Сайт закрывается на днях... Со дня на день...
STAND WITH
UKRAINE
21 - полное совершеннолетие... Сайт закрывается. На днях. Со дня на день.
 Добро пожаловать!  Регистрация  Автопилот  Вопросы..?  ?  
   
  НачалоАвторыПроизведенияОтзывыРазделыИтогиПоискОпросыНовостиПомощь   ? 
Вход в систему?
Имя:
Пароль:
 
Я забыл(а) пароль!
Я здесь впервые...

Сводки?
• Halbien
Общие итоги
Произведения
Авторы
 Кто крайний?
Старый Брюзга

Поиски?
Произведения - ВСЕ
Отзывы - ВСЕ
 Проза
ВСЕ в разделе
Произведения в разделе
Отзывы в разделе
 Halbien
ВСЕ от Автора
Произведения Автора
Отзывы Автора

Индексы?
• Halbien (9)
Начало
  Наблюдения (16)
По содержанию
  Лирика - всякая (6136)
  Город и Человек (391)
  В вагоне метро (26)
  Времена года (300)
  Персонажи (300)
  Общество/Политика (122)
  Мистика/Философия (648)
  Юмор/Ирония (639)
  Самобичевание (101)
  Про ёжиков (57)
  Родом из Детства (341)
  Суицид/Эвтаназия (75)
  Способы выживания (314)
  Эротика (67)
  Вкусное (38)
По форме
  Циклы стихов (141)
  Восьмистишия (263)
  Сонеты (114)
  Верлибр (162)
  Японские (176)
  Хард-рок (46)
  Песни (158)
  Переводы (170)
  Контркультура (6)
  На иных языках (25)
  Подражания/Пародии (148)
  Сказки и притчи (66)
Проза
• Проза (633)
  Миниатюры (344)
  Эссе (33)
  Пьесы/Сценарии (23)
Разное
  Публикации-ссылки (8)
  А было так... (477)
  Вокруг и около стихов (88)
  Слово редактору (11)
  Миллион значений (40)

Кто здесь??
  На сервере (GMT-0500):
  17:07:34  28 Mar 2024
1. Гости-читатели: 37

Смотрите также: 
 Авторская Сводка : Halbien
 Авторский Индекс : Halbien
 Поиск : Halbien - Произведения
 Поиск : Halbien - Отзывы
 Поиск : Раздел : Проза

