 |
| Подснежник с запахом тоски |
|
13-Feb-04 02:12
Автор: mr.F Раздел: Проза |
|
Подснежник с запахом тоски
***
« Потанцуем?»- на столик легли две ладони. Белые, холеные, с длинными пальцами и аккуратными ногтями.
Татьяна очнулась от своих мыслей, словно проснулась. И тут же окунулась в вечерний шум кооперативного кафе. Она скользнула взглядом выше по рукавам и встретилась с его глазами.
Пьяные, чуть навыкате, нахально - самоуверенные. Темные волосы, прядями спадали на лоб, покрытый испариной. Над губой блестели капельки пота.
- Я уже ухожу. – погасив сигарету в пепельнице, сказала Татьяна.
- Мадам, Вы расстроены - констатировал незнакомец, и без приглашения плюхнулся напротив.
- Это не имеет никакого значения. - изображая вежливую улыбку, Татьяна поднялась и взяла сумочку.
Она ненавидела пьяных мужиков, которые с замаслившимися глазами, начинали заигрывать с ней. Да, и не только с ней. С кем угодно. С любой. Просто ненавидела и все!
… Когда - то, ровно десять лет назад, она была простой сельской девчонкой, которая закончила десятый класс, и готовилась к выпускному. Как хорошо дышалось! Казалось, что должно произойти, что-то прекрасное, такое важное! Весь мир был открыт. Нужно было только определиться, чего же, в самом деле, хотелось? Корова, птицы, свиньи, кролики, огород в один гектар, отработка на ферме - это все здорово, это семья… А вот кем быть? Ехать в город или остаться? Многие девчонки собирались ехать поступать. А Таня еще не решила.
Старшие братья - Коля и Сергей уже определились. Коля старше Татьяны на семь лет, успел отслужить в армии и пожить в городе. Даже жениться и развестись. Ну, не сложилось! Теперь он работал в колхозе механиком, и жил с ними. Ну, и хорошо. Потому, что, где-то глубоко в душе, Таня ревновала брата. А Сергейка собирался осенью в армию. Он помогал отцу с конями. Мать работала на ферме за корма, а так – все время по хозяйству. Хозяйство – то, большое. И Таня гордилась тем, что они - не беднота, не пьянь (хотя отец, бывало, крепко выпивал), что их уважали, что они – Каднишевские! Потомки последнего кошевого Петра Каднишевского.
И при всем при этом, она и сама была – не урод. Все при ней: и лицом удалась, и фигурой. Бедра только чуть-чуть полноваты, но, как сказала мама: « Жинка без заду, шо конь без хвоста - стыдно глядеть!»
Хлопцы засматривались, порой неуклюже пытались заигрывать, но ее это не интересовало. Хотя было приятно.
Некоторые девчонки завидовали, шушукались чего-то там, но Таня не обращала внимание. Какая ей разница! Пусть сплетничают. Все равно на выпускном красивее нее никого не будет! Она даже слегка накрасилась. Как-то по ее просьбе, Коля привез втайне от матери помаду и тушь для ресниц. И теперь она будет во всей красе!
…После торжественной части, началось веселье. Мальчишки притащили с собой эмалированный бидон мутного «первака», и пили тайком в школьном саду. Потом все отплясывали так, что деревянный пол трещал, как лед весной. Постепенно все начали разбиваться на пары и куда-то исчезать… На вечере осталось с десяток выпускников, а остальные расползлись, кто куда.
Мальчишки понапивались, и теперь с непривычки кого-то тошнило, кто-то пытался выяснить отношения за все десять лет, кто уединился с девчонками…
Девчонки тоже не отставали. Верка Капа, соседка Татьяны, сбегала домой, якобы переодеться и нацедила у отца бутылку самогона…
Собравшись впятером и озорно хихикая, они разливали в принесенный стакан мутную вонючую жидкость и с отвращением пили не оттого, что хотелось, а просто ради «преступления»…Сказать, что Татьяна не пила раньше – было бы неправдой. Пила. На свадьбах, тайком. Но – никогда в таких дозах! Она быстро опьянела, и это состояние ей не нравилось. Ее начало мутить, ей захотелось уйти домой, и упасть на постель… Было уже около полуночи, с реки потянуло прохладой, стало зябко. Татьяна поежилась, тяжело поднялась, и, покачиваясь, пошла домой…
- Тань, ты куда? Ик! – Верка попыталась ее остановить.
- М-м-м. Все! – на ходу махнула рукой Татьяна.
- Под-дожди…Щас все, ик, пойдем!-
- М-м-м-м…….- помотала головой Татьяна.
«Фу, как противно! Все…больше - никогда ! Ох, как же мне нехорошо…» Таня шла мимо освещенной луной лесопосадки и ругала себя за то, что пошла на поводу у девчонок. Те – закаленные в этих делах. А она - теленок теленком. «Ой, протрезветь бы скорей! От матери попадет …»
Она остановилась, прислонившись к молодой сосенке. Нужно было отдышаться. Впереди между темными силуэтами деревьев замигал малиновый огонек.
« О! Волки, что ли?» - Татьяна всматривалась в темноту, собирая в кучу глаза. Про волков она подумала так, машинально. Волки у них не водились. Но тревожно стало. Огонек приближался, теперь стало ясно, что шел человек. Под ногами хрустели ветки. Человек шел тяжело. Татьяне стало совсем не по себе. Из темноты вынырнула фигура ее одноклассника. Это был Юрка Бурыгин. Семнадцатилетний увалень, объект насмешек одноклассниц.
Бывало, они с девчонками доводили его до белого каления. Он злился, но молчал. Теперь он остановился в двух шагах от Татьяны, и уставился на нее осоловелым взглядом. Вид у него был - упаси, Боже! По виску стекала струйка пота, рубашка на животе расстегнулась, обнажив пупок. Он тяжело дышал, отдуваясь…
- Тань-ка?- то ли спросил, то ли узнал…
- Привет…- не найдя ничего лучшего, сказала Татьяна.
- Ты чего… тут?- оглянувшись, спросил Юрка.
- Домой иду.-
- Да-а-а…- протянул Бурыгин, оглядывая Татьяну с головы до ног.
- Чего уставился?- Татьяну это начало раздражать.
- Ты чего ? – миролюбиво спросил Юрка, вспомнив о погасшей сигарете.- идем к реке сходим. Посидим, отойдем немного. А я тебя потом провожу.-
Находиться в обществе пьяного Бурыгина не очень хотелось, будут потом судачить! Но с ним не так тревожно идти. Да и потом - это же Юрка! Что он может сделать?
- Идем - решительно сказала Татьяна.
Они прошли через посадку и, спустившись с обрыва, вышли к реке.
Тут пахло сыростью и тиной. Даже лягушки уже спали. Они сели на песок, Таня натянула платье и уткнула подбородок в колени.
- Мне холодно.- поежившись, сказала она.
Юрка молча снял пиджак и набросил его Татьяне на плечи. Однако руку с плеча не убрал.
