Старый я уже, чтобы особо любопытствовать. Телевизор третий год как сломан, да и шут с ним. Все равно с мая по сентябрь на даче живу, тридцать вёрст от города. А деревенские новости не велики – кто напился, кто подрался, когда хлеб привезут. Так бы всё и шло, неторопливо и тихо, но началась перестройка всякая, то да сё. Добралась и до нашего кооператива – рядом со мной всамделишный новый русский, молодой мужик, видать, спортсмен в прошлом, три участка скупил, объединил под общим флагом и дом отгрохал, на вид страшный, без души, но огромный. Кругом забор в рост высотой, только с чердака видно, что у него там делается. Столбы новые под электричество вкопал, хотел поначалу с нас, с каждого, денег собрать, а потом плюнул и сам всё оплатил. У него две машины, но он всё больше на красной ездит, вторая, видать, на всякий случай, вот ведь чёрт. Огороды все снёс, газон раскинул, насколько мне с чердака понятно – баню строит. Ну что, пусть строит, дело хорошее.
Утром на речке сижу с удочкой, днём поспать хорошо, вечером радио слушаю. Приёмник у меня марки «Беларусь», не новый, ламповый, но вы не смейтесь – звук у него глубже и красивее, чем у нынешних стереосистем, по крайней мере тех, которые я слышал в магазине. Хороший аппарат, ручки настройки большие, белые. И вот кручу я их как-то в субботу в поисках интересненького и вдруг слышу - необычно как-то говорят. Саня какой-то что-то ищет, а ему кто-то подсказывает. Вроде как телефонный разговор. И адрес говорят, Садовая 7. Я даже вздрогнул от неожиданности. Мой-то адрес - Садовая 5, а седьмой дом как раз соседа, этого, нового русского. Поднялся я на чердак и вижу – ходит мой сосед по двору с мобильным телефоном, тогда еще они большие были, в одной руке подставку тащит, другой рукой трубку держит и орет в неё, так, что даже у меня слышно: «Саня, Саня, ну ты чё там ваще!» Через пару минут подъехала к нему машина зарубежной модели, в гости, как я понял, этот самый Саня прибыл. Случайность, думаю, но приемник оставил на той же волне включенным. Через какое-то время слышу – опять разговор, некого Константина вызывают, возьми, говорят, трёх телок, водки и быстро приезжай - Санек уже тут, а водки уже нет.
С того дня жизнь моя изменилась. «Беларусь» свою я на чердак перенёс, у меня там чисто, никакой пыли. Туда же кресло затащил, чайник наладил на электрической плитке. Для комплекта еще бинокль театральный. По выходным – сосед на даче, сплошные разговоры. Много я узнал про новую жизнь, в газетах такое не пишут. И как машины из-за бугра гоняют, и как деньги мимо кассы обналичивают, и вообще, сколько денег в чемоданах по улицам таскают – другому за всю жизнь и сотой доли не заработать. Ну и нравы, конечно. Девки голые у соседа по газонам бегают, смешно, понимаешь.
Сосед переговоры по телефону аккуратно ведёт, всё намёками, но я постепенно привык и начал уже понимать многое. Коллег его или подельников, как их там лучше, изучил. Иной раз приемник барахлит, или гроза где пройдет – давай ручки крутить, гетеродины настраивать, вижу, сосед в трубку чего-то орёт, а я ни причем. Вспотею весь, чуть не плачу, кулаком по крышке стучу – прямо наркоманом заделался на старости лет.
А как-то пошли они в лес, по грибы. Надоели, видать, девки. Ну и заблудились, особенно Санек этот, у него особо плохо с ориентацией, я давно понял. Но при каждом - мобильный телефон. Как пошли разговоры – я от смеха чуть с чердака не свалился. Сосед, значит, спрашивает: «Саня, ты где?». А тот ему в ответ матом кроет, в том смысле, что, значит, не совсем я понимаю, где в данный момент нахожусь. Ему тут же советы штампуют: «Найди где у ёлки мох гуще! Туда и иди! – Ты чего меня, в мох посылаешь? – Нет, на север! А облака над тобой какой формы? У нас тут облако, типа, верблюд, Саня, брат, ты на него и иди!». Грибники тоже мне нашлись.
