работа была закончена. Но сил на испытание уже не было.
…Колька вытянулся, раскинул руки, готовясь к самому захватывающему. Еще несколько секунд… Вот, вот сейчас все произойдет! Колька чувствовал это. Потому что в сон вплелось что-то новое, пока еще не понятное. И, кажется, Колька даже стал понимать – что. Музыка. Да-да, та самая. Мощное оркестровое вступление звучало как бы с самого неба, предвещая неясную пока волшебную радость.
Но вдруг в музыку впился какой то резкий, разрушающий ее звук.
Откуда он взялся? Ведь будильник Колька отключил, решив на отработку больше не ходить. Ах, да… Звонок в дверь.
Первое, что увидел Колька – была ветка, стоявшая на столе. Денис? Выбравшись из-под одеяла, Колька прошлепал к двери. Не поглядев в глазок, распахнул ее. И слегка опешил.
– Темыч?
– Я не рано? – слегка смутился тот.
– А сколько сейчас времени?
Темыч поглядел на пластмассовые часики:
– Скоро восемь.
– Ну, значит не рано. Проходи.
Темыч скинул кроссовки и сразу прошел в Колькину комнату. Сел к столу.
– Ого, уже работает?
– Сейчас и проверим.
– Только ты объясняй, ладно?
– Ладно, – согласился Колька. – Первым делом вытащим из приемника батарейку. Она нам не нужна. Теперь присоединим к контактам крокодильчики из блока. Вот. Ставим переключатель на девять вольт. Видишь переключатель? Ставь сам. Молодец. Сейчас включим все это в сеть… Нет уж, давай я сам. Ага, не убило, вроде. Так, осталось включить приемник.
– Yes! – Темыч даже подпрыгнул на стуле. – Работает!
– “А теперь – сводка происшествий”, – говорил приемник, а Темыч смотрел на него, как на восьмое чудо света.
– Ладно, пойду помоюсь-поброюсь, – сказал Колька, – а то ты меня прямо с постели поднял.
– Ты уже бреешься? – удивился Темыч.
– Да не, это я так, у отца научился. А ты ничего не переключай!
В ванной Колька набрал в ладони холодной воды (не потому, что вел спартанский образ жизни, а просто из-за того, что летом горячей воды как всегда не было), без особой радости окунул в нее лицо. Уф! Затем выдавил на щетку зубной пасты, но сунуть в рот не успел. Потому что заскочил Темыч. И смотрел во-от такими глазищами.
– У Кирика мать… погибла!
– У какого… – не понял сначала Колька. – Наталья Витальевна?! С чего ты взял?
– П-по радио… сказали.
– Что сказали?!
– Ночью на Пролетарской улице была смертельно травмирована автомобилем женщина. У нее в сумочке нашли документы на имя Куликовой Натальи Витальевны.
– Да ну, наверно, совпадение.
– Не, так и сказали, что директор пятнадцатой школы. И соболезнования передали.
Колька сунул щетку вместе с выдавленной на нее пастой в стакан. Едва не сшибив Темыча, побежал в комнату. Из транзистора уже доносилась глупая песня: “Ты скажи, ты скажи, че те надо, че те надо…” Колька выдернул шнур из розетки. Посмотрел на фотографию:
– Как же так?
Подошел Темыч:
– И что теперь?
– Пойдем.
– Ага.
Колька быстро оделся, и они спустились во двор.
– Знаешь, – сказал Темыч, – Кирику сейчас там нечего делать. Да и Денису тоже. Их надо к нам забрать.
– Да, ты прав, – рассеянно отозвался Колька. – Подожди тут, я мигом.
И Колька побежал в подъезд. Минуты через три вернулся. С сумкой.
– Что тут?
– Железная дорога. Для Кирика.