Таня удивленно подняла на него глаза. Юрка стушевался, засуетился и вдруг, ни с того ни сего, сказал:
- Да, брось, ты Танька! Лови момент! Завтра разбежимся, все в разные стороны…Все равно с кем - то надо начинать!- последние слова он сказал с какой-то злостью. Таня попыталась высвободиться из его лап, но он начал наваливаться на нее.
- Юрка!!!- в отчаянии крикнула Татьяна. Хмель выветрился. Ей стало противно и страшно.
Бурыгин навалился на нее всем телом, от него разило потом и перегаром.
- Меня сейчас стошнит…- давясь, проговорила Татьяна.
Мокрые губы Бурыгина заткнули ей рот. Руки шарили по груди, забирались под платье, щупая бедра. Таня отчаянно сопротивлялась, но Бурыгин был здоровее и такой тяжелый! Его рука грубо залезла ей в трусики и Таня хотела закричать, что было мочи…Но, вместо этого, она вдруг всхлипнула и зарыдала от отвращения и ужаса. Больше она не сопротивлялась. Ни, когда он раздвигал ей ноги, ни, когда тыкался, пытаясь войти в нее. Ни, когда дергался на ней, всей своей кабаньей массой.
«…Больно…»- пронзила мысль. На нее напало странное оцепенение - не пошевелиться, только всхлипы….
…Как она попала домой, Татьяна не помнила. Просто шла, шла и пришла. Уже под утро. Тихо, тихо, стараясь не шуметь, она прошла к себе и села на кровать. Но мать все равно спала чутко, да и вставала она на заре, покормить птицу и идти на ферму.
- Ты где это гуляла?!- с напускной суровостью спросила мать.
Татьяна сидела растрепанная, жалкая, обхватив себя руками за плечи. Ее знобило.
Мать посмотрела на нее, и ее глаза стали зеленого цвета.
- Кто?- тихо, каким - то зловещим голосом, спросила она.
В хату зашел Коля. Он вернулся из колхоза, где всю ночь провел в мастерской.
- Что случилось? – увидев женскую половину, спросил он.
- Таня…- он двинулся к ней.
- Не тронь !!!- мать рванула наперерез. – оставь ее!-
Коля посмотрел на Татьяну, на мать и сказал:
- Ты корову-то, на ночь закрывала? Пойду посмотрю, как бы не вышла.-
Он протопал в сенях и вышел на улицу.
- Кто?- снова повторила вопрос мама.
- Юрка…Бурыгин…- и Татьяна снова начала всхлипывать.
- Не реви, слышь, не реви… доченька моя!- мать обхватила Таню и прижала к себе.
Когда Таня успокоилась, мать уложила ее, укрыла и тихо выскочила из хаты…
…Жить не хотелось. Внутри был холод. Ничего не радовало. Все чувства притупились. Таня лежала несколько дней, ничего не ела. Было мерзко, гадко, противно. Во всем винила только себя. Ведь, если бы не выпила, если бы не пошла… Но…уже не воротишь ничего. Не радовало даже то, что Коля с Сергеем избили Юрку так, что тот, говорят, обмочился.
Потихоньку она приходила в себя. «Там» уже не болело, как в начале, но сердце ныло, как прежде. Как ни скрывали родные, а слухи о происшедшем потихоньку начали ползти по селу. Все это обрастало сплетнями, и уже выходило, что Таня, чуть ли не сама «бедного Юрчика» соблазнила. А ее «выродки-братья» так зверски избили мальчишку! Да, в милицию их, в милицию! Но в милицию никто не ходил, потому, что догадывались – не чисто тут, ой, не чисто!
Таня поняла – житья ей тут не будет. Через два месяца она собрала документы и поехала в город. Поступать в медучилище. Почему медучилище? Она и сама не знала. Просто выбрала. Врач- это хорошо, это – благородно. Нужная профессия. А куда еще?
Слава Богу, ее приняли. На время учебы поселили в общежитии училища, в комнате с тремя девчонками, тоже – первокурсницами…
Началась новая жизнь.
***
«…В общем, я ему и говорю: Вы, молодой человек, не умеете вести себя с девушками. Или у вас в училище – это норма? Ха! Ты бы видела его реакцию!!!»
Светка Королева, Татьянина однокурсница, полулежала на кровати и занималась маникюром. Хотя, занималась маникюром - слишком сильно сказано. Просто подпиливала ногти. Три года они прожили бок о бок в этой комнате. Много чего пережили вместе. Светка, вертлявое смазливое существо, с темными хитрыми глазищами, и вздернутым носом. Родом из Днепропетровска, непонятно чего приехавшая сюда…..
- Свет, а чего ты у себя не поступала?- как-то раз, спросила Татьяна.
- А-а!- поморщившись, Светка махнула рукой. – Я от предков уехала. Надоело. –
Непонятно, как-то. Многое Татьяне было непонятно. Они были какие-то другие, не такие как девчонки в селе. Взрослые, что ли? Многие курили. Красились, как …непонятно кто! Многие даже… были уже не девственницы!
Потихоньку прошлое уходило все дальше и дальше. Главное - не думать об этом. События сменялись одно другим. Занятия в училище, пары, практика в больнице, успеваемость. Ужас! Головы некогда поднять. Таня училась, не отставая от них – городских. Ей хотелось доказать, что она не хуже…а в чем-то, может и лучше, добрее, что ли …
Но, Светка – это другое. Это был настоящий «шухер»! Везде успевала. И поскандалить с кем-то, и учиться, и с хлопцами встречаться. И даже…
Однажды, с Татьяной попыталась выяснить отношения Ленка Демченко (как выразилась о ней Светка: « Тоже мне - звезда китайского балета!»), претендовавшая на лидерство в их группе. Вроде бы ничего такого, Таня не обращала внимания на ее ехидные колкости, но когда та позволила назвать Татьяну «жлобихой», чаша терпения переполнилась. Таня объяснила Ленке, что не стоит так зарываться, иначе можно получить по шее. Ленка зло глянула на Таню и кивнула головой, мол, посмотрим.
В тот же день, она с двумя подружками пришла к общежитию и вызвала Татьяну на улицу.
- Не ходи, ну ее!- запротестовала Светка.
Но Таня знала, что если не пресечь сейчас, это будет постоянно. В себе Татьяна была уверена, в селе приходилось, и ведра с водой таскать и картошку, так, что сила в руках была. Другое дело – не хотелось ссоры. Это тяготило. Может, удастся просто поговорить…
Но, когда Таня вышла, стало ясно, что разговором дело не закончится.
Девчонки стояли за углом, курили и развязно переговаривались между собой.
Увидев Татьяну, Ленка двинулась к ней навстречу.
- Ну, что жлобиха, что ты там хоте….-
Она не успела договорить. Татьяна, сама от себя не ожидая, схватила ее за волосы одной рукой, другой обхватила за шею и согнула пополам.
- Ты че, дура?!! Отпусти!!!- заорала Ленка. Но Таня еще крепче прихватила ее.