Это произведение: 
 Формат для печати
 Отправить приятелю: е-почта

Рожденный в СССР
17-Aug-02 11:21
Автор: Halbien   Раздел: Проза
Сегодня умерла Мурка. Вроде, и не старая совсем была, всего 12 лет. Правда, говорят, что для кошки это нормально, но ей-то от этого не легче. Чего за 12 лет успеешь? Я вот ничего почти не успел. Это мне бабушка (у которой и жила Мурка) все время говорит, что я ничего еще в жизни не сделал. Хотя иногда мне кажется, что я много сделал. Даже очень много.
Вот, например, в пять лет я с Муркой подружился. Тогда я с родителями пришел в гости к бабушке – ну, и расшалился. Мне тогда пригрозили, что если я не закончу шалить, то меня запрут в темную комнату со страшным зверем. Думали, я испугаюсь. Фиг я испугался! У меня настроение прекрасное было, и я извертелся весь и даже чуть любимую бабушкину вазу не разбил. Тогда мама взяла меня за руку, сделала, как она думала, страшное лицо и отвела в темную комнату, сказав при этом:
– Ты нехороший и невоспитанный мальчик. Теперь сиди в комнате, пока мы домой не пойдем.
Я немного испугался. Но совсем немного. Я уже в то время знал, что никаких Баб Яг и Бабаев не бывает, а страшных зверей бабушка вряд ли будет дома держать. Да и мама – дурочка она, что ли? Я вечером на улице загуляюсь – она уже бежит искать, беспокоится. А тут сама меня на съедение зверю отдаст?
Но все равно сидеть в темной комнате одному – нет ничего хорошего. Я хотел даже придвинуть к выключателю стул и включить свет, но тут под кроватью что-то засветилось. Зелененькие огоньки такие. И на меня движутся. Вот тут-то я испугался побольше. Что это? Черт, что ли, или зомби?
Вообще я эту историю рассказывал уже, и непонятно, нафига я ее повторяю. Я написал про Мурку, когда мой одноклассник Алешка собирал статьи для газеты «Синий троллейбус». Так что, если найдете, то можете прочитать там*.
А вот в 9 лет, во 2-м классе, я разбил доску. В смысле, не деревяшку, а доску, в классе которая висит. У нас тупая доска такая была, из шершавого стекла. Когда мелом на ней писали, всегда звук такой противный раздавался, будто мышь сухарь грызет. И с мела всегда столько крошки сыпалось, что весь рукав белый был. Но я все равно любил писать на доске, когда меня вызывали. Особенно на русском. Потому что писать я умею, и почерк у меня красивый. А вот в математике я ни бум-бум. До сих пор. А во втором классе – тем более. Уравнения меня больше всего бесили. Придумали ерунду какую-то. Иксы какие-то находить... Ладно, я, вроде, про доску начал. Так вот, на перемене мы с пацанами свалку небольшую устроили. А я нарывонистый тогда был, и иногда даже в игре руки лишку распускал. Ну, и разозлил кое-кого. А народ у нас нервный, и толкнули меня хорошенько. И – прямо на доску. Я и не понял сначала ничего, думал, рука хрустнула. А тут как раз учительница зашла, и все по местам разбежались. Она доску не сразу заметила. А когда заметила – разоралась сразу. И первый вопрос: кто?! Ну и че, все, конечно: «Я – не я, корова не моя». Я тоже хотел отпереться, но меня заложили. Учительница сразу: «Отца в школу!» Ну, отец через неделю каким-то образом новую доску достал, железную, а мне всыпал хорошенько.
Постепенно, может, из-за того, что на железной доске писать не так интересно было, может, еще из-за чего-нибудь, я разлюбил ходить в школу. И иногда прогуливаю неделями. В школу приношу записки якобы от мамы, что болел, а иногда и справки. Бабуля у меня санитаркой в больнице работает, так вот, когда я помогал ей там убираться, то стянул несколько бланков с печатями. А дома тоже не знают, что я прогуливаю. Отца после случая с доской в школу с ментами не доставишь, а мама вообще сроду там не бывала. Телефона у нас нет, а домой классной в облом идти.