Но это всё по выходным, а на неделе, когда сосед чаще в городе, меня терзали мысли всякие. Ведь неправедную жизнь, сосед, ведет. Криминальный он элемент, как пить дать, криминальный. А вот я по телефону подслушаю о чем-то серьезном? Что тогда? В милицию бежать? А вдруг у него там лапа мохнатая, меня же и сдадут. Это надо только к Николаю ехать, знакомцу моему давнему, в город. А заберут соседа, что я буду по выходным делать-то? Интересно же узнать, отдал им Плешивый точку, в конце концов, и отпустят до конца недели Валька, как адвокат обещал?
Когда дождь сильный, у меня всегда давление повышается и голова болит. И тут, как назло, в самое воскресенье... У соседа гости, звонят напропалую, приёмник сбился, хрипит чего-то, я пытаюсь и с собой справится, и с ним, и не очень-то получается. Вдруг слышу, явственно слышу, как будто говорящий в комнате: «...всякое новое повышение неминуемо приведет его к той или другой крайности. Поэтому будем смотреть на него, как на ещё не выведшуюся змею, которая, вылупившись из яйца, сделается такой же зловредной, как и весь змеиный род. Лучше умертвить гадину, пока она ещё в скорлупе».
Хрипы помешали дослушать, но голос я узнал. И всё понял. Вот оно и случилось. Теперь бы только успеть. Последняя электричка в половину одиннадцатого, проклятый дождь.
В участке было тепло, Николай налил мне стакан чая, я согрелся и рассказал, как всё было, с самого начала. Другой милиционер, тоже слушавший меня внимательно, спросил:
- А фамилию или имя удалось расслышать?
- Не уверен, - отвечаю, - но вроде прозвучало «Метелль».
Милиционеры переглянулись:
- Об этом и ориентировка была, два месяца до выборов, не до шуток.
- Не до шуток, Коля, ты прав, надо брать и колоть. Пусть твой бдительный дед заяву пишет.
Николай принёс мне бумагу и ручку и объяснил, как чего писать.
- Про приёмник только не упоминай, подсудное дело, напиши, что крики слышал из-за забора, но неоднократно, мочить, типа, пора гадину-Метелля, не дает братве жить.
- А можно мне Аладушкиным подписаться? – спросил я, - Аладушкин помер в пятницу, ему теперь один хрен.
- Стоп, - сказал Николай строго, - тогда и дату проставляй по состоянию на четверг.
- Лучше уж на пятницу – коллега Николая слышал наш разговор, - заодно и Аладушкина ему пришьем, для надежности.
В участке я дождался первого автобуса и, на всякий случай, поехал в свою коммуналку. На дачу вернулся только в среду, предварительно убедившись, что моего соседа забрали.
Я снёс «Беларусь» обратно вниз, но слушать как-то не хотелось. А вот в воскресенье скучно стало совсем, решился включить. Повертел ручки и тут – вот ведь! - тот же самый голос слышу. У меня аж ноги к полу приросли.
- Теперь Цезарь, успокойся: я убил тебя и в половину не так охотно, как себя.
Раздался стон, заиграла мрачная музыка, потом всё стихло, и женский голос произнес:
- Вы слушали заключительную часть трагедии Вильяма Шекспира «Юлий Цезарь», в переводе Каншина. Роли исполняли: Юлий Цезарь – Аристарх Рубанов, - моя старая голова закружилась и заныла, как и неделю назад, - Метелль Цимбер – Абель Каневский...
Цепляясь за перила, я поднялся на чердак и посмотрел на соседский участок. Дом, газон, баня – всё было пустым и унылым, как и моя жизнь.
Соседа я видел мельком, через четыре года. Он приезжал продавать дом. Суд приговорил его к восьми годам, но у него, видать, была мохнатая лапа, и он не отсидел и половины.
|