Подружки поняли, что пришла пора вмешаться, но тут…
Из подъезда вылетел вихрь в лице Светки. Не разбираясь, что к чему, она подскочила к дерущимся и, срывающимся голосом, заверещала:
- Стоять, шалавы! Вы, что хотите, чтобы завтра тут были все «рецидивы Днепра»?-
Девчонки остановились, и, переглянувшись, сказали:
- Ладно, бабы, все! Пусти, ее. Ленка, мы уходим.-
…Потом, когда Светка курила, держа в трясущихся пальцах сигарету, Таня спросила ее:
- Свет, а ты что - «сидела»?-
Светка взглянула на нее и сказала:
- Да, ты, что? Просто, однажды слышала, как у нас во дворе пацан так кричал.-
Они посмотрели друг на друга и расхохотались нервным смехом…
…Зима сменялась весной, лето – осенью. Время шло, девчонки взрослели… Так незаметно и пролетели эти три года. Они уже были почти готовыми фельдшерами, стоило задуматься, что дальше? Куда распределят? Или может - в институт? Таня думала, что стоит поработать, тогда можно будет сказать точно. А Светка…
- Я выхожу замуж!- сияя, сообщила потрясающую новость Светка.
- За кого? - не поняла Татьяна.
- За него! За Витальку! Мы уже заявление в ЗАГС подали.-
- Так он же еще курсант…- все еще не понимая, сказала Татьяна.
- Ну, и что? Ему полгода осталось, и нам полгода. Как раз выпуск- и вперед ! Муж и жена. Все равно три месяца ждать . Раньше не распишут.-
Светка уже полгода встречалась с курсантом из военно-морского политического училища, и вот на тебе! Скоро она станет женой морского офицера. И поедут они куда-то…в неизвестность…
Эх, девчонки! Кто из вас думает, кидаясь в этот романтизм с головой, о тех трудностях, которые вам предстоят? Что запрут вашего суженного куда- то в Североморск или, скажем, на Землю Франца Иосифа. Где минус 45 – норма, а зима длится почти шесть месяцев. И будешь ты долгими зимними вечерами сидеть дома с детьми и, показывая портрет на стене, говорить им: «А это ваш папа!» Потому, что уйдет твой замполит в «автономку» или дальний поход на полтора года, а, вернувшись, обнаружит, что у него уже ребенок ходит! А через три-четыре месяца, обратно в море. И так – всю жизнь. А у тебя маршрут один - медсанчасть – военторг - садик - домой. И ждать…Причем - верно и преданно… Потому, что если не хочешь карьеру мужу погубить, и себе жизнь в гарнизоне испортить - на других мужиков смотреть не моги! А годы идут, и косметикой морщины уже не скроешь, а кроме детей, еще и мужского тепла хочется. Но…Родина зовет – и ты понимаешь...
…Прошел выпуск, все получили назначение. Все разъехались. Кто куда. Таня распределилась, хоть и медсестрой, зато - в клиническую больницу города. Повезло! Училась хорошо, да и мать постаралась. С кем-то договаривалась, приезжала, кому-то полкабана передала!
Светка уехала со своим мужем во Владивосток. Написала пару писем, и что-то замолчала. Брат Сергей, отслужил в армии и переехал в город. Устроился водителем грузовика в автопарке. Виделись изредка. Работы много.
Поначалу - совсем тяжко было. Приходила в общежитие и валилась с ног. Но постепенно – привыкла. За год работы в больнице стала настоящей медсестрой. Закалилась. Даже внешне изменилась. Косу обрезала. Мешала работать. Движения стали быстрыми, твердыми. Да и сама стала тверже. Вот только на душе было пусто…
…Как-то раз, обходя с температурным журналом палаты, Татьяна обратила внимание на одного больного, который появился совсем недавно. Молодой, не старше двадцати пяти, но с сединой в висках. Смуглый от загара и постоянно покашливающий.
Когда Татьяна поинтересовалась происхождением кашля, больной грустно улыбаясь, ответил:
- Ничего, сестричка! Это – афганский кашель. -
Таня с интересом взглянула на него. «Афган». То, о чем все говорили, но вполголоса. О чем читали между строк в газетах и редко-редко показывали две-три минуты по телевизору. О чем пели в песне: «...Здесь в нас стреляют, здесь, как и прежде идет война…».
Через неделю общения с больным, который оказался капитаном – вертолетчиком, Таня решила - поеду в Афганистан «контрактником».
У капитана оказался знакомый военком, он все проверил: не состояла…не была…не привлекалась…не имею…характеристика - положительная…
Военный билет ей выдали еще в училище, а теперь она была прапорщиком медицинской службы.
Никому ничего не сказав, Таня в очередной раз решила изменить свою судьбу.
…Через месяц, с волнением в груди, она ступила из самолета на бетонную полосу в Кабульском аэропорту.
***
- Не спи, Татьяна! – окрик вернул ее в действительность. Сразу все ожило, задвигалось, загрохотало … Солдаты внесли на руках в операционную обгоревшего механика-водителя. Какой противный смрад! Смесь запаха солярки, горелых тряпок и человеческой плоти.
- Восемнадцать процентов ожогов тела. Давай, Татьяна, работаем! –
Старший лейтенант Вернер - военный медик- хирург, привычным движением проверял степень ожога. Для этого у него всегда была наготове иголка от шприца. Постукивая по обгоревшим участкам, он методично задавал вопросы солдату:
- Какую боль чувствуешь - тупую или острую?-
- О-о-о-струю - простонал солдат.
- Острая - это хорошо! Значит, чувствительность не потеряна. Легко отделался! Фурацилин, бинты, противоожоговая мазь!-
Татьяна подавала ножницы, салфетки, смотрела, как Вернер, привычным движением обрезает лохмотья обгоревшей кожи…Вонь, стоны, грязные закопченные лица… И - мат вполголоса.
- Вот так, Танюша! Так, что ты с институтом решила?-
Ну, вот опять! Чего он к этому так привязался? Все время уговаривает поступать, после возвращения в Союз.
- Станешь педиатром, к примеру. Лечить детишек - это здорово!- Вернер смазывал обожженные участки мазью, и все время говорил, говорил….
Татьяна опять погрузилась в свои мысли.
Подходил к концу третий год ее контракта, оставалось еще два. Татьяна работала в отдельном медицинском батальоне, расположенном в Баграмской крепости. За эти три года, перед ней прошло столько людей! Контрактников и срочников. Солдат и офицеров.
Молодых ребят, с искалеченными телами и душами. Веселых и злых. Бесстрашных и со сломленной психикой. И все это время - ранения, ранения, ранения…Тяжелые, средние, легкие. Пулевые, осколочные, даже ножевые.
И болезни. Пыль, жара, в висках стучит… струйки пота стекают по спине, и еще эта тянущая боль в пояснице… «Господи, почему я не мужчина?!»…
…Ночь темная, хоть глаз выколи! И туча мошкары вокруг дежурного освещения. С водой проблемы. Как-то не было три недели, солдаты потихоньку начали вшиветь. Откуда-то появились бродячие собаки. Разрешили их отстреливать. Эх, с каким упоением устроили на них сафари!
