Сайт закрывается на днях... Со дня на день...
STAND WITH
UKRAINE
21 - полное совершеннолетие... Сайт закрывается. На днях. Со дня на день.
 Добро пожаловать!  Регистрация  Автопилот  Вопросы..?  ?  
   
  НачалоАвторыПроизведенияОтзывыРазделыИтогиПоискОпросыНовостиПомощь   ? 
Вход в систему?
Имя:
Пароль:
 
Я забыл(а) пароль!
Я здесь впервые...

Сводки?
• Елена Петухова
Общие итоги
Произведения
Авторы
 Кто крайний?
Старый Брюзга

Поиски?
Произведения - ВСЕ
Отзывы - ВСЕ
 Проза
ВСЕ в разделе
Произведения в разделе
Отзывы в разделе
 Елена Петухова
ВСЕ от Автора
Произведения Автора
Отзывы Автора

Индексы?
• Елена Петухова (100)
Начало
  Наблюдения (16)
По содержанию
  Лирика - всякая (6136)
  Город и Человек (391)
  В вагоне метро (26)
  Времена года (300)
  Персонажи (300)
  Общество/Политика (122)
  Мистика/Философия (648)
  Юмор/Ирония (639)
  Самобичевание (101)
  Про ёжиков (57)
  Родом из Детства (341)
  Суицид/Эвтаназия (75)
  Способы выживания (314)
  Эротика (67)
  Вкусное (38)
По форме
  Циклы стихов (141)
  Восьмистишия (263)
  Сонеты (114)
  Верлибр (162)
  Японские (176)
  Хард-рок (46)
  Песни (158)
  Переводы (170)
  Контркультура (6)
  На иных языках (25)
  Подражания/Пародии (148)
  Сказки и притчи (66)
Проза
• Проза (633)
  Миниатюры (344)
  Эссе (33)
  Пьесы/Сценарии (23)
Разное
  Публикации-ссылки (8)
  А было так... (477)
  Вокруг и около стихов (88)
  Слово редактору (11)
  Миллион значений (40)

Кто здесь??
  На сервере (GMT-0500):
  08:21:46  29 Mar 2024
1. Гости-читатели: 69

Смотрите также: 
 Авторская Сводка : Елена Петухова
 Авторский Индекс : Елена Петухова
 Поиск : Елена Петухова - Произведения
 Поиск : Елена Петухова - Отзывы
 Поиск : Раздел : Проза

Это произведение: 
 Формат для печати
 Отправить приятелю: е-почта

Презрение (отрывок из романа)
17-Feb-04 06:22
Автор: Елена Петухова   Раздел: Проза
Презрение. Она

Я люблю фотографироваться и потом рассматривать свои фото - не все, разумеется, а лишь те, где я вышла наиболее выигрышно. Я вставляю их в рамки, показываю своим нечастым гостьям - подружкам детства, которые иногда еще заходят. Более того - я размножаю удачные фото и копии раздариваю и отсылаю всем, кого считаю приятелями... но, конечно же, я никогда не фотографируюсь ради себя самой. Чаще всего - чтобы доказать другим, какой насыщенной жизнью я живу, какая я раскованная, контактная, сколько у меня друзей - о, люди любят успешных и тянутся к ним, а от несчастных одиночек сторонятся, как от чумы - будто боятся заразиться. И я, как марионетка, бесконечно создаю-создаю-создаю себе имидж. Хожу на всевозможные вечеринки - исключительно с фотоаппаратом, чтобы мои внутренние мучения ( а общение дается мне нелегко!) были вознаграждены появлением фото, где я с сияющей улыбкой являю соброй образец для подражания. Стараюсь одеваться модно и современно, хотя и чувстствую себя во всем этом как корова в седле. И даже превозмогаю недовольство, мило воркуя с коллегами, которые могут позвонить по работе в полночь! всегда к вашим услугам. Сама корректрость и такт. О да, я хочу нравиться - нравиться всем подряд! - и тем не менее мне постоянно кажется, что эта цель не достигнута. Меня используют, надо мной смеются за спиной, меня обсуждают, ставят на мне любопытные эксперименты, провоцируя на действия, которые бы проявили мою суть - и я оказываюсь перед толпой зевак маленькой голой улиткой, вытащенной из раковины и щурящейся на резкий солнечный свет. А они - не скрывают презрения ко мне, потому что я не такая, как они.

