Под порогом занудно скрипел сверчок, до зубовного скрежета хотелось встать и задавить это маленькое невидимое существо, но следовало расслабиться и наконец-то насладиться ночной красотой юго-западного побережья.
Полнолуние. Луна в пике своей красоты… Повезло. За спиной, в доме ходят слуги, это и их последняя ночь. Деревня замерла. Только тетушка Ма, никогда неунывающая держательница чайного домика, снова выговаривает своему подкаблучнику-мужу. Что совершенно бессмысленно, потому что завтра он умрет вместе со всеми. Ибо два-три самурая, переодетые крестьянами, могут натворить много бед. А люди, десятилетиями служащие своему господину, не выдадут тех, кто может отомстить за него. Гораздо проще убить всех, без исключения.
Последнее стихотворение можно оставить до завтра. Строчки уже крутятся в голове, но оно должно придти по наитию, а потому надо отбросить мысли и погрузиться, наконец, в тишину. Став луной, ветром, веткой дерева, скрипучим сверчком, старейшиной деревни, идущим к порогу… Старейшиной?!
Рукоять меча неожиданно становится горячей, боль охватывает руку, заставляя разжать затекшие пальцы.
- Простите нас, Нацуо-сама, но мы вынуждены сделать это, - старый Тацуко кланяется и, призывно махнув рукой, указывает на господина. «Сделать что?» - последняя мысль в опустошенной голове, ощущение сильных, грубоватых рук. Темнота…
Старый Тацуко устал. Прожив полвека, он готов был принять смерть и не боялся ее. Если бы все это касалось только его одного – достойная, чистая смерть от самурайского меча вполне бы его устроила... Но в семье старшего сына подрастал внук, и младший сын готовился к женитьбе. В тайном погребе лежало два коку риса, хватило бы расплатиться за все, если бы не война.
Тетушка Ма не хотела умирать. Дело ее процветало. Дочери удачно вышли замуж. Старший сын учился грамоте. Умирать было совсем ни к чему. И тогда неунывающей хозяйке чайного домика пришла в голову идея…
Легкая створка двери неслышно отошла в сторону, и в комнату отдыха господина Иэясу, нового хозяина Юго-Западной провинции, вошел начальник охраны, имеющий право входить без стука в любое время дня и ночи. В шаге от невысокого деревянного помоста, где лежал Иэясу-сан, он остановился и, опустившись на правое колено, быстро проговорил:
- Прошу извинить меня, Иэясу-сама, но дело не терпит отлагательства. Нацуо-сан, так упорно сопротивлявшийся вам, в той деревне, на побережье…
- Сбежал? – Иэясу-сан лениво потянулся к подносу с едой, стоявшему рядом.
- Не совсем так, Иэясу-сама, его заставили убежать.
- Что?!
- Наш человек в его доме видел, как он был захвачен своими же крестьянами. Всем заправлял их старейшина, некий Тацуко.
- Вы, конечно, уже нашли его?
- После полудня он будет у вас, мой господин.
- Сядь рядом, Кано-сан, расскажи мне об этом. – Господин Иэясу повел рукой в сторону подушки, лежащей у помоста.
- Сегодня вечером Нацуо-сан должен был совершить харакири. Все его люди должны были быть умерщвлены.
- Женщины, дети? Тоже?
- Несомненно, господин мой. Нацуо-сана не зря называли Хитроумным. И женщина может быть самураем, и ребенку можно внушить ненависть к врагу.
- Я понимаю, Кано-сан. Я все понимаю. – Иэясу-сан подобрался и сел, на миг став похожим на обманчиво спокойного горного барса.
Тацуко втащили двое и оставили лежать на полу. Старик собрал силы и встал на колени, уперевшись ладонями и лбом в пол перед собой, как подобает.
Иэясу-сан скользнул взглядом по его грязной спине и, уставившись в пространство, заговорил:
- Я выиграл эту войну и хотел до конца насладиться победой – увидеть смерть своего врага. Ты лишил меня удовольствия. Ты умрешь. Ты напал на своего господина, и ты умрешь нечистой смертью – через повешенье.
Плечи Тацуко опустились.
- Твой старший сын… Он пойдет в услужение к моему рабу, завтра же!
Теперь Тацуко упирался в пол только лбом – руки дрожали.
- Твой младший сын… Он, кажется, собирался жениться. Его отправят на рудники, завтра же! А твой внук…
Тацуко задержал дыхание.
- Он станет мальчиком у моего начальника охраны. Кано-сан очень любит мальчиков. Не так ли, Кано-сан?
Начальник охраны утвердительно кивнул.
Тацуко распластался по полу.
- Однако, - Иэясу-сан неуловимо улыбнулся. - Ты доставил мне удовольствие, заставив напиться прокисшего сакэ этого наглеца Нацуо. Поэтому твой внук будет учеником у Кано-сана и через два года станет самураем, настоящим самураем. Кано-сан, не так ли?
Кано-сан снова кивнул.
Тацуко приподнялся на руках.
- Твой младший сын не сможет жениться… Он станет монахом с лучшими рекомендациями от моего учителя, я обещаю.
Лоб Тацуко снова вернулся на свое место.
- Твой старший сын станет одним из моих слуг, приближенных слуг.
Плечи Тацуко расслабились.
- А ты…
Старик вздрогнул.
- Ты умрешь. Но негоже деду самурая умирать повешенным. Не так ли, Кано-сан?
В ответ Кано-сан хлопнул в ладоши. В комнату вошла девушка с подушкой в руках. На подушке лежали два меча. Длинный и короткий.
- Посмотри на меня, Тацуко.
Старик поднял голову.
- С этого момента ты мой самурай. Завтра, на рассвете ты совершишь сеппуку, как и подобает самураю.
Тацуко принял мечи и, выпрямившись, удобно сел на пятки, положив оружие перед собой. Несколько секунд он оставался неподвижен, под прикрытыми веками слезились глаза. В следующее мгновение он поднялся и, шагнув вперед, опустился на одно колено, прохрипев:
- Для вас, господин мой, я умер бы дважды.
Ранним утром следующего дня кровь Тацуко-сана окрасила белые татами в багряный цвет. Кано-сан отер лезвие меча специальной тканью. В честь первого деяния меч нарекли Старейшиной и оставили лежать на подставке красного дерева, отсчитывая секунды двухлетнего ожидания.
Через неделю на северной границе с айнами без разрешения господина покончил с собой Нацуо-сан, чем еще больше опозорил себя, а, кроме того, и свой род.
А что же тетушка Ма, та самая неунывающая хозяйка чайного домика? - Спросите вы.
Тетушка Ма счастливо дожила до 76-ти лет и умерла в окружении многочисленных родственников, успев дать имя маленькому правнуку. Мальчика назвали Тацуко.
03/05/1999г.-22/12-23/12/2000г.
|