У подъезда уже кучковались люди. Серьезные мужчины негромко переговаривались, вполголоса судачили старушки. Ребята вошли в подъезд. И сразу увидели Кирика. И Дениса. Какая-то старушка гладила Кирика по голове, приговаривая:
– Сиротинушкой теперь остался. Ну, не плачь, не плачь. Мамочка теперь на небе, ей там хорошо.
Кирик смотрел сухими глазами. Но не на старушку. Он увидел пришедших ребят. Заметил их и Денис. Взял брата за руку, шагнул навстречу. Они молча спустились по лестнице. Денис, в поношенных спортивных штанах и вчерашнем пиджаке, надетом поверх несвежей футболки, казалось, был спокоен. Только, как показалось Кольке, черты лица стали более острыми и даже жесткими.
– Мы пойдем, – сказал Темыч, беря Кирика за плечо.
– Ага. – Колька протянул Темычу сумку.
Они ушли.
Денис показал рукой на старую беседку, стоявшую в глубине двора. Ребята направились к ней. Сели на обшарпанную лавочку, спинами к дому. Денис хотел что-то сказать. Не сказал. Потому что разревелся. По-настоящему. Колька напряженно сидел рядом, потом осторожно обнял его. Денис уткнулся в Колькино плечо и… заревел еще сильнее.
Потом они пошли в лес. Так захотел Денис. Он вытер глаза Колькиным платком и больше не всхлипывал. Пришли на вчерашнее место, встали возле елочки. Постояли немного. Денис вдруг решительно шагнул вперед, нагнулся, взял елочку за стволик, хотел дернуть. Колька остановил его:
– Зачем?
– А чего она? – снова всхлипнув, отозвался Денис.
– Выкопаем потом. Посадим. В другом месте, – сказал Колька.
Денис отпустил елочку. Посмотрел на Кольку. И кивнул.
Затем пришли к Чудиновым. Антон, поздоровавшись с Колькой, без лишних вопросов подал руку и Денису.
А Темыч и Кирик, сидя на полу, гоняли паровозик по замысловатым развилкам. Увидев Кольку, Темыч поднялся и подошел к нему:
– Знаешь, что придумал Кирик? Сделать на дне паровозика молоточек, а шпалы вырезать из железок, с разным тоном звучания. И тогда можно добиться, что паровозик будет ездить, ударять молоточком по шпалам и играть какую-нибудь мелодию… Сможешь так сделать?
– Молоточек, допустим, смогу, – сказал Колька. – А вот шпалы… У меня слуха – ни на грамм.
А Темыч уже смотрел на Дениса.
– Попробуем, – сказал Денис.
У Чудиновых сидели допоздна. Негромко разговаривали, пили чай с хрустящими тостами, по-разному раскладывали рельсы железной дороги… Кирик даже иногда смеялся.
Домой Колька вернулся затемно. А если учесть, что темнеет в июне довольно поздно, то ему даже слегка попало от отца…
В эту ночь Кольке не снилось ничего. Но, как и вчера, его разбудил звонок в дверь. Или не звонок… Потому что за окном довольно громко громыхнуло. Дождь стучал по окну. Отработку бы сегодня точно отменили… Тьфу! Какая теперь отработка… Нет! Точно, звонок!
Колька побежал к двери. Щелкнул замком, распахнул.
– Денис?! Да ты весь мокрый!
– Е-ерунда, – сказал Денис, проходя в коридор. С него капало. – Колька… Она позвонила!
– Кто? Ты снимай мокрое-то, я сейчас найду тебе чего-нибудь.
Денис стал стягивать мокрую одежду, Колька развешивал ее на веревки в ванной.
– Ты не понял что ли? – сказал Денис, когда остался в одних трусах.
А Колька уже убежал в свою комнату, стал рыться в шкафу. Денис прошел за ним. Колька протянул ему одежду:
– На, надень. Должно налезть.
Денис натянул футболку и спортивный костюм. Сказал снова:
– А ты так и не понял. Мама позвонила!
Колька, что-то еще искавший в шкафу, резко обернулся.