Конечно, я понимаю, что из-за постоянных прогулов скатился и числюсь среди худших, но мне пофиг. Я лучше в библиотеке посижу и книжку почитаю, чем на уроке торчать. А то сиди все время и жди: спросят – не спросят; а если спросят, то обзовут еще как-нибудь. И на перемене какой-нибудь тип, вроде Мальцева, начнет докапываться: «Что съешь: мыло со стола или хлеб с параши?»
Конечно, все свободное время в библиотеке не просидишь. Когда голова становится тяжелой и строчки сливаются, я иду гулять. Но не во двор к пацанам. Там нет ничего хорошего. Одни разговоры на уровне Мальцева или выяснение, сколько у меня денег и хватит ли, если скинуться, на сигареты или компьютерный клуб. Я не прочь, конечно, иногда затянуться, а вот в компьютере не смыслю ничего. Видел я, конечно, как пацаны режутся в какие-то стрелялки или ходят по лабиринтам с монстрами, но играть меня без денег не пустили, и я положил на них всех. Хорошо, что сейчас проезд бесплатный для школьников сделали, и я могу мотаться в самые дальние уголки города. Я везде побывал и самые разные места излазил. И даже любимые у меня есть. Например, остров на реке, куда старый пешеходный мост ведет. Там местечко такое классное, у самой воды. Летом сядешь – и сидишь; вода течет себе, и нет никого. А совсем рядом – мост железнодорожный через реку. Линия тут старая, без проводов, поезда редко ходят. Но я обязательно дожидаюсь. Шум поезда – он ведь особый. Не городской даже. Есть в нем что-то, чего я объяснить вам никогда не смогу. Я вот, вроде, довольно далеко от железной дороги живу, а иногда выйдешь вечером во двор, зимой особенно, когда снег городской шум приглушает, и слышен порой стук колес. Замрешь, слушаешь. И забываешь даже, что ты во дворе. А особенно здоровско слушать железную дорогу, когда небо чистое и звезды видны. Тогда мне кажется даже, что стук колес оттуда доносится.
Еще я люблю садиться в автобус и ехать почти через весь город, до конечной. Выйдешь там возле какой-то то ли котельной, то ли ТЭЦ, труба у нее еще огромная кирпичная, издалека ее видать, пройдешь вдоль забора бетонного (а за забором шипит что-то, пар идет и вода капает) – и почти сразу лес начинается. Только еще не совсем лес. Сначала там гаражи всякие попадаются, коттеджи недостроенные. А чуть подальше – вообще корпус заводской, тоже построенный только наполовину, но все равно огромный. Зайдешь туда, а там пролеты лестничные с битыми кирпичами, без перил. Поднимаешься по ним осторожно так, выше, выше. И вот – уже на крыше. Вернее, это не совсем крыша, еще этажи должны были быть, но их не достроили, и получилась это как бы крыша. Подойдешь к самому краю. Сначала жутко бывало, а потом – ничего. Сядешь, голову в коленки упрешь – и слушаешь. Вообще-то слушать-то здесь как раз совсем нечего, но в этом и прикол весь: слушать тишину – это лучший в мире кайф!
Ну вот, все началось в день, когда я в школу все же пошел. Послал нафиг всех, кто меня поприветствовал, сел за свою заднюю парту. Первым был русский, причем не просто урок, а диктант, так что я удачно пришел. Можно не бояться, что тупые правила отвечать заставят, и оценку хорошую получить. Правда, еще задание грамматическое... Но на него начихать можно.
Однако в конце урока сидящий впереди Мальцев сунул мне свою тетрадку с выполненным заданием (тоже сдул, поди, у кого-то) и велел списать. Я не врубился, откуда взялось такое благородство, но задание все же списал.
А после диктанта, вместо литературы, объявили, что концерт будет. Пришел какой-то гитарист, автор-исполнитель в смысле, и для нас песни решил попеть. Вышел такой, с бородкой светлой, в штанах помятых, и гитара такая невзрачненькая, треснутая. Не знаю, классно ли он пел, я не разбираюсь. Вроде, ничего, нормально. Но его слушали. Хотя некоторые песни были замудренные. Про путь к какому-то огню, про сплетенные черные сети, которые надо порвать, про свет истины, который виден впереди. Но были и понятные: про маленький игрушечный кораблик, который пустился в дальнее плаванье, про белого коня, приходящего на помощь. Рядом со мной взрослая девушка сидела, тоже слушала. А я и слушал, и между делом в тетрадке рисовал. Кораблик нарисовал с парусами, коня, только не белого, а синего, еще что-то, не помню точно. Смотрю, девушка в тетрадку заглядывает, спросить даже, вроде, что-то хочет. Ну, я отодвинулся подальше, больно на-до...