Вода протухала. Дизентерия и Боткина косили всех подряд. А тут еще добавилась малярия…
Но все они хотели жить. И Татьяна – тоже. И делали это, как - то по особенному, на полную катушку. Просто могли не успеть. Любили и ненавидели. Не теряя времени на пустые разговоры и долгие ухаживания. Сколько их подкатывало к Татьяне. Но она твердо всем отказывала. Не могла. Нет, не могла…
…А весна приходит и в «Афган». И так же будоражит кровь. Пацаны с ума сходят, дурака валяют. Заскакивают в медсанбат просто побыть в женском обществе. Неуклюже пытаются шутить. Заигрывают…Кто как…
… Его привели, прыгающего на одной ноге, друзья. Пацаны из отдельной разведроты. Звали его Сашка, по прозвищу «Цыганок». Пока Вернер осматривал ногу, Сашка рассказывал:
- Ну, вот значит, тут ротный командует: «Вперед!!» Мы ка-а-ак рванем! Я сперва подумал, что споткнулся, Да больно так! А потом – ничего, и думать забыл. А когда «духи» слиняли, я чувствую - в «кроссовке» хлюпает. Глянул - а у меня весь «тапок» в крови! Вот тут мне сразу так больно и обидно стало…-
Вернер, тем временем, ощупывал ступню, предварительно обработав ее фурацилином. Между большим и средним пальцем ноги, кожа вздыбилась, образовав шарообразную выпуклость. В основании выпуклости, было черное отверстие, из которого вытекала кровь.
- А, ну, пошевели пальцами. - приказал Вернер.
- Больно! - подергиваясь, сказал Сашка
- Ладно, ничего! Поверхностное ранение. Под кожу осколок попал. Не бойсь, ампутировать не будем, хотя... тебе стоило бы другое ампутировать!- Вернер поднял голову, довольно улыбаясь.
- Кроссовок, гады испортили! Я за них 250 «афганок» отдал!- в сердцах сказал Сашка.
Ходить в кроссовках, считалось особым «шиком», да и на «боевых» удобнее, чем в ботинках…
Татьяна предварительно подготовила рану для врача, и ожидала его указаний.
- Танюша, подержи его! – скомандовал Вернер и залез в рану…
- Уу—у-ух, ты ж….!!!! – Сашка поднялся на столе.
- Держи его!!! – рявкнул Вернер.
Таня рванулась, обхватила Сашку и прижала к столу. Тот дергался, но уже как-то не так… «Удержу!» - подумала Татьяна, и вдруг, перехватив Сашкин взгляд, оторопела от такого коварства!
По причине сильной жары, женский медперсонал, обычно под халатом носил только трусики. И вот теперь, наклонившись, все Татьянины прелести оказались прямо перед Сашкиным носом! А тот дергался для вида, чтобы Таня не поменяла положения.
« Ну, мужичье! У него в теле ковыряются, а он мне под юбку норовит залезть! Ну, что с ними делать!!!».
В «кювет», звякнув, упал кусочек железа. Через две минуты, Вернер сказал, снимая перчатки: « Все! Можно перевязывать!»…
..Но весна – есть весна. И Таню он тоже не обошла стороной…
Первый раз он пришел в медсанбат с прибитым пальцем. Командир саперной роты. Звали его - старший лейтенант Полыхаев. Вот тоже - превратности военной судьбы! Столько мин «снял»- и ничего, а тут.… попал молотком по пальцу. Палец распух и почернел. Нужно было его вскрыть, выпустить кровь и, продезинфицировав - перевязать. Когда Татьяна вскрывала палец, Полыхаев дернулся, и Таня прикрикнула на него. Тот замер по стойке «смирно», но потом опомнился и удивленно поднял на нее взгляд. Татьяне стало неудобно, она стушевалась, смущенно глянула, и …утонула в его глазах …
« Господи, какие же они у него синющ-щие!»- ухнуло сердце в груди.
« Да он еще и краснеет!» - весело подумала Таня, видя как щеки у Полыхаева, постепенно становились красными. «Полыхаев полыхает…»- в голове родился каламбур.
Всего нескольких секунд хватило, чтобы понять обоим - добром это не кончится! Но их как магнитом потянуло друг к другу. Сначала - робко, неуверенно. Боясь ошибиться… Полыхаев говорил негромко, движения у него были осторожные. Никогда не лез с объятиями. Вел себя, как с миной! Все боялся нажать не туда. Он так и сказал: «Сапер ошибается один раз».
А Таня? А, что Таня?! За столько лет вдруг встретить такого мужчину и остаться равнодушной? Значит вы не женщина... И не дано вам понять, что это такое - желание выть от одиночества, когда на душе - как замерзшее окно пустого трамвая, прислонившись к которому, морозным зимним утром ты едешь на дежурство. И так хочется продышать теплом маленькое круглое пятнышко.…Но оно никак не хочет оттаивать. Вы никогда не замерзали от внутреннего холода, лежа в постели, когда сон не идет, и мысли роятся в голове, что вот, уже двадцать два (три, пять) а ты никому не нужна? И все они хотят от тебя одного! И никого не интересует, кто ты, и что у тебя на сердце лежит… Но Полыхаев был не такой как все. Как он смешно суетился, когда Таня начинала смотреть на него в упор. И красне-е-ел!
Постепенно, Полыхаев начал приходить к Татьяне, когда та сдавала дежурство. Провожал ее к жилищу, и, остановившись перед входом, начинал усиленно искать тему для продолжения разговора. Не хотелось ему отпускать ее. А пригласить к себе не решался. Тем более что жил – то не один.
В полку слухи расходяться быстро. В след им начали смотреть понимающе. Даже старшина медсанбата, прапорщик Колыбабинский, жуткий бабник, не пропускающий ни одной юбки, но службу знающий о-го-го! И тот вздыхал с сожалением.
О Колыбабинском ходили легенды. Как по части женщин, так и по части удачливости. Среди солдат и офицеров он заработал прозвище «Колыбаха» и поговорку: «Хочешь попасть в передрягу - свяжись с Колыбабинским!».
Последнее любовное похождение Колыбабинского заставило говорить о себе весь полк. Правда - вполголоса, между собой и в курилках, чтобы начальство не узнало. Но начальство знало!
...Три месяца назад, Колыбабинский завел себе новую пассию в Кабуле. Так мало того, еще и афганку! Как, каким образом – это осталось тайной покрытой мраком.
Оставляя за себя дежурного, сержанта-срочника, он, с проходящими колоннами, время от время, удирал в самоволку в Кабул. И вот месяц назад, Колыбабинский, прихватив автомат и сунув в карман гранату, сбежал в очередной раз. Но тут, как на грех, из госпиталя приехала проверка. Начальник медсанбата, дабы не посадить пятно на честь полка, соврал, что-то насчет проверки комплектации санитарных сумок, и т.п., а потом, устроив дежурному «допрос с пристрастием», выяснил истинное местонахождение прапорщика - разгильдяя. Но одному ехать в Кабул на ночь – дело гиблое. И поэтому, начмед взял с собой своего земляка- командира отдельной разведроты, человека твердого и решительного.
