В этом городе живёт нежность, переулками глухими заполняя пустоту – собой. Сердца. Серые глаза – серый город – серая крепость. Раскинув руки над ртутно-живой Невой. С летом. Вместе. Среди тополей и газонов – пахнет клевером и сеном. А там за толстыми стенами с надписями «Зенит-чемпион» скрывается тёплая вечность кого-то, но нет ничего для меня.
Хрупкий клён. У самой стены старинного дома, в трещинке булыжной брони бывших болот. Росток случайный, смелый. Мы часто шептались с ним. Расти, дружок! И он рос наполняя радостью взоры спешащих прохожих. Однажды срубили. Закрасили стены. Залили бетоном площадь.
Ломило вены, сводило скулы, болели виски, кровоточили губы, улыбкой сведённые. Что это? Слабость? Жалость? Хилость? Стройного тела, которое, может быть, всё же любила ты? Нет, не любила. Пыталась немного сдержать умирание сердца. Так же как я сейчас.
Быть твоим ветром, твоим отражением. Быть полотенцем на хрупких плечах. Прикасаться небрежно. Бережно. Нежно. Зажигалкой, подушкой, игрушкой, книжкой. Да книжкой, и падать из сонной руки за кровать. И лежать там веками.
Разреши умереть. Перегнувшись с балкона – внизу чудное море серого цвета. Серого – лето. Асфальт. Удивлённое чудо я. Вниз головой разглядела каждый свой шаг. Вот полетела. Упала. Испугала. Мальчишку в коляске. Собаку таксу. И немножко себя. Нет, не хочу умирать. Не боюсь – мне не страшно. Просто, а вдруг ты сейчас позвонишь, но опоздаешь. И тебе будет больно. Вдруг я нужна тебе просто затем, чтоб сказать мне «малыш». Шёпотом.
И снова скулёж и удары по темени. Острой иглой пронзает глаза. Карее стало немножечко серым.
- Девушка, вам плохо?
- Нет, что вы, я выхожу сейчас.
Не могу, не могу, не могу – Я люблю тебя, слышишь!
В этом городе белая - чёрная ночь навсегда не даёт радость - спать.
Так как детям, которым снятся спелые вишни
И как спится троллейбусу в парке под номером пять.
...лето – серого цвета. Серые камни. Серые волны. Тучи. Угрюмый я.
|