После концерта была обычная перемена. На ней-то я и понял, откуда благородство у Мальцева взялось. Он возник передо мной и заявил:
– Я тебе списать дал, гони чирик.
Я ему, конечно, ответил, причем так, что ответ свой здесь приводить не буду, но Мальцев почему-то не разгневался. Сказал только:
– А, ну ты же у нас нищий... Хорошо, за тобой должок.
На том и разошлись.
Когда я вернулся домой, как раз пришел на обед отец.
– Дай десять рублей, – сказал я ему.
Он посмотрел на меня удивленно:
– На что тебе?
– Ну... так... надо, – заколебался я.
– Если не можешь толком объяснить, значит, не надо. Опять, поди, на ерунду какую-нибудь. – Отец вдруг придвинул меня к себе и, глядя в глаза, сказал: – А ну, дыхни.
Я сегодня не курил и смело дунул ему в лицо.
– Хоть бы зубы почистил... – скривился отец. – Ты же знаешь, я в СССР родился, зарабатывать не научился. Это ты вот, новое поколение. Некоторые пацаны, вроде тебя, больше меня заколачивают.
– Я тоже в СССР родился, – огрызнулся я.
– Во-во, гордись теперь до пенсии, – сказал отец. – Ладно, не мешай мне обедать. Иди вон, себе тоже наложи.
На следующий день выяснилось, что за диктант я получил 5/2. Причем классная объяснила, что могла бы поставить 5/3, но так как ошибки у трех человек одинаковые, она не стала выяснять, кто у кого списывал, а всем влепила пары.
Я вздохнул облегченно: вопрос о долге снимался. Но все оказалось не так просто.
– Про долг не забыл? – подрулил на перемене Мальцев.
– За что долг-то? За пару? – удивился я.
– Работа была не на пару, – вкрадчиво объяснил Мальцев. – Кстати, долг следовало бы увеличить, если бы не ты, у меня пары бы не было, да уж ладно...
Вот так. Может, погулять недельку, а потом Мальцев забудет? Но как же, забудет он...
Единственный способ заработка, который я знал и считал приемлемым для себя, был сбор бутылок. Хорошо, что весеннее солнышко вызвало у любителей пива приличную жажду, и свеженькие бутылки попадались довольно часто. Некоторые – в урнах. И зачем люди их в урны бросают? Знают ведь, что кому-то придется их потом оттуда доставать, а это не очень-то приятно. Вот когда вырасту и тоже буду пить пиво, то всегда буду оставлять бутылки у края дороги: пусть забирают, кому надо...
Вскоре я насобирал бутылок на пятерку и пошел сдавать. Но, как назло, приемный пункт был закрыт. Можно, конечно, сдать в киоске, но там дают меньше, и я пошел домой.
А у подъезда меня окликнули. И кто бы вы думали? Та девушка, которая сидела рядом со мной на концерте.
– Постой, – сказала она. А я и так уже остановился. – А я тебя жду.
– Зачем? – позвякивая бутылками, спросил я.
– Дело в том, что я корреспондент газеты «Городской курьер», Галина Неволина, – объяснила она. – Мне показалось, что ты интересный человек и хотела бы с тобой побеседовать.
– Это в смысле взять интервью? А че я такого сделал-то? – по-настоящему удивился я.
– Моя задача – как раз выяснить это, – сказала Неволина.
– Ладно, пойдемте выяснять, если вам так хочется, – предложил я, показав на подъезд. И добавил, заметив ее нерешительность: – Не бойтесь, дома никого нет.
Но дома у меня Неволина, как мне показалось, засмущалась еще больше. Уж не знаю, что ее так смутило?
– Вы не стойте, садитесь, – сказал я. – Вот, на кровать. Или на стул, если на кровать не хотите. Только осторожно, он развалиться может, мамина знакомая с него один раз уже падала. Знаете, веселая история была.
Неволина осторожно опустилась на стул. Я же с ногами забрался на кровать.
– Можно, я включу? – Корреспондентка достала из сумочки диктофон.