Я долго думала - отчего так? Пока не поняла - во мне нет главного, что необходимо для того, чтобы тебя уважали - самоуважения. Я чувствую себя в этом своем имидже, как шпион в тылу врага, и моя неуверенность в себе проявляется на уровне жестов, взглядов, обмолвок... А окружающим только этого и надо: подобно акулам, что, почуяв кровь, уже не отпускают свою жертву, они надсмехаются и бесконечно пользуются моими слабостями, пьют соки - и физически, и морально выхолащивая меня. То, что я не готова посыпать голову пеплом, а пытаюсь строить из себя "успешную", по-видимому, забавляет их и играет им на руку - ах, ты не хочешь громко раз и навсегда заявить:"Я - ни на что не годный отброс общества!" Не хочешь? Тогда - будь добра - делай то-то и то-то... и поспеши!

И я спешила, спешила всегда. Мне хотелось во всем быть лучшей, мне хотелось, чтобы меня оценили - но, поглотив плоды моих трудов, люди отчего-то не просто забывали обо мне, но и начинали презирать - презирать ту, что помогла им!

... Я никогда не была красивой девочкой - классический гадкий утенок из бедной семьи. Дети жестоки - и мне рано дали понять, какого мое место в этом мире.

Это было, кажется, в шестом или седьмом классе - тогда как раз отменили школьную форму, и почти все девочки кинулись наряжать себя - разноцветные юбки, кофточки со всевозможными вырезами и модными, расширяюшимися книзу рукавами, кожаные курточки с заклепками , джинсы с нашивками, с массивными ремнями "под мальчиков" - этот богатый калейдоскоп вертелся у меня перед глазами, вызывая сперва зависть, а потом чувство смирения - я не могла требовать того же от родителей. Мой гардероб был небогат, и так часто, как это делали ровесницы, я не могла бы менять одежду. Кроме того, она была какой-то детской, между тем как взрослеющие кокетки были весьма разборчивы - и тут же засмеяли бы меня, решись я одеть что-нибудь из беспечных времен детства - поэтому я по привычке продолжала ходить в скучном сером платье и коричневом переднике.
Первым гонцом, провозгласившим начало Эры Больших Унижений, стал один младшеклассник, который, пробегая мимо меня на перемене, больно дернул за волосы и прошипел, пренебрежительно косясь на мой передник: "Фффу... нищенка!" Глаза мои налились слезами - я сжала кулаки - мне было очень обидно за то, что меня обвинили - явно обвинили! - при том, что я не чувствовала себя провинившейся. Но воспитание не позволяло мне драться с мальчишками, и пока я решалась дать отпор, обидчик скрылся из виду. Прошло много времени, но я до сих пор не могу простить себе этой своей нерешительности - именно тогда я впервые оставила обиду безнаказанной. Как оказалось, это чревато - стоит лишь раз простить такое, как внутри что-то ломается - ты чувствуешь, что замарал себя, и отмыться теперь будет невозможно, а осознавая это - позволяешь замарывать себя все больше и больше - и каждый последующий тычок воспринимается уже не так болезненно... и однажды такое обхождение входит в норму. И ты и сам начинаешь чувствовать себя грязью.

Видит Бог - я сопротивлялась этому! Я сторонилась изгоев - чтобы тень от них не падала на меня, я рвалась занимать ответственные должности по классу - чтобы заручиться поддержкой хотя бы учителей, я пыталась сблизиться с одноклассниками... Но все было бесполезно - девчонки избегали меня, потому что дружить с такой было непрестижно, мальчишки недолюбливали за то, что я была застенчива и не давала зажимать себя в углах - впрочем, они нечасто пытались, и в основном для того, чтобы поставить меня в неловкое положение и посмеяться. Еще бы - я реагировала не как прочие: не хихикала, а начинала вырываться и кричать, звать учителей, за что была навеки заклеймлена "ябедой". Учителя тоже были не в восторге от того, что я не могу решить ни одной проблемы сама- слабое звено в любой стае воспринимается настороженно и не вызывает доверия... И тогда я сделала ставку на свои способности. Я задалась вопросом: чего есть у меня из того, чего нет у них? Я могла складно слагать стихи. И это спасало меня не раз - как минимум от физической расплавы - я была нужна, и впреддверии праздников меня привлекали к работе над сценариями. Но все равно при этом не чувствовала себя наравне с остальными - меня просто использовали. Я писала тексты, но зрители не догадывались об их истинном авторстве - оно приписывалось "королевам класса", которые красовались на сцене. И спустя какое-то время я начала думать, что, избегая прямой агрессии, мне приходится все же играть по их правилам. А потому я ничтожна в гораздо большей мере, чем забитые ровесницы. Над ними издевались открыто - но они вместе с тем, не пытаясь сопротивляться этому, оставались самими собой. Я же продавалась. Мне казалось, что это легче - заигывать с недругами, заискивающе смотреть им в глаза, махая новой писулькой - очередным документом, гарантирующим мне относительно спокойную жизнь и даже... быть благодарной своим мучителям за то, что они не воспользовались очередной возможностью унизить меня.