– Откуда?
– Да балда ты! – Денис подскочил к Кольке, схватил его за плечи, закружил по комнате. – Ну не с того же света, на самом деле! А со станции, не помню с какой… – Денис отпустил Кольку, плюхнулся на диван. – Сказала, что у нее украли в поезде сумочку с деньгами и документами. Представляешь, каково моему отцу было?! А он ей: “А мы тебя хороним уже”. А она: “Поезд скоро отходит, не болтай ерунды, сообщи здесь в милицию, а то я застряну в Москве без документов!” Весело поговорили, в общем. Хорошо, что и деньги, и документы нашлись. Отец сегодня сам в Москву поедет, отдаст ей… Она еще днем позвонила, нас с Кириком искали, а мы в гостях были…
Денис подошел к окну:
– Дождь на убыль пошел. Значит, скоро еще люди придут.
– Какие люди? – вышел, наконец, из оторопи Колька.
– Как какие? Антон, Темыч, Кирик. Кто обещал железную дорогу усовершенствовать? Они на остановке остались, грозу пережидать, а я все равно рванул…
Вырезать из тонких стальных листов маленькие полоски-шпалы – занятие не из легких. Причем вырезать идеально точно, заданной ширины и длины, чтобы звучание шпалы соответствовало определенной ноте. Но впятером осилили это дело. Причем Денис на каждой шпале маркером подписал, какую ноту она издает. А вот над паровозиком Колька колдовал один, не доверяя эту работу никому.
И вот утром, уже в начале июля, Колька сидел на полу, раскладывая шпалы и то и дело пуская по рельсам паровозик, пытаясь подобрать простенькую детскую песенку про кузнечика. После долгих попыток, кажется, сложилась мелодия. Колька в это даже сам не поверил. Значит, не начисто лишен он музыкальных способностей. Теперь можно показать железную дорогу друзьям в действии!
И друзья не заставили себя ждать. Но пришли они на этот раз в несколько расширенном составе. Потому что Кирик твердо решил показать железную дорогу маме.
– Здравствуй, – сказала Наталья Витальевна. – Замучил меня сын, рассказывая про какое-то чудо техники.
– Проходите, – сказал Колька.
В комнате он пустил паровозик по рельсам. Тот старательно проиграл мелодию про кузнечика.
– Забавно, – сказала Наталья Витальевна. – Ну-ка, еще раз.
Колька снова пустил паровозик.
– Да, я не ошиблась, вот эта нота фальшивит. – Наталья Витальевна присела на корточки, показав пальцем на одну из шпал. – Ну-ка, Денис, замени.
Денис быстренько подобрал нужную шпалу, пустил паровозик еще раз.
– Вот, теперь все правильно, – сказала Наталья Витальевна. – А давай нашу любимую подберем. Получится?
Наталья Витальевна села поудобнее, на коленки, шпалы были вытащены и начали вставляться по-другому. Было видно, что за дело взялись профессионалы.
И когда паровозик побежал по рельсам, Колька замер, узнав знакомую мелодию:
Снова и снова во сне возвращаюсь в свой прежний мир…
А на другой день Колька и Денис снова пошли в лес, захватив с собой лопату и лейку. Осторожно выкопали елочку и пошли не в город, а дальше, туда где находилось старое Лесное кладбище.
Отыскали среди беспорядочно установленных оградок нужную. С фотографии, привинченной к простому железному памятнику, смотрела та самая женщина, чей портрет висел над Колькиным столом. С минуту ребята постояли молча. Затем выбрали место справа от памятника, стали копать ямку.
– Она приживется, обязательно, – сказал Денис, когда елочка была посажена и полита водой из лейки.
– Конечно, – кивнул Колька. – Динь, а спой еще ту песню, пожалуйста…
– Здесь?
– Тихонько…
И Денис, конечно, спел. Но теперь уже – не только для Кольки.
23.12.01
|
