 |
| Свобода людей |
|
26-Feb-03 23:03
Автор: lomiamer Раздел: Проза |
|
...В начале девяностых годов прошлого века после гражданской войны в городе не было света и не хватало хлеба. Новые правители делали на этом неплохие деньги - пока позволяла терпеливость горожан. Поэтому в городе у булочных занимали очередь с девяти вечера, а хлеб в лучшем случае привозили лишь в четыре утра.
Чтобы скоротать время, бессмысленно проводимое в очередях, и для того, чтобы согреться в промозглые зимние вечера - не морозные, к счастью, как в средней полосе России, но все-таки достаточно холодные, горожане в очередях часто рассаживались в кружки и посередине разжигали костер из каких-то досок, деревянных ящиков и прочих горящих остатков - которые всегда можно найти в любом большом городе.
Обычно люди молча сидели у костров, думая о чем-то своем, и смотрели в огонь. Время шумных пьянящих митингов прошло, и серый быт с новой силой лег на плечи обывателей. В это время город сверху походил на неправдоподобно большой лагерь какого-то кочевого народа, который зачем-то забрел в этот кромешно темный город, лишенный электричества, и разжег свои костры прямо на его улицах. Можно было видеть в этом и трагичность человеческого существования - мы всего лишь гости в своих городах, и сравнительно скоро все мы с завидным постоянством уходим неизвестно куда, а наши города - особенно тысячелетние - такие, как вот этот - почему-то остаются после нас, и даже призраки прошлого существуют в них, по всей видимости, только благодаря бурному воображению мистически настроенных писателей и болезненно-утонченных интеллектуалов...
Хотя иногда вокруг костров люди лениво переговаривались, а изредка возникали споры. Бывало так, что находилась парочка-другая говорунов, которым то ли по своей нездоровой природе был свойственен словесный понос, то ли это были просто одинокие люди, которым в течение дня не надоедали домочадцы мелкими бытовыми перебранками и слезливыми полуистериками, и разговор для них все еще сохранял первозданную прелесть человеческого общения.
Мне часто приходилось присутствовать при таких разговорах вокруг костра, время от времени перераставших в спор, но никогда - в перебранку. За многие тысячелетия общения с себе подобными на своем странном языке, для непривычного слуха очень жестком и архаичном, многие горожане сумели воспитать в себе высокую культуру общения, и забористые матюги, так разнообразно и забавно, а порой даже виртуозно неожиданные в русском говоре, здесь были совершенно неуместны и не употреблялись в разговоре обычных людей - пусть даже и с невысоким социальным статусом.
Но больше всего мне запомнился один спор - в котором, казалось бы, не могло быть сказано ничего интересного. Да и действительно - что интересного может быть в споре о важности демократии и необходимости поощрения частного предпринимательства? Это в уже кажущиеся давними советские времена те же, кто сегодня с парламентских трибун вещает о роли бизнеса и демократии в современной жизни, посылали людей за это в тюрьмы и на каторгу. Поэтому спор тянулся вяло - время от времени кто-то лениво отвечал односложными фразами на аргументы говорливого спорщика - маленького рыжего человека со странно вертлявой манерой поведения и непонятным непроизвольным подмигиванием во время разговора - странным тиком, который, впрочем, нисколько не мешал самому говорящему и его немножко визгливой манере разговора. Но по-настоящему спорить никто особенно не спешил - хотя даже сама внешность рыжего, казалось, так и провоцировала людей на спор. Можно было подумать, что всё уже давным-давно и так было слишком ясно...
И вдруг - все изменилось.
- Демократии не может быть альтернативы, - книжно тараторил вертлявый, сидя у самого костра, отчего его рыжая шевелюра, на которой играли отблески костра, казалась такой же подвижной, как и манера его речи.
- Это - самая гуманная форма правления, и она намного лучше Советской диктатуры и даже древней монархии, о которой вы мне тут говорите, - частил вертлявый, обращаясь к пожилому усталому интеллигенту с добрым лицом - приглядевшись, в нем можно было узнать известного всему городу профессора - специалиста по древним языкам, который зябко кутался в свое пальто и дул на свои пальцы, окоченевшие ещё днем во время стояния на рабочем месте в насквозь продуваемом зале Центрального Привокзального Рынка - за неимением других средств к существованию профессор продавал на рынке зелень своим согражданам, которой его снабжали деревенские родственники.
- Разве кто-нибудь может не согласиться с тем, что за редким исключением демократия - это благо для человечества? - Продолжал велеречивый оратор.
- Смотря на то, какое это исключение - неожиданно возразил тихий и необыкновенно грустный - и в то же время красивый - голос.
- Исключени-Е?! - С ухмылкой переспросил вертлявый с особым ударением на последней букве. Но ухмылка у него получилась какая-то странная - с внезапным выражением испуга на лице.
- Да. Ведь народ выбрал свободно - кого распять из двух. И свободно кричал - "Распни его!" - на Бога, не на убийцу. Народ уже сделал свой выбор - главный и навсегда... И не выбрать после этого всем вместе иного. А иначе - почему снова все похоже на "Распни его!?" И почему люди так часто выбирают себе разбойников и убийц? И кто из них чист - хоть в малом?
- Вы забыли про иуд, - глухо добавил лингвист профессор, поднявший к тому времени воротник своего тонкого пальто, - их тоже часто выбирают...
Рыжий мелко затрясся, и странное выражение - смесь страха - нет, даже ужаса - и ненависти одновременно - появилось на его лице. Можно было подумать, что странные слова, тихо выговариваемые каким-то приблудным сидельцем у костра, который был одет в нелепый старый плащ из грубого сукна без воротника и сидел во втором ряду за спинами людей, чем-то сильно задели и одновременно испугали вертлявого спорщика. Если это было бы где-нибудь в другом городе - можно было подумать, что вертлявый был убежденным атеистом - а учитывая его немалую образованность, сквозившую в разговоре - даже и преподавателем научного атеизма в каком-нибудь институте. Хотя, в этом городе это было маловероятно. Всего лишь семь веков назад сто тысяч горожан были зарублены кривыми ятаганами и сброшены в реку, протекающую через город, только за то, что не пожелали пройтись по иконе Пресвятой Божьей Матери, которую положил на мост жестокий и недалекий азиатский завоеватель, сам нашедший смерть от руки наемного убийцы несколько месяцев спустя. Может быть поэтому, а может быть, и по какой-то другой причине, горожане в глубине души всегда оставались немного верующими - несмотря на официальный советский атеизм, с детства неуклюже вдалбливаемый в головы людей бессмысленной системой. Поэтому даже профессиональные атеисты в этом городе никогда не были до конца неверующими в глубине своей наивной души...
Именно поэтому такое неприятие рыжим говоруном слов тихого собеседника показалось сидящим у костра людям неуместным. Никто не вмешался в спор, но странным образом казалось, что молчащие люди, большинство из которых сейчас в мыслях были очень далеко от спорщиков - почему-то больше склоняются к словам странного человека с усталым и грустным лицом, сутуло сидевшего за спинами людей лицом к костру, и лишь при реплике озябшего профессора посмотревшего в его направлении.
Но рыжий не угомонился. Смешно тряся головой и почему-то даже намного чаще обыкновенного подмигивая в разговоре окружающим, он визгливым фальцетом заядлого спорщика, использующего запрещенный в споре прием, проговорил на высоких тонах:
- Ну что ж, ну что ж... Если ты такой умный - то почему не богатый? - И довольно захихикал, торжествующим взглядом оглядев сидевших вокруг костра - словно приглашая всех посмеяться вместе с ним. Но - никто не смеялся...
- Иисус явился нам мудрым - но не богатым, и не в богатстве покинул он мир сей, - в раздумье сказал странный человек немножко архаичным языком - и многие сидящие у костра повернулись к нему лицом. Говорящий помедлил секунду и добавил:
- Мир сей - но не людей, - и замолчал...
- А-а-а-а, так вы из тех, кто считает, что свобода - в том числе и экономическая - не нужна для человека? - Не утихал рыжий.
- Свобода - всего лишь мера могущества, - задумчиво ответил сутулящийся сиделец, - и до конца свободен - и всемогущ - лишь Бог. И Господь всемогущий свободно взял на себя абсолютную ответственность, не представимую нами - весь груз грехов людских на все времена - и взошел на крест с ними... А вслед за Господом и воинством его - могущественнее людей лишь дьявол и его слуги. И поэтому свобода людей без Бога - свобода без ответственности - есть лишь варварство и свобода с дьяволом и слугами его - но никак не свобода людей и с людьми... Свобода людей без Бога, рано или поздно - всегда провозглашает - "Распни его!" - Сказал человек в грубом плаще и замолчал...