Иногда они позволяли себе разговаривать со мной совсем как с ровней - в такие моменты мне начинало казаться, что они вовсе не так уж плохи, а, видимо, это я виновата в том, что не могу построить с ними нормальные отношения. Я мечтала, что когда-нибудь они возьмут меня в свою "стаю" и старалась им угодить - но только теперь, спустя годы, я начинаю понимать, что это мое желание лишь помогало им манипулировать мною. В моем характере развивалось мерзкое раболепие - и оно было им на руку.

Так продолжалось и в институте, и на работе - только на новых витках. В каком бы коллективе я не появлялась, всегда старалась понравиться, лезла из кожи вон - а в то, что я могу понравиться, не распинаясь, не задабривая окружающих, уже не верилось. Школьная привычка покупать относительное спокойствие путем пресмыканий вошла в норму - чем окружающие не медлили воспользоваться, наделяя меня массой полномочий, но при этом продолжая смотреть сверху вниз. И было бы полбеды, если бы я не отдавала себе отчета в своем униженном положении - войдя в привычку, оно могло бы вполне сойти за "природную предрасположенность" - это было бы спасительным способом самообмана! Так нет же - я фиксировала каждый снисходительный взгляд, всякую надменную интонацию - и все время жила с ощущением, что так жить нельзя. Я умела называть внутри себя вещи своими именами - и порою ночами, вспоминая, как днем перед коллегами меня грубо отчитывала начальница или как напарница очередной раз обращалась со мною, как с собственной слугой - я называла себя бесхребетной слабачкой, годной лишь на то, чтобы быть использованной. Я нарочно доводила себя до слез, рисуя в воображении наиболее мрачное развитие сюжета моей жизни: те, кто сейчас сдержанно здоровается со мной, перестает вовсе меня замечать, или - того хуже - переходят в откровенную агрессию, по примеру одноклассников пуская в мой адрес острые шпильки, от меня отворачиваются даже те немногочисленные подруги, которые еще со мной - они переходят в касту повыше, родственники стыдятся меня, а мужчины стараются, чтобы их не видели со мной вместе - и случайно не подумали, что я с ними. Я взвинчивала себя до последней грани, плакала в подушку - и становилось легче, - но наутро я снова шла в привычный коллектив, и вела себя так же - казалось, уже поздно менять поведение, когда тебя знают уже как слабачку. И потом... мне не хотелось конфликтов.

Но в душе моей назревал бунт; росло внутреннее возмущение, которое я опасалась выплеснуть на обидчиков. "Ты не дома" - эта мысль прочно засела в моей голове - и определила траекторию дальнейшего развития моего характера. Уязвленная гордость требовала компенсации, и если в социальной сфере я чувствовала себя как загнанный зверь - то "дома" я превращалась в настоящего деспота, самоутверждающегося по поводу и без повода. В любом бытовом конфликте я искала - и неизменно находила - приметы низвержения меня до уровня твари, и любое мелкое недоразумение превращалась у меня в показательный процесс. Причем в порыве гнева я не вполне отдавала себе отчета в том, насколько я раздуваю из мухи слона. Мне казалось, что все, о чем я вещаю, справедливо, я входила в раж, сгущала краски, подтасовывала факты...