К утру, они доставили Колыбабинского, хмурого и изрядно помятого.
А сами, после удачно проведенной операции, выпили водки и, смеясь, вспоминали выражение лица «Колыбахи», когда ночью вломились в дом, и обнаружили прапорщика, сидящего на постели совершенно голого, с автоматом наизготовку, и …в фуражке!
Но, то, что Колыбабинскому везло - Татьяна убедилась на собственном опыте. Тогда она в первый раз испугалась по - настоящему…
...Они летели на вертолете, возвращаясь в свою часть, после получения медикаментов и перевязочного материала. Начмед отправил Татьяну и Колыбабинского, зная, что прапорщик будет всю дорогу охмурять ее, не обращая внимания на других. А на Таню можно было положиться! Загрузить большие металлические «биксы» в вертолет им помогли три молодых солдата, по предписанию направляющиеся к ним в полк. Разложившись внутри Ми-8, солдаты с любопытством поглядывали на Таню, не понимая, что тут делает эта молодая женщина, в футболке и джинсах.
Прапорщик быстро осмотрел все, пересчитал, подмигнул Татьяне и сказал: « Ну, что, Танюха? Время есть, может…», но, наткнувшись на строгий взгляд, вздохнул:
- Эх, Танюха! Не понимаешь ты всей тонкости моей измученной души! И когда ты уже в меня влюбишься?-
Потом он что-то говорил и говорил, пытаясь перекричать шум работающего двигателя. Но Татьяна не слушала его. Она смотрела на молодых солдат, сидевших напротив. Какие же они желторотые! Еще не пуганные; на все глядящие с интересом, широко открытыми глазами. Даже панамы на них сидели как-то…ну, как-то не так!
И вдруг их сильно тряхнуло… Двигатель надсадно взвыл винтами, и вертолет начал резко забирать в сторону и вниз. Вот тут Татьяну и накрыл страх! …Их сбили…Ну, надо же…Так глупо…так неожиданно…Как несправедливо – грохнуться на землю и просто разбиться! Глупо…глупо...
- Держитесь!!! – перекрывая шум винтов, заорал Колыбабинский и вцепился в первую попавшуюся ручку. Таня уперлась ногами, пригнула голову к коленям и ухватилась за прапорщика. Просто не нашла ничего другого…
…Удар оказался сильным. В салоне все полетело вверх тормашками, металлический скрежет, грохот падающих «бикс», а потом - тишина…
Вертолет лежал на земле, зарывшись носом в землю, покачивая мятыми лопастями…Поднятая пыль, постепенно оседала. Из кабины показался пилот, держась рукой за голову. Из- под съехавшего набок шлема, по лбу стекала кровь. В салоне потихоньку зашевелились.
- Все живы? – спросил летчик.
- Да, вроде…- ответил Колыбабинский, сбрасывая с себя брезентовые носилки и прочий шанцевый инструмент.
- Слышь, Танюха! Ты меня уже обнимаешь!- вдруг захохотал он.
Таня расцепила мертвую хватку и пошевелилась. Вроде все в порядке. Ничего не сломала. Только на локте зрел огромный синяк. Она помотала головой и начала лихорадочно подниматься. С солдатами тоже было все в порядке. Синяки и шишки – не в счет. Летчик с Колыбабинским выбивали заклинившую дверь. Второй пилот занимался пулеметом, снимая его в кабине. Потом он передал по радио координаты их падения и выбрался из вертолета вместе со всеми.
Они лежали между двух гор, не долетев всего полсотни километров до дома.
По горе, скрываясь за камнями, приближались маленькие темные фигурки.
- Та-а-ак…- протянул один из летчиков. - Минут через десять, они будут здесь. -
Тут пришел второй страх. Татьяна почувствовала себя маленькой и слабой. С горы, пару раз протарахтело. По обшивке разбитого вертолета щелкнули пули.
- Ага, сволочи…А, ну, Быстров, дай им в ответ. Пусть знают, что у нас тоже кое-что есть!- приказал первый летчик второму. Тот дал скупую очередь по горе.
- Вот так, Танюха. - тихо, словно прощаясь, сказал Колыбабинский. Они лежали рядом, и Татьяна хорошо видела его глаза. По ним она поняла - жить осталось недолго. Под ложечкой заныло. Обидно!
С другой стороны лежал молодой солдатик, постоянно протирающий глаза. До Татьяны доносилась мелкая нервная дробь, выбиваемая зубами. Нет, это не был страх. Он еще не понимал, всей безысходности положения. Это был адреналин.
Самое тяжелое – ожидание боя. До первого выстрела. А дальше - дальше приходила злость. До конца, до рукопашной. До драки камнями, зубами, всем, чем можно … До конца!
Но иногда помощь приходит вовремя. Их спасла пара Ми-8, вынырнувшие из-за гор. Один начал «утюжить» «эрэсами» «духов», а другой завис недалеко от потерпевших, и покачиваясь, аккуратно сел. Из открывшейся дверцы, прижимая панамы к головам, начали выскакивать солдаты из разведроты…
Дальше, все было просто… Была передряга, был счастливый конец. Они вернулись в полк и напились вечером в медсанбате вместе с девчонками, Колыбабинским и начмедом. Прапорщик обнимал медсестер и кричал пьяным голосом: « Я ж вам говорил – я везучий! Со мной не пропадешь! Держитесь за меня, бабы!»
Таня сидела, подперев голову рукой, пытаясь выглядеть не очень пьяной, и поминутно прикуривала гаснущую сигарету. Да. Курить она начала на втором году пребывания здесь. Это отвлекает…
Но в этот вечер произошло еще одно событие… В этот вечер, точнее - ночь, у них с Полыхаевым было все! Первый раз… Хотя нет. Первый раз у них вообще ничего не получилось…
Они сидели после Таниного дежурства у него. Полыхаевский сосед - хмурый зампотех батальона уехал сдавать разбитые машины. Когда Таня зашла к Полыхаеву, она подозревала, чем это должно закончиться и внутренне боялась. Говорили – курили. Просто сидели. Потом Полыхаев выключил свет… начали целоваться. Тут у нее заныло внизу живота, и Татьяну начала пробивать мелкая дрожь.
А когда он начал валить ее на кровать, Таню накрыл ужас.
- Не могу…- она уперлась Полыхаеву руками в грудь.
Полыхаев не понял, остановился, но…природа требовала свое, и он повторил попытку.
- Нет, не надо! Не могу! – Таня вырвалась из объятий и вскочила с постели, поправляя на себе платье.
- Таня…- попытался остановить ее Полыхаев.
- Нет, Витя, не сейчас… прости, мне надо… я пойду…- пробираясь к выходу, оправдывалась она.