Рыжий вдруг покраснел и умолк - словно поперхнулся. В его глазах по-прежнему были испуг и ненависть - правда, к ним примешалась какая-то странная жалость - очевидно, жалость к самому себе.
Казалось бы, рыжий очень просто мог бы оставить в этом споре последнее слово за собой. Стоило лишь со снисходительной ухмылкой объявить Бога и дьявола лишь никогда не существующими химерами - причем даже не дословно, а просто слегка цинично и с житейской точки зрения более-менее здраво высмеяв слова возражающего. Но не стал рыжий делать этого - очевидно, были у него на это какие-то свои, лишь ему до конца ведомые причины.
И тут из-за рыжего показалось другое лицо. Странно, но этот человек незаметно сидел во втором ряду прямо за рыжим, и одет он был в очень дорогое пальто. Под пальто виднелся не менее дорогой костюм и галстук с алмазной булавкой - если булавка действительно была алмазная, на неё можно было бы весь город кормить хлебом по крайней мере неделю. И булавка была в виде креста, слегка усеченного, на первый взгляд, и измененного - так и просилось на язык зыбкое и забавное слово "стилизованный" - почти что "стерилизованный" - но не было его в архаичном языке горожан. Только лишь совершенно лишенным политкорректности архаичным словом "оскверненный" можно было его назвать в этом городе - но не были в моде сохранившие ясный смысл старинные слова среди власть предержащих в этом городе. Так что, непрост был этот сиделец, по всему видать - очень непрост. И непонятно было - что делал в нищей очереди такой странный тип - по всей видимости, при больших деньгах.
Правда, лицо у человека было необычное - очень холеное - и в то же время с какой-то напряженной темной печатью на нем - настолько неприятной, что это казалось неправдоподобным и даже немножко забавным - хотя как раз забавного здесь было очень мало.
Человек с холеным лицом пронзительно посмотрел на сидящего во втором ряду тихого спорщика - и спросил его на странном гортанном языке, на котором говорили люди в этом городе:
- Ты кто же это такой будешь, наш дорогой дружок, а?
Сказано это было внешне вежливо, но на той грани приличия и агрессивной насмешки, которую только позволял древний язык в своих церемонных выражениях.
И тут сутулый человек, на которого уже смотрели все, встал и подошел к костру. И все увидели, что не сутул он вовсе - а наоборот, высок и строен, и что лицо его не грустное и усталое - а суровое и необычайно доброе одновременно.
- Георгий я, - сказал высокий человек в странном плаще, и замолчал. Почему-то подумалось, что ему очень бы подошла кольчуга вместо нелепого грубого плаща - и кольчуга - казалось бы, уже поддетая под глухо запахнутый плащ - странным образом никому не показалась нелепой. На его лике играли отблески костра - но казалось, что это отблески уже давным-давно забытых или ещё никем не виданных отдаленных пожарищ, и каждому сидящему у костра на неуловимо малое мгновение почудился лязг металла и звук, похожий на невероятно далекое ржание коней.
Все это длилось лишь мгновение. Высокий человек постоял у костра, задумчиво глядя в огонь, и через минуту тихо отошел от огня. Скоро его силуэт растворился в мягком предрассветном тумане, который окутывал спящий тяжелым сном холодный темный город...
Через некоторое время в другую сторону от огня ушел и рыжий спорщик со своим неприятным, но сникшим спутником, на темном лице которого после полученного ответа вдруг появились презрительная брезгливость и неуверенность одновременно.
Время уже давно подошло к концу.
А люди сидели и ждали хлеба.
Над уже далеко не первый раз познавшим свободу людей древним городом медленно всходило багровое и стылое зимнее солнце...
|
|
| –> |
|
|
| Автор: Техник - 27-Feb-03 00:16 |
...местами, ну очень длинные - и получается вот такое:
...странные слова, тихо выговариваемые каким-то приблудным сидельцем у костра, который был одет в нелепый старый плащ...
- кто, собственно, был одет..?
Хорошая вещь. Действительно, на русском языке такой разговор едва ли возможен...
-> |
|
|
|