Однажды я обнаружила пропажу одной своей видеокассеты - и решила, что это дело рук брата, который не спрося моего разрешения отдал ее другу на просмотр. Вместе с подозрением в в душе начало зарождаться ликование - пропажа была обнаружена, когда его не было дома, и я помню сладостное ожидание той минуты, когда он наконец войдет и я смогу ему сказать ВСЕ... Я проговаривала речь про себя и вслух, играла интонациями, вертелась у зеркала, выбирая наиболее свирепое для такого случая лицо - и вспоминала о том, как ко мне относятся "снаружи" - нет, я не позволю так же относиться ко мне и дома! Нет! Ведь, если задуматься - это акт вандализма - он залез в мой ящик, значит, он совсем меня не уважает. Считает, что я это "скушаю" молча? значит, и он, этот маленький сопляк - даже он меня ни во что не ставит? "Натаскивая" себя таким образом, я вошла как раз в то состояние, когда можно было выместить всю злобу на мир за считанные минуты - и успокоиться на какой-то срок...
Он зашел и с налету получил от меня первую порцию заготовленных фраз - это были угрозы. Я клялась, что выкину к черту всю его аппаратуру, выгоню из дома его друзей, расскажу им, что он шарит по девчачьим шкафам; затем переключилась на то, что он неудачник. не заработавший за жизнь ни копейки, и именно поэтому прозябает воровством, что, очевидно, он отдал эту кассету какой-нибудь девушке - надеясь, что она будет его за это любить - но его никогда не будут любить, потому что он - полное ничтожество, дегенерат - и друзья его такие же... В процессе тирады я забывалась, перескакивала на совсем отвлеченные темы - все это время он смотрел презрительно, исподлобья - и молчал. И это молчание меня выводило! Я была как боксер на ринге - мне нужен был удар - и я хотела нанести ответный - на поражение, но он просто ждал, когда эта моя истерия пройдет - и только лишь я наконец иссякла - усмехнулся. Он презирал меня - презирал по-настоящему! И не хотел оправдываться - что говорить с психичкой! Такого снисхождения я не смогла вынести, и пошла на него с кулаками - я знала, что этого его гордость не потерпит. А он, вопреки драке, которой я уже жаждала, просто взял меня крепко за плечи, встряхнул и прошипел:"Послушай, ты. старая дева! Мразь! Ты полное ничтожество и знаешь это - и если пытаешься сейчас так вот самоутвердиться, оправдав свое жалкое существование, наехав на меня ни с того ни с сего - ничего у тебя не выйдет! Ты все равно никому не нужна, ты днями сидишь то на работе. то дома, а я живу насыщенной жизнью, и ты завидуешь - да, черт побери, мне есть кому отдавать твою гребаную кассету - а тебе не кому, ты уже засмотрела ее до дыр! Мне твое дерьмовое имущество на фиг не нужно - корпи над своими жалкими пожитками сколько хочешь, но знай: если я захочу - завтра ты вообще ничего своего не найдешь! А только тронешь что мое - или друзьям моим грубое слово кажешь - вылетишь отсюда первая!" Он тряс меня, не ослабляя свою каменную хватку, кидал фразы - одна другой больнее - и сохранял при этом ледяное спокойствие - будто просто констатировал факты. На каком-то моменте я поняла. что сейчас случиться непоправимое - из моих глаз хлынули слезы - и я перестала воспринимать то, что он говорит - виски сдавило, и я просто болталась в его руках безвольной куклой - роли поменялись, но не это было самое страшное. Самое страшное было в том, что отныне он знал, чем меня можно пронять - и я практически теряла контроль над ним.
Мама застала меня зареванную, когда пришла с работы, и в ответ на ее вопрос:"В чем дело?" я попыталась пойти по второму кругу - перемежая объяснения с рыданиями, стала объяснять, что "он меня ни во что не ставит, хоть и живет за мой счет", "берет мои вещи - пока кассету, а завтра деньги начнет воровать", "он наговорил мне гадостей - он хочет, чтобы у меня съехала крыша и я наложила на себя руки!твой сын убийца!" - но такие попытки обратить ситуацию в свою пользу делали меня еще нелепей - взрослая женщина, разрешающая конфликты детскими способами.
Искомая кассета была найдена в тот же вечер, в другом ящике, куда я ее переложила накануне, благополучно об этом забыв. А я долгое еще время чувствовала себя полным ничтожеством - и бесконечно прокручивала в голове резкие слова брата, с каждым разом все больше уверяясь в том,что он полностью прав.
Что еще оставалось? какие сферы?Дружба, личная жизнь? Увы - это все не ладилось, потому что я подсознательно везде искала подвоха и была черезмерно обидчива - я настолько привыкла у дурному обращению, что поверить в то, что может быть иначе, просто не могла. Схема отношений всегда была одной: движимая силой инерции, я сперва старалась быть "мягкой и пушистой", всем угождать, но, осознав, что люди этим пользуются (а чаще мне просто так казалось) - вставала на дыбы - и резко прекращала отношения. Наверное, просто выдыхалась. Обо мне закрепилось мнение:"В тихом омуте черти водятся" - но мой омут никогда не был тихим, скорее - он был терпеливым, очень терпеливым, не желающим никого поглощать в свою пучину. Но плотину прорывало - и тогда я представала во всей красе: будучи сконцентрированными, негативные эмоции имели разрушительный заряд. И я теряла людей - теряла, просто потому что очень боялась потерять, потому что терпела до последнего и не могла выдавать негатив вовремя и дозированно.