– Валяйте, – разрешил я.
Она щелкнула кнопкой и начала:
– Как тебя зовут?
– А вы разве еще не выяснили? – ответил я. – Хотя ладно. Антон Агафонов, 1991-го гэ рэ. Не женат, не судим, в связях, порочащих его... Впрочем, это вопрос спорный... Достаточно?
– Ты любишь рисовать?
– Люблю, – сказал я. – Особенно на математике.
– И что ты рисуешь? – продолжала спрашивать Неволина.
– Ну... Что на ум придет. Самолеты, поезда, корабли... Голых женщин.
– И получается?
– Кто? Женщины? Не очень. Самолеты лучше.
– Ты, наверное, хочешь научиться рисовать лучше? Позаниматься в изостудии?
– Где позаниматься? – не понял я.
– Ну, в кружке, где учат рисовать, – объяснила Неволина.
– Заниматься? Не хочу. Сидеть, слушать, делать, что заставляют. Не хочу.
– Тогда чего же ты хочешь? – спросила она.
– Десять рублей хочу.
– Десять рублей? – смутилась Неволина. – А зачем тебе?
– Да... так. Долг отдать. Может, вы дадите? А то у отца нету.
– Я? – Неволина, кажется, покраснела даже. – На самом деле так надо?
– На самом деле, – сказал я. – Честное слово.
Неволина достала из сумочки кошелек, вытащила оттуда десятку, протянула мне. Я встал с кровати, взял деньги, вернулся обратно. Сказал запоздало:
– Спасибо.
– Ну, теперь ты счастлив? – спросила она.
– Возможно, – сказал я.
– И тебе для счастья достаточно этих десяти рублей? Но ведь жизнь – это не только материальное. Ну, отдашь ты эти десять рублей – и будешь счастлив? Если это счастье, то зачем тогда вообще жить? Надо пылать и дерзать, находить в жизни большое и хорошее.
Я зевнул и подумал, что бутылки все равно надо будет сдать: пять рублей лишними не будут. А Неволина спросила:
– Вот ты ради чего живешь?
– Я? Просто... живу, и все.
– А эта статья твоя? – Неволина достала из сумочки газету «Синий троллейбус». – Ты ее тоже просто так писал?
– Какая статья? – не сразу понял я. – А, эта, про Мурку... Это рассказ. Попросили написать – и я написал. Захотелось.
– А что нужно для того, чтобы тебе захотелось что-то сделать? – спросила Неволина.
– Не знаю, – честно сказал я. – Иногда мне хочется есть, иногда – гулять, иногда – курить.
– Ты куришь? – откровенно испугалась девушка.
– Найдите, кто сейчас не курит, – хмуро сказал я.
– Но ведь это плохо. – Корреспондентка как-то сжалась, помрачнела, ссутулилась. – А пьешь?
– Если вы из детской комнаты, то сразу надо говорить.
– Нет, я из газеты, у меня удостоверение есть, вот.
Я посмотрел издали на темно-зеленые корочки, спросил:
– А почему вы именно меня выбрали?
Неволина не ответила, потому что вдруг еще раз быстро оглядела комнату. Спросила тревожно:
– Антон, а где ты уроки делаешь?
– Уроки? Иногда на кухне, – объяснил я, – там стол есть. А если он занят, то здесь, на кровати. Встаю на пол на коленки, – я даже показал как, – кладу сюда тетрадку – и пишу.
– Но так же... Вся спина изогнута. У тебя будет сколиоз! – возмутилась Неволина.
– Что будет? Склероз? Не, у меня память хорошая пока. И вообще, мозги мне еще для чего-нибудь пригодятся. Я ведь их не травлю «Моментом» или травкой.
– Этого еще не хватало, – вздохнула корреспондентка. – Что-то не получается у нас с тобой разговора. Расскажи хотя бы, что ты любишь... Или не любишь...
– Не люблю, когда с глупыми вопросами пристают, – начал я, но Неволина выключила диктофон, поднялась со стула. Сказала сухо:
– Я, пожалуй, пойду. До свидания.
– Как хотите, – сказал я. – Давайте, я вам дверь открою, а то у нас замок заедает.
Когда Неволина ушла, я все же сходил в киоск и сдал бутылки. Бог с ней, с мелочью.
А на следующий день я вновь стал подумывать о том, стоит ли отдавать деньги Мальцеву. Даже прокручивал в голове разные способы, как потратить доставшуюся от Неволиной десятку. Но потом плюнул. Черту ли в ней проку, в этой десятке?
Но когда я сунул деньги Мальцеву, то пожалел о своей честности. Потому что Мальцев вместо благодарности прочитал стишок:

Посмотрите, вот Антоша,
Вы не бойтесь, он хороший.
У него, как у мулата,
Восемь дочек неженатых.

– Долго сочинял? – спросил я. И хмуро продекламировал:

Посмотрите, это Мальцев,
У него большие пальцы.
А еще, как у циклопа,
Отросла большая...

Ну, вы поняли что. Надо признаться, что стишок я сочинил заранее. Но Мальцеву было все равно, заранее я сочинил или только что. Он схватил меня за руку, заломил ее за спину:
– А ну, извиняйся!
Как же... Этого-то от меня никто никогда не дожидался, а уж Мальцев – тем более. Вместо извинения я лягнул его пяткой куда надо... Он, конечно, взвыл, руку выпустил. Я не стал дожидаться, когда он опомнится, рванул... Причем бежать надо было подальше. В смысле, вообще из школы. С уроками – черт с ними, не привыкать. Я скрылся в подъезде одного из близлежащих домов. Постоял немного, отдышался. Потом осторожно выглянул, убедился, что погони нет. И только сейчас сообразил что строчка про «восемь дочек неженатых» неправильная. От этого настроение у меня поднялось, и я пошел шляться по го-роду. В кармане позвякивала мелочь, оставшаяся от сбора бутылок, и поэтому обида на Мальцева вскоре совсем рассеялась.
Так, позвякивая денежками в кармане, я дошел до троллейбусной остановки. А на ней – киоск продуктовый. Конечно, мне захотелось чего-нибудь купить. Сколько денег-то там у меня, а? Я захотел пересчитать мелочь, но... оставил руку в кармане. Потому что рядом ошивался подозрительного вида пацан моего возраста, ну, или чуть-чуть постарше, сразу не поймешь. Был он в серой болоньевой куртке (на рукаве клок материи был оторван и болтался, как язык у собаки) и чересчур яркой для него красной бейсболке. Однако лицо и руки были довольно чистыми. Но поведение пацана меня насторожило. Он явно что-то высматривал. Но, как выяснилось, не меня.
Мальчишка подошел к женщине, только что купившей что-то в киоске. Я не слышал толком, что он говорит: что-то про операцию, про то, что нет денег и про то, что осталось чего-то меньше года. Женщина отмахнулась и поспешила к подошедшему троллейбусу.
И тут до меня дошло!
Жить! Ему! Осталось! Меньше года! Если он не насобирает денег на операцию!
Я подскочил к мальчишке, выгреб из кармана все деньги. А пацан уже обороняться приготовился, сжал кулаки. Я схватил его за руку, разжал ему кулак и высыпал в ладошку свою мелочь.
Все это заняло несколько секунд – и я пулей заскочил в собравшийся отходить от остановки троллейбус.
Из окошка я видел, как мальчишка пересчитал деньги и ссыпал их в карман куртки.
Я ехал, а меня одолевали мысли всякие. Точнее, невеселые. Потому что чем больше я думал, тем лучше понимал, что пацану этому – хана. Сколько надо на операцию? Дофигища и больше. А сколько он так насобирает? Ни хрена он не насобирает. Было б что-нибудь у меня дома – я бы продал, и все. Но ведь ничего нет... Самая ценная вещь – черно-белый телевизор, который старше меня лет на пятнадцать. Это если только «ЗИЛ» с надписью «Золотой Урал», который приезжает к нашему ларьку и увозит бутылки на завод, угонишь, то тогда, может, наскребешь нужную сумму, и то вряд ли... А если в школе вывесить плакат типа: «Помогите мальчику!»? Но и эту мысль я отмел. Как же, там больше половины таких, как Мальцев, жди от них...
Я приехал на остров и сел дожидаться поезда. А мысли все не уходили. А что, если, к примеру, отвинтить рельс в одном месте, а потом побежать навстречу поезду и предупредить? Может, премию тогда дадут?
Но нет, рельсы я не стал разбирать. Просто дождался поезда, посидел до тех пор, когда стих вдалеке стук колес... и остался сидеть еще, потому что спешить было все равно некуда.
А вечером папаша мне всыпал. Оказывается, классная дозвонилась до его работы и настучала, что я слинял с уроков. Пришлось на другой день идти в школу.
Но к первому уроку я не пошел, потому что первым был русский, который вела эта... которая настучала. И ко второму, литературе, тоже не пошел, потому что ни фига не читал накануне.
В школу приперся я где-то к концу второго урока. Поднимаюсь по лестнице. Слышу – голос, знакомый даже, вроде. Остановился.
– Нет, этот мальчишка вставил мои стихи рядом со статейками каких-то уличных... бродяжек! С которыми он знаком! Лично!
– Но ведь это всего лишь ребенок, – успокаивал его женский голос. – И этот редактор «Синего троллейбуса» ничего не знает об авторских правах и о том, что нельзя печатать стихи без согласия автора.
Неволина! – узнал я женщину. И тут сердце у меня радостно застучало. Потому что я нашел решение! Конечно, писать в «Синем троллейбусе» про того мальчишку с остановки не было смысла, а вот если в «Городском курьере»! Я рванулся было с места, чтоб рассказать обо всем Неволиной, но остановился, потому что мужчина (а его я тоже узнал, это был тот, который пел нам, с гитарой) еще сильнее возмутился:
– Тогда какое право он имеет издавать газету, если не знает элементарных вещей!?
– Ну, не знает, – сказала Неволина. – Так надо пойти и объяснить ему. Ведь наша работа – это тяжелый труд, не всегда приятный. Я вот недавно была у ребенка, в грязной, неприбранной квартире, сидела на готовом развалиться стуле. Но это моя работа, и я вынуждена была довести беседу до конца.
Я развернулся и пошел в туалет. Хорошо, что в кармане была недокуренная сигарета...
На перемене я выпросил у Алешки последний номер «Троллейбуса». И правда, на первой странице был знакомый уже мне стишок про эти самые черные сети. И подпись под ним – Константин Неволин.
Так-так, они еще и супруги... Я сунул газету в карман и решил со всем справиться сам. Плана, правда, у меня не было никакого. Поэтому после школы я поперся на остановку. Но чем ближе я был к месту, тем меньше у меня было уверенности, что пацан будет там. Зачем ему каждый день в одном и том же месте ошиваться?