Споткнулась о валявшийся на полу бронежилет, налетела на стол, перевернула пепельницу-блюдце. Та недовольно звякнула, рассыпав окурки…
Таня нашарила дверную ручку и выскочила в ночь.
«Почему…почему…ну, почему?»- тысяча «почему» роилось у нее в голове. Почему она так несчастна, почему это все происходит с ней, почему…да, мало ли, каких «почему»?!
Придя к себе, она стянула платье, залезла под одеяло, укрылась с головой и долго-долго лежала так, тихонько поскуливая….
…Но в этот раз все было по-другому. Водка расслабила, последствия адреналина требовали выхода, да и какая-то бесшабашная злость родилась в душе.
Она тряхнула головой, локоть сорвался со стола.
- Ой!-
- Что-то ты Танюша, опьянела. - глядя на нее, сказала Софья Михайловна, старшая фельдшер. - иди-ка, ты спать! –
- Ага…- согласно кивнула Татьяна и нетвердо поднялась из-за стола.
- Я проведу...- встрепенулся Колыбабинский.
- Отставить! – Софья Михайловна была старшим прапорщиком, а значит, выше званием. - Сиди… она сама дойдет. -
« Эх, Соня, Соня! На сколько ж ты нас старше? Сколько тебе? Тридцать два?» Но медсестры, чувствовали себя совсем девчонками по сравнению с ней. Просто она все знала… И то, что девчонки спали с офицерами, не думая о последствиях. И то, что мужики снимали стресс водкой и женщинами. И то, что… Да все знала! И, что Полыхаев звонил уже дважды в санчасть и спрашивал…Она была мудрой женщиной, строгой и справедливой.
- Иди, Танюша, он уже полчаса под санбатом топчется. - шепнула Софья Михайловна, поддерживая Татьяну за локоть.
Таня внимательно взглянула на нее и благодарно улыбнулась. Чуть-чуть, одними уголками губ.
Выйдя на воздух, она снова мотнула головой, вдохнула полной грудью, и …чуть не упала.
Хотелось запеть во весь голос, сделать что-нибудь такое…
Из темноты вынырнул Полыхаев.
- Таня…-
- А-а-а, Полыхайчик! Ты ж мой, зайчик! Ой, проведи меня. Я такая пьяная… Да, представь себе! Ну и что? Имею право…Что, не нравлюсь…такая?-
- Просто, ты мне нужна…-
- Нужна, нужна…Конечно, нужна! Идем, я тебе дам то, что тебе нужно! То, что вам всем нужно!!!- последние слова она уже выкрикивала. Она чувствовала себя почти Жанной Д’арк, Марией Стюарт, той, которая идет на эшафот за свои убеждения, веру и любовь …
- Тихо! Не шуми. Пацанам спать надо. Завтра кому-то из них на «боевые» идти. - строго оборвал ее Полыхаев.
Странное дело! Татьяна как-то обмякла, затихла и позволила провести себя домой. В таком анабиозном состоянии, она пребывала, когда он привел ее к себе, тихо уложил на постель и выключил свет…
Она позволила снять себя все, целовать… « Конечно, конечно…я не такая…Ты хороший, ты очень хороший…но…ты, ведь не знаешь, милый мой, как это убивает… когда молодая, здоровая… не урод, точно! Так, вот…когда ты понимаешь, что никому …А-а-ах!»- она почувствовала его в себе…
И тут ее прорвало! Она отдалась ему с голодной яростью, выбрасывая тонны нерастраченной страсти. Но Полыхаев, от долгого ожидания не смог дать столько, сколько ей было нужно. Но это было и не важно. Главное – она смогла…
Потом они делали это каждый раз, когда у Татьяны не было дежурств, а у Полыхаева - разминирований. Два изголодавшихся по теплу и ласке человека. Любовь? «А вы расскажите мне, что такое любовь – тогда я вам отвечу». Она не знала. Просто была с ним. Даже не зная, хочется ей за него замуж или нет? А он и не предлагал. Старательно избегал этого разговора. Боялся, что ли? А может - не хотел? Может его так устраивает? Но «так» - не устраивало Татьяну. Кто она ему? Кем ей себя считать?
А через два месяца, судьба распорядилась по-своему… В узком кругу саперов есть такая поговорка: «Мина - как женщина, измен не прощает!» А Полыхаев изменил…
Когда его принесли с оторванной ногой, кистью и тяжелым ранением в голову, Таня почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Вернер прооперировал ногу и руку, но голову – не рискнул. Головой занимался начмед. Вернер ассистировал ему. Четыре часа они боролись за жизнь Полыхаева…
- Ну? - часто затягиваясь, спросил Вернер начмеда после операции.
- Будем ждать.- хмуро ответил тот, выпуская дым через усы.
…Два дня Таня дежурила, не покидая медсанбата. Голова была тяжелой и пустой… А на третий день Полыхаев умер…
Все! В груди, что-то оборвалось. Тоскливая пустота. Ни горечи, ни слез, ни отчаяния. Пустота. Но где-то там, очень глубоко, Татьяна испытала облегчение. Наступила развязка.
«У нее мужик умер, а она…хоть бы слезинку обронила. Есть, вообще сердце или нет?!»- услышала она однажды разговор медсестер. Но Татьяне уже было все равно…
…А через восемь месяцев, Советский Союз вывел войска из Афганистана…
***
...Пустота... пустота... пустота... Конец февраля, а зимы все нет. Холодный ветер метет песок. Жухлая трава, бумажки, серое небо и …пустота. Ветер, холод, одиночество. В больной душе - зима. Вот такая же - без снега, тоскливо воющая, как эта продрогшая собачонка, жмущаяся к стене магазина. Татьяна увидела, что-то свое родное и купила ей кило колбасы. Та схватила, и, недоверчиво оглядываясь, потрусила в подворотню…
…Вернувшись в Союз, Татьяна первым делом заехала домой, к матери.
Сколько слез было! Но, прожив неделю, Таня уехала в город.
На первое время поселилась у брата в его однокомнатной квартире. Дорвалась до ванной - просидела полтора часа, а тут еще бритвенный станок брата в руки попал! Нехорошо, конечно, но…соблазн был велик. Потом, конечно вымыла его, а лезвие поменяла…
Такое облегчение! Словно всю «афганскую» пыль за четыре года с себя смыла и срезала. Потом сходила в парикмахерскую.
Как все изменилось! Открылись коммерческие магазины, кооперативные кафе. Нет, сказать, чтобы она совсем растерялась - такого не было. В отпуск-то, приезжала, видела, как все меняется. Но, одно дело- отпуск, а другое - постоянное проживание.
С продуктами стало хуже. Хотя на базаре - все, что угодно появилось. Да, только не у каждого денег хватает, чтобы на базаре скупаться.
А тут и работу надо искать, и жилье…Хотя, с работой проблем не было. Устроилась в больницу скорой помощи, на машину. Работа неблагодарная, но - какая есть. А с жильем - через военкомат, в райисполкоме, как исполнявшей интернациональный долг, обещали выделить однокомнатную квартиру.