Восстановлению нормальных дружеских отношений не способствовали и комплексы, которые развивались во мне сызмальства. Большинство из них зародилось в переходном возрасте - тогда. когда я стала осознавать, что на мне лежит отныне гораздо большая ответственность за свою жизнь, чем ранее. Это время первых подростковых бунтов я, в отличие от сверсников, проспала - и пока их характеры приобретали окончательные очертания, зарывалась с головой в инфантилизм - так было проще. Внешний мир воспринимался мною как сильный пресс, я едва выдерживала его давление - и поэтому речи не могло быть о том, чтобы во мне зародились какие-либо свойственные этому возрасту потребности, которые нужно было бы отстаивать. К чему мне была свобода - в джунглях, где за каждым деревом прятался хищник? Но самый опасный хищник прятался во мне - и пожирал меня изнутри.
Привыкшая "знать свое место", я как-то очень охотно верила всему плохому, что говорили обо мне. И если поначалу меня задевали такие высказывания. то потом я стала коллекционировать их, отбирать их в копилку - в права вступила душевная лень. Гораздо удобней было оправдать свое нежелание общаться со сверстниками тем, что они вновь обидят меня - чем пытаться изменить ситуацию. И была крайне послушным ребенком. Мама была довольна - ей было все равно, от затюканности шло такое смирение перед родительской волей или от положительности характера. Она видела результат - ее дите сидело перед ее очами, в то время как иные выходили на темные дождливые улицы - в поисках своих странных ранних любовей, компаний. живущих настораживающе чуждыми ей интересами, и всего модного. Мода - это плохо, считала она. Человек моего возраста, следующий любой моде, считала она - чувствует себя значительным, властелином мира - и это делает его вздорным спорщиком, имеющим на все свой взгляд - личность крепнет, набирает силу, и не может уже быть безропотной пленницей родительских пенат. Наверное, она понимала, что взбунтуйся я - она не удержит меня, и я стану... нормальным человеком. Но кажется, она и сама испытывала страх перед тем, что снаружи, и не хотела меня отпускать в эту жизнь, не хотела, чтобы я стала "нормальной". ей нужно было, чтобы я была живой и здоровой - на этом ее родительская забота заканчивалась - о душевном здоровье она не думала.
И она щедро добавляла мне комплексов - они закрепляли "положительные" результаты моего воспитания обществом сверстников. Так, например, она частенько внушала мне, что я некрасива; более того - я уродлива. Причем, конечно же, делалось это изящно и ненавязчиво - но действовало безотказно. И включалось как раз в те моменты, когда я начинала ощущать веяние свежего весеннего ветра в своей душной квартире - такое "поветрие" могло возникнуть от позитивной лирической комедии про настоящую любовь, где в финале любящие, преодолев сто преград, воссоединяются или после вдруг произнесенного кем-то вслух - неожиданного для меня! - комплимента в мой адрес. В такие дни я могла часами крутиться у зеркала, примеряя содержимое своего гардероба - я получала удовольствие от самого процесса примерки, вдруг зажигалась какой-нибудь безумной идеей - поехать куда-нибудь на отдых впервые без мамы - с подружкой или купить себе какую-нибудь вещь, в которой долго себе отказывала. Наблюдая за таким оживлением, она лишь поджимала губы - и выдавала:" Это сними! Какой кошмар! Ну и что что лето? Вот есть девочки - ножки как бутылочки, попки кругленькие - им не грех и фигурку показать! А ты что кости свои выставляешь! Тебя же засмеют! Говорю тебе - кофты с рукавами тоже могут быть легкими - воздушными просто - тебе идут именно они, чтобы руки не открывать!Я - мать, слушай меня!" "Без меня - в дом отдыха? Да ты ничего не сможешь! А если проблемы при расселении? А турбаза в лесу - слегка отошла на несколько метров - и потом тебя уже находят трупом - знаю я... так хоть всем видно - девочка с мамой, трогать нельзя... Иш ты! все они взрослые, а как что - ко мне же и побежишь, поджав хвост!" "Магнитофон? Зачем тебе магнитофон? Аааа! Ясно, с этими шалавами по дворам шататься - у них есть - и у тебя должