Исповедь разведчика
Если бы я был профессиональным разведчиком, а не тем раздолбаем, которым я являюсь сейчас - я бы жил совсем иначе.
Я бы никогда не забыл того задания, которое мне дали в Центре.
Наверняка, это было очень важное задание, и все зависело бы от того, выполню я его, или нет. Конечно, я бы его выполнил. Потому что профессионал от раздолбая отличается тем, что всегда помнит и выполняет задание.
Каждый понедельник, по пути на работу, я обязательно сбрасывал бы хвосты. Это не очень сложно, если знать, как это делать. Для этого нужно в восемь пятнадцать сесть в трамвай номер 5, и в восемь двадцать семь выйти на остановке "Нойбауштрассе", что возле полицейского комиссариата. Затем перейти через трамвайные пути и сесть в другой трамвай номер 5, который в восемь двадцать восемь идет в обратном направлении. Это очень надежный метод, он меня ни разу не подводил.
Еще в самом начале я бы посчитал, совпадает ли число трамваев номер 5, едущих туда, с числом трамваев номер 5, едущих обратно. Не совпадает. Обратно едет всегда ровно на один больше. Эту информацию я сообщил бы в Центр, потому что кроме меня наверняка никто не догадался это посчитать, а ведь это очень важная информация, и Центр должен это знать. Чтобы разобраться, в чем тут дело. Я бы и сам разобрался, но ведь у меня наверняка было другое задание. Очевидно, что будь это моим заданием, Центр бы меня сразу отозвал, и наградил маленькой, но очень ценной медалью.
Но меня не отозвали, значит задание было другое. Жаль, что я его забыл.
По субботам я ходил бы на перекресток двух улиц Зорге, и, прислонившись плечом к столбу, с видом скучающего бездельника наблюдал бы за фикусами за стеклом цветочного магазина. В теплые дни их выносят наружу. На самом деле это, скорее, крокусы, чем фикусы, но мне просто нравится их так называть.
Фикус, крайний слева, если смотреть от меня, всегда один и тот же. Другие фикусы меняются, а этот всегда на своем посту. Этим он напоминает меня. Честно говоря, у него не очень здоровый вид, и возможно, именно поэтому его никто не покупает. Но, может быть, он тоже делает вид, что он не то, что он есть на самом деле. В нем есть какая-то загадка. Однажды я ее разгадаю.
Потом бы я заходил в булочную, где работает девушка с крашеными волосами и голубыми глазами. На этот раз она была бы, скажем, розовой. Мне кажется, она меняет цвет своих волос ради меня. И она всегда так тихо и робко спрашивает: "Вам как всегда?". Да, как всегда, но булочек на одну больше, чем на прошлой неделе. Я всегда беру на одну булочку больше, чем на прошлой неделе. Когда я ухожу, она долго смотрит мне вслед, сквозь витрину - в моих руках пакет с булочками, мокрые яркие машины неслышно несутся мимо, и неслышно разбрызгивают лужи, наконец загорается зеленый, и съежившись, чтобы вода не попала за воротник, я перебегаю улицу. Моя спина расплывается, тает и исчезает в струящихся ручейках дождя на витринном стекле. Она остается одна в аппетитном оранжевом запахе хлеба, таком вкусном, если находиться в нем не больше десяти минут. Иногда она даже плачет.
Мне кажется, все происходит именно так. Просто я еще ни разу не оглядывался. Ведь я разведчик, и помню про задание.
Потом я иду на Майн - я знаю там место, где сидят жрущие утки. Их восемь штук, они всегда жрут мои булочки. Я ломаю булочки на кусочки, и потихоньку бросаю их в воду. Утки подпрыгивают на месте, кидаются на куски как волки, бьют крыльями по воде, и немножко по морде друг дружке, не оставляют ни крошки, и всегда съедают все булочки, что я принес. Поэтому каждую неделю я приношу на одну булочку больше.
Отряхнув руки, я иду домой.
В моем чуланчике в прихожей, за старыми санками, лежит радиопередатчик. На самом деле он может и передавать, и получать сообщения, и должен называться радиоприемопередатчик, но я не люблю такие длинные слова. Хотя жители страны моего резидентства любят именно такие длинные слова, и мне иногда приходится добавлять в подлежащее обстоятельства места и времени, чтобы не выдать себя.
Я всегда ставлю радиопередатчик на кухонный стол, там, где его не видно из окна, и только потом разворачиваю парашютный шелк. Он, радиопередатчик, очень красив. Боковые стенки у него из потемневшего от времени дерева, которое я каждый год заново покрываю лаком, маленькой кисточкой. А передняя панель у него черная, на ней есть верньер настройки, и две лампочки - пурпурная, и изумрудная. Пурпурная мигает, когда я передаю сообщения, а изумрудная - когда принимаю.
Если крутить верньер как попало, то можно услышать в наушниках что попало.
Чаще всего говорят на незнакомых языках, порой очень древних, и давно умерших, а иногда наоборот - на языках, которых еще не придумали. Все это мешается, перебивает друг друга, и сразу после грубых слов Ермака, сказанных им ханскому баскаку, которые летали в пространстве пятьсот лет, можно услышать щебетанье марсианских поселенцев, обсуждающих технические проблемы с третьим клапаном, хотя ни их, ни третьего клапана, еще вроде как лет пятьсот не будет.
А если не крутить верньер, а просто приложить ухо к боковой деревянной стенке, то будет слышно, как изнутри по стенкам бегает много тараканчиков, которые шуршат лапками, а за ними топочет ежик с одышкой, и когда догоняет какого-нибудь тараканчика, делает ему тихий "хлобысь" тапком.
Но мой сосед Ганс говорит, что это там внутри происходит работа электрических сил. Он циник, Ганс.
Как правило, шифровка сообщения не занимает у меня больше восьми минут, потому что в последнее время все мои сообщения - практически одно и тоже. Я ставлю верньер в нужное положение, устраиваюсь поудобнее, и начинаю потихоньку отбивать точки и тире. Пурпурная лампочка при этом мигает.
Я сообщаю: "Из достоверных источников стало известно - ситуация с левым фикусом пока без изменений. Цвет - розовый. Утки сожрали десять булок. Конец связи."
Потом я сижу около получаса, пью чай с лимоном из граненого стакана с подстаканником, и жду, пока замигает изумрудная лампочка. Ведь Центр может мне что-то ответить.
Но пока он мне ни разу не ответил.
И однажды настанет день. Я буду стоять, наблюдать за фикусами, выставленными на теплое весеннее солнышко, и вдруг замечу, что левый фикус дрогнет. Потом еще раз дрогнет, начнет шататься - влево, вправо, и вдруг - откинется навзничь, взметнув корнями, повиснет не дыша, касаясь головой земли.
Теперь я знаю точно - он был фикусом-самцом. Цветут ведь только самки, а настоящие, суровые самцы никогда не цветут, всегда невзрачно выглядят, и умирают на посту, до последнего вздоха держа оборону. Хотя кто знает, о чем он мечтал холодными зимними ночами, вглядываясь в сумрак обеих улиц Зорге, пока остальные фикусы спали?
Я нашарю в кармане купюру, немного подумаю, глядя на то, как иголки печально осыпаются с остывающего тела фикуса, затем твердым шагом, наклонив голову вперед, пойду в булочную. За дверью меня встретит прежний оранжевый запах хлеба, и лысый мужик в застиранном халате, который теперь стоит за прилавком, вместо моей девчонки с голубыми волосами. Я куплю у него все булочки, какие есть, и притащу их к Майну. Вот уж рады будут утки. Они будут кидаться на булочки, и жрать их одну за одной, одну за одной. А я буду кидать все новые и новые. И наконец, после очередной булочки, наконец свершится то, что я так долго ждал - одна из уток выпучит глаза, пораженная, быть может, первой в ее жизни мыслью, но будет уже поздно – машинально она сделает последнее глотательное движение, и ТРАХ! - с треском она лопнет. Остальные утки тут же сдетонируют, ТРАХ-ТАРАРАХ!, и только перья белого цвета, как маленькие гордые парусники, поплывут вниз по реке, торопясь и обгоняя друг друга - к морю.
Я вытащу из чулана мой радиоприемопередатчик, крутану верньер в нужную позицию, и открытым текстом, без всякой шифровки, на весь эфир выдам:
"По достоверным данным, в мире счастья нет."
Потом сяду, сгорбленный, как старик, буду наблюдать за веселым переплясом изумрудного огонька, и слушать треск точек и тире.
А вот ко мне стучатся в двери. Должно быть, это из Центра. Я выполнил задание...
(Опубликовано 30-Mar-03) Отзывы: 6
Ссылка: http://kotlet.net/article.php?story=20030329221241785
Котлеты и Мухи: Начало | Автопилот: следующее!