И точно: пацана не было. Но я не сильно расстроился. Человек не иголка – найдется.
Я пошел бродить по близлежащим дворам. В голове, правда, вертелась одна пакостная мыслишка о том, что вдруг он уже... того... Но, вообще-то, всерьез я эту мыслишку не воспринимал.
Надо заметить, что лица мальчишки я почти не запомнил. Вообще у меня отвратительная память на лица. Даже когда кино смотрю, все время кто есть кто путаю. Но пацана я все равно надеялся узнать.
И узнал. Потому что такую красную бейсболку нельзя не заметить. Мальчишка сидел на покореженной детской карусельке. Один. И это было хорошо.
Я решительно направился к пацану. Хотя что сказать ему – я совсем не знал. Поэтому сказал то, что обычно говорят в таких случаях:
– Привет.
Пацан посмотрел на меня. И ничего не сказал.
– Ты завтра... это... приходи сюда в это же время. Только обязательно! – выпалил я. И пошел.
Но все же обернулся. Пацан смотрел мне вслед.
– Обязательно! – еще раз сказал я и пошел, больше не оборачиваясь.
Ну вот, сам себе определил срок, теперь надо действовать быстро. Только как действовать – я не представлял. Совсем.
Нет, я вру. Не совсем. Один способ мне смутно все же вырисовывался. Но я отгонял его, как что-то совершенно не приемлемое.
Отгонял, отгонял, но все равно пришел на базар, туда, где торгуют китайцы. Народу там – тьма, и в этой толпе есть надежда, что, может быть, никто ничего не заметит.
Я пошел между рядами, стараясь выглядеть равнодушным. А сам посматривал на лотки. Рубашки, сапоги, лифчики... Все лежало рядом. Но зачем мне это? Это все – ме-лочь. Найти бы кошелек... А в нем – баксы...
Но мне не везло. Стянуть что-то – трусил, да и понимал, что бессмысленно, а кошельки не попадались.
Лоточники уже начали сворачиваться. Вечерело.
Совершенно разбитый, я пошел с базара. На сердце было пакостно. Я совсем, совсем ничего не добился. Ноги сами топали к дому. А куда еще идти?
В одном из дворов я соскочил с тротуара, услышав за спиной громкий гудок автомобиля. Ну, матюгнулся я про себя, пожелал водителю всех благ и пошел дальше. А машина затормозила у подъезда. Дверцы отворились – и вышел, нетвердо ступая, водитель. С другой стороны выбралась девушка, тоже «хорошенькая». Водитель открыл заднюю дверцу, и они вместе с девушкой принялись извлекать еще одного пассажира – вдрызг пьяного парня. Извлекли. Парень повис у них на плечах. Процессия двинулась к подъезду. И никто из ее членов не подумал о том, что дверцы у автомобиля следовало бы закрыть. А на заднем сидении спокойненько лежала барсетка.
Я больше ни о чем не думал. Только умолял, чтобы троица побыстрее справилась с кодовым замком.
Наконец, справились. Вошли в подъезд.
Оглядеться, чтоб никого не было, подскочить к машине, схватить барсетку и отбе-жать подальше – дело нескольких секунд.
Сунув добычу под куртку, я уже спокойно пошел подальше. Туда, где никого нет. На остров.
Уже почти на самом подходе к «моему» месту меня чуть кондрашка не хватила: за пазухой что-то заверещало. Ч-черт, сотовый! Я выхватил его из кармашка барсетки (нет, сбывать такую штучку – себе дороже!), размахнулся и кинул в воду, чтобы не пиликал. Прошел еще несколько шагов. Остановился, присел на корточки. Может, зря все?
Нет, оказалось, что не зря. В барсетке был кошелек. А в кошельке – деньги. И на-ши, и «зеленые», и еще какие-то, евро, что ли... Я стал считать. Сбился. Начал по новой. Потом стал переводить все в рубли. Получалось много. Очень. Даже если с курсом евро я чего-то наврал – все равно много.
Хотя сколько стоит эта треклятая операция? Да уж не дороже, чем машина, навер-ное...
С барсеткой, в которой еще что-то было (кажется, документы) я поступил так же, как с сотовым, а деньги решил пока спрятать. Зашел подальше в дебри, вырыл палкой ямку, положил кошелек, замаскировал хорошенько. До завтра точно никто не найдет...
Говорят, преступникам снятся их жертвы. А мне в эту ночь ничего не снилось. Может, просто из-за того, что умаялся я за день, а может, из-за того, что какой из меня преступник?
Зато в школе я сидел, как на иголках. Нет, хуже. Как на сковородке раскаленной. И звонок с последнего урока, который всегда-то был для меня благом, сегодня воспринял, как высший дар небес.
Конечно же – теперь прямиком на остров! Совсем не блуждая, я отыскал потайное место. Откопал кошелек. Деньги – в карман, кошелек – в реку!
Ну, все. Теперь осталось молить Бога, чтобы пацан не был дураком и пришел на назначенное место.
Бежал я быстро. А когда бежишь быстро, бдительность притупляется. Как из-под земли возник Мальцев. И не один, а с тремя парнями, мало мне знакомыми.
– Куда спешим? – схватил он меня за куртку.
Я отчаянным рывком попытался вырваться. Но хватка только усилилась.
– А должок кто будет отдавать? – вкрадчиво сказал Мальцев.
– За что должок? – прикинулся я дурачком.
– А за стишки?
– Ты тоже читал, – вступил я в безнадежный спор.
– Так я просто шутил. Так что гони червонец. Может сейчас есть? Поищем, а? – обратился он к дружкам.
Мое отчаянное сопротивление только их раззадорило. А я орал что-то уж совсем невообразимое:
– Это не мое! Отстаньте! Я должен отдать!
Когда искомое было найдено, наступила тишина. Глазищи у Мальцева, и не только у него, округлились.
Наконец, Мальцев выдавил:
– Не, парни, это не для нас. Идем.
Он сунул деньги мне в руку и толкнул в плечо:
– Гуляй!
Я пошел, понимая, что встрял крепко. Мальцев всем разболтает. А если потянется ниточка...
Теперь я был осторожнее. Но нет, «хвоста», кажется, не было. Понемногу я успокоился.
А вот пацан на месте был.
– Привет, – сказал я. – Вот, думаю, должно хватить. – И сунул пацану деньги.
– Хватить на что? – не сразу понял он. – А, на это... Должно.
– Ну, пока, – сказал я. И пошел.