Вроде – грех жаловаться. Но… жена брата не очень довольна была, да и сама Татьяна понимала - стесняет она их. Трое взрослых и пятилетний ребенок в однокомнатной - тесновато. Хотя, как могла – помогала.
А жизнь крутилась как прежде - дежурство - домой, спать. Только проснулась, туда-сюда, что-то помогла приготовить, с племянником повозилась – снова на дежурство. И так – изо дня в день.
Через три месяца получила ордер на десятиметровую «гостинку». Радости не было предела. Правда, на окраине, но район все равно был хороший. Река, озера недалеко. А главное – метро рядом, в центре – через полчаса.
Обставить квартиру помог врач со «скорой». Хороший мужик. Серьезный. Когда узнал, что Татьяне нужна мебель, посоветовал:
- Ты по объявлениям поищи. Сейчас много евреев уезжает. Только сначала спрашивай - сколько им до отъезда осталось. Те, что через год уезжают - не твои. У них время ждать еще есть. А вот те, кто через месяц - вот у них покупай. Им продать надо побыстрей, цены - «бросовые».-
Поискав, таким образом, с неделю, Татьяна купила себе неплохую, хоть и подержанную мебель. Теперь у нее все есть. Ну или – почти. Все оставшиеся «чеки», которые она привезла из Афганистана, продала прямо под «чековым» магазином. Дали в полтора раза. Немного отдала Сергею, остальные послала матери. Ей зачем? Она себе заработает.
И работала, работала, работала… Все одна да одна. Дома, почти не бывала. И окружающую жизнь не понимала. Прямо как в песне:
«… Не привыкнуть к «гражданке» никак - там есть друг, там есть враг.
Здесь же души людей скрыты, словно в туман…».
Что-то происходило со страной. С людьми. Оказывается, эта война была ошибкой. Ошибкой! А, ну, уважаемые, объясните это пацанам, погибшим, да искалеченным. Да матерям их. Как же все сложно. Хочется уйти, убежать, уехать. Но, куда? Кому она нужна?
И все тверже и тверже сжимались губы.
Как - то, перебирая фотографии, нашла свой выпускной альбом. Какая же она была другая! В белом переднике, с косой через плечо. Чуть припухлые губы. Открытый доверчивый взгляд…И рядом - фотография в форме. Через неделю после возвращения. Короткая стрижка, погоны прапорщика медслужбы, прямой, слегка вызывающий взгляд. Вокруг губ и возле глаз - первые морщинки.
Таня вздохнула и убрала фотографии подальше. Чтобы не расстраиваться….
Так пролетел год. Потихоньку раззнакомилась с соседями. Точнее - они с ней. Первыми пришли (якобы за спичками) Нина с Володей. Ребята- метростроевцы, Татьянины одногодки. Володя, как оказалось, тоже бывший «афганец». Когда познакомились- устроили посиделки. Хоть одна родственная душа нашлась. Сидели на кухне. Выпили и вспоминали. Володя здорово играл на гитаре и так пел! Накурили - хоть топор вешай. Но, ничего. Такое не каждый день бывает. А Нина все пыталась выяснить - почему Татьяна одна. Таня взглянула на нее и как отрезала: «Так получилось». Нина не обиделась, а увидела в ней, что-то свое.
И захватилась идеей - с кем-нибудь познакомить Татьяну. А то, что ж это получается? Молодая, красивая, с отдельной квартирой - и, одна! Куда мужики смотрят? Но Таня только рукой махнула, усмехнувшись.
Сидела, как-то вечером на кухне, чай себе делала. Завтра на дежурство, нужно выспаться. Думала, сейчас «телек» посмотрю, может, что-то умное скажут, а потом - на боковую. И вдруг – звонок.
Нина зашла, и как-то странно опуская глаза, сказала:
- Танюша, тут у Катерины (соседки из 128-ой), Вадик, муж ее, «видик» приволок. Пойдем, посмотрим. -
- А кто будет? - скорее для проформы, спросила Татьяна.
Тут Нина совсем смутилась и начала говорить, мол, все свои, ну…еще парень будет…Вадика товарищ. Но так - все свои. Кстати, парень вроде – ничего. Но ты не подумай, мы просто фильм…
- Да, ладно, Нин! Чего ты?- усмехнулась Таня, - сейчас приду.
Идти особо не хотелось, но и ребят расстраивать не хотелось тоже. Поэтому, под Нинино щебетанье, о том, какой фильм и все такое, Таня обула ноги в тапки (что тут по коридору-то!) и пошла 128 квартиру.
Когда они пришли, все уже были в сборе и сидели кто где - кто на полу, кто в кресле, кто на диване. Тут же, Таня увидела нового парня.
«Ничего, симпатичный. Только взгляд нахальный». А тот с любопытством разглядывал Татьяну. А вот это, уже наглость! Настроение постепенно портилось.
Но Вадик вставил кассету в видеомагнитофон «Электроника», и на телевизоре появилось черно-белое изображение. Татьяна села на пол рядом с Володей, облокотившись о его плечо. Гнусавый голос переводчика объявил: «…Арнольд Шварценеггер… в фильме… « Командос»…».
Честно говоря, фильм Татьяне не понравился. Здоровый детина (хорошая мишень!), не напрягаясь, крушил целую армию умственно отсталых негодяев. Они стреляли в него из всех видов оружия, но пули снаряды, чуть ли не ядерные бомбы, летели мимо. Зато он, стоило только поднять автомат – и враги пачками валились замертво …
В общем, стало еще и скучно. Но Татьяна героически просидела почти два часа, усмехаясь про себя.
Фильм кончился, все оживились, начали обсуждать, комментировать…
Кто-то поднялся выйти покурить, но Вадик и его товарищ запротестовали.
- Сейчас самое интересное начинается! – объявили они.
- Так мы покурим и придем. -
- Ну, хорошо. –
Все вышли на лестничную площадку, и, обмениваясь впечатлениями, затягивались сигаретами.
Но когда начался второй фильм…Таню накрыла горячая волна.
Эта была… «порнуха». Женская половина начала прятать глаза, но…интерес оказался выше. А мужики, хитрыми взглядами, смотрели то в телевизор, то на девчонок.
Татьяна отвернулась от экрана и встретилась глазами с приглашенным товарищем. Тот смотрел на нее в упор похотливым взглядом. Тане стало противно, она решительно поднялась.
- Куда ты?- вскинулся «товарищ» и схватил Татьяну за локоть.
Она вывернулась и решительно направилась в коридор.
- Ты чего? – он догнал ее уже перед дверью. - Чего компанию ломаешь?- Таня молча одевала тапочки.
- Да, ладно тебе «выделываться» ! – с раздражением сказал он. - «я не такая, я жду трамвая…». Знаем, как вы там, в «Афгане» медсестрами работали: лежа на спине, с раздвинутыми нога…-
Хрясь!…Тяжелая пощечина залепила наглый рот.
- Ты че?! Сумасшедшая?!- держась за щеку, завопил он.
- А ты, что - врач, диагнозы ставить? – тихо, но с угрозой спросила Татьяна.