Вроде, все. Сегодня, через несколько дней после этого, умерла Мурка. Я сходил на остров, похоронил...
Мальцев, конечно, на другой день после той памятной встречи подруливал, интересовался, откуда у меня богатства такие. А я уже сочинил историю о том, что один мужик попросил передать бабки другому, и пообещал мне за это чирик, но он, Мальцев, этот чирик не получит, потому как я его уже потратил.
– Ну и дурак ты, – сказал Мальцев. – Мог бы с этих денежек себе отстегнуть маленько. И мне бы досталось.
– Сам дурак, – ответил я. – Там посчитано все было.
А про себя подумал: «Может, и впрямь дурак, а?»
...Возвращаясь с острова, я нашел в почтовом ящике газету. «Городской курьер». Прикольно, мы и не подписаны ни на что.
Газета как газета. Но пару отрывков из одной статейки я все же приведу:
«А вот еще один типичный пример современного тинэйджера – двенадцатилетний Антон. Ленивая и неразвитая речь, блуждающий взгляд, уличные манеры. Интересы? Деньги, секс (уже в этом возрасте!), бессмысленное блуждание по улице. Конечно, налицо весь спектр вредных привычек: и курение, и тяга к спиртному...
Что ж, ребенка нельзя судить строго. Обстановка, в которой он живет...»
А, ладно... Вот второй отрывок:
«У одиннадцатилетнего Максима – другое занятие, которым его принуждает заниматься мать. Этот мальчик «в красной шапочке» ходит по улицам и выпрашивает у сердобольных людей мелочь, рассказывая придуманную историю о срочно необходимой ему операции.
– Все деньги отдаешь матери? – спрашиваю я его.
– Че я, дурак? – улыбается Максим. – И о себе позаботиться надо».
...Вечером отец принес котенка. Блохастого. Мы искупали его и долго сидели, выискивая оставшихся блох. Потом постелили в коробку газету (кажется, «Городской курьер») и положили туда котенка. Пусть отдыхает человек!
Котенка я назвал Максиком.

17.08.2002
------------------
* - см. рассказ "Интеллигент"
–>

Произведение: Рожденный в СССР | Отзывы: 2
Вы - Новый Автор? | Регистрация | Забыл(а) пароль
За содержание отзывов Магистрат ответственности не несёт.

Хороший рассказ...
Автор: Поляк - 24-Oct-02 06:19
Спасибо.

-> 

Хорошо читается.
Автор: lomiamer - 02-Aug-04 00:38
И есть малая толика абсурда - вполне к месту.

->