- Да, пошла ты! – он попятился и шмыгнул в комнату.
…Потом Таня стояла на лестничной площадке, перед открытым окном и курила, курила…Она не слушала сбивчивые Нинины оправдания. Она просто горько усмехалась.
Нет, перевелись мужики! Где они – умные, сильные, добрые? Нет их. А если и есть - все давно заняты. А посему -…вот и пришло решение: она родит. Родит без мужа. Через поликлинику, через кого – угодно. Одна встреча, одна ночь.…Высчитает и …потерпит. Ничего! Столько терпела.
Она ходила с этой идеей несколько дней. И когда она совершенно окрепла в голове, Татьяна поделилась ею с Палычем - врачом из «скорой». Они уже полгода работают на одной машине. Палыч – сорокалетний дядька, он поймет.
Но Палыч посмотрел на Татьяну с сожалением и сказал:
- Заработалась ты, девушка! Ты, что? Посмотри вокруг – столько «классных» мужиков ходит, тебя ждут. А ты – «инкубаторского»!-
- Да, где ходят - то? -
- Где, где…в гнезде! Ты сама, где бываешь, кроме дома? -
- Так времени нет…- слабо оправдывалась Татьяна.
- Не ври! Сама не хочешь!… Значит так: завтра после дежурства, делаешь «боевую раскраску», одеваешься, и идешь в кафе. Есть в твоем районе хорошая «кафешка» на набережной. Мы там как-то кофе с женой пили. А на следующем дежурстве – отчитаешься. Если «проволынишь» - знать тебя не знаю! Все! –
Больше они об этом не говорили. Но Таня, как человек исполнительный, решила выполнить поручение, просто отбыть, ни на что не надеясь. Да и смешно это – пойти в кафе, с целью подцепить мужчину. Что она – падшая, что ли?
С такими мыслями, внутренне усмехаясь, Татьяна шла в «Бистро».
Когда она вошла в кафе, ее сразу окутал лиловый полумрак, мягкая музыка и сигаретный дым.
«Цены, наверное…»- подумала Татьяна. Тонкий, коньячно - вермутовый запах. Приглушенный разговор из отдельных кабинок.
За длинной, во весь зал стойкой, стоял бармен в белой тенниске.
Татьяна отметила, что волосы у него аккуратно уложены в модную прическу. Волосок к волоску. Приятное лицо с правильными, слегка кавказскими чертами. Небольшие усы абсолютно его не портили. Из-под тенниски выглядывал крепкий бицепс. Видно, что мальчик тренируется. Весь из себя!
« Б…ь!»- сразу навесила на него ярлык Татьяна. – « Наверняка, обвешан бабами». Но, подойдя к стойке, посмотрела на ценники и приятно удивилась.
Кофе был нескольких видов, и недорого. Она заказала себя чашку « по-восточному» и села в свободную кабинку.
« Посижу с полчаса и пойду…». Она исподтишка поглядывала на бармена. Тот двигался легко и уверенно. В нем вообще чувствовалась какая-то мужская уверенность. Татьяна поймала себя на мысли, что бармен ей понравился. Но тут он посмотрел на нее, и Татьяна, смутившись, наклонила голову к чашечке. И тут…
- Потанцуем? -…
…Татьяна поднялась и взяла сумочку.
- Ну, куда Вы? – незнакомец вскочил следом.
- Молодой человек, вы пьяны, а я жутко не люблю пьяных. - пытаясь пройти, сказала Татьяна.
- Кто пьяный? Я? – молодой человек, пытаясь остановить Татьяну, схватил ее за локоть.
А вот тут Татьяну накрыло!
- Убери. Руки. – тихо, с расстановкой сказала Таня.
В голосе звучали зловещие нотки, и пальцы на локте ослабили захват.
Но, была предпринята еще одна попытка удержать Татьяну, и пьяный снова стиснув ее руку, сказал:
- Да, ладно тебе…-
- Ну-ка, быстро убрал руки. – глядя прямо в глаза, прошипела Татьяна.
- Да, кто ты такая?!!- пьяный повысил голос.
… - Моя жена!- прогремело сзади.
Они оба удивленно оглянулись…
На них из-за стойки, в упор, смотрели два серых глаза.
«Ой!» - екнуло сердце.
- Ну-ка отпусти ее. То, что мы в ссоре, еще не повод ее лапать! -
Это звучало как предупреждение. В голосе слышался металл.
Пьяный недоуменно посмотрел на Татьяну, на бармена, потом махнул рукой, сказал: «А, ну вас!», и покачиваясь, поплелся на свое место.
Татьяна посмотрела на бармена и снова столкнулась с его глазами. Серыми, теплыми, смеющимися.
Она смутилась и, глядя на стойку, сказала:
- Спасибо, но я могла и сама…справиться. –
- Не сомневаюсь. Но я мужчина, и мне не приятно, когда на моих глазах пытаются унизить женщину. Тем более, это моя территория. -
Пока он говорил, Татьяна разглядывала его руки. Крепкие, мужские. С ровными пальцами и красивыми ногтями. На ребре ладони синели три буковки «ВДВ».
Татьяна вскинула глаза и, смутившись, снова опустила.
«Что с тобой, девочка?» - Татьяна не узнавала себя. Сердце странно колотилось.
- Ты был… в десанте? – как-то непривычно волнуясь, спросила она.
Бармен перехватил ее взгляд, улыбнулся и сказал:
- А…да, в Псковской дивизии. Нагорный Карабах. А ты, что - разбираешься? -
Какая у него улыбка…чудесная! И голос…такой бархатный…
- Тебя как зовут? А то – женой назвал, а как звать – не знаю. - снова улыбнулся он.
- Тан…Татьяна. - Таня, наконец, собралась и строго взглянула на бармена.
Но тот не смутился, а улыбнулся и сказал:
- А меня – Влад. Будем знакомы. Заходи за стойку. Выйдешь через служебный вход. Ты, я так понял, первый раз тут?-
- Да, вот…пришла повеселиться. -
- Вот и повеселилась! - он дружелюбно рассмеялся. – ничего, в следующий раз придешь, уже как моя «жена»!-
- А ты – не… - у Татьяны ухнуло сердце.
- Все, такую как ты дожидаюсь. -
Татьяна почувствовала, как уши у нее становятся горячими.
- Все, мне пора…Я пойду…- она подхватила сумочку и быстро-быстро заспешила к выходу…
…По улице она шла как пьяная. На лице блуждала улыбка. Татьяна тряхнула головой и села на скамеечку. Роясь в сумочке в поисках сигарет, она улыбалась своим ощущениям в груди.
Первый раз, за столько лет, на душе у Татьяны было тепло….
………………………………………………………………………
|
|
| –> |
|
|
| Автор: Tango - 13-Feb-04 02:28 |
Даже не знаю, что сказать...
Все эти афганские (чеченские и прочие) штуки очень тяжелые. Но, тем, кто там не был, наверное, надо об этом знать.
Н.-> |
|
|
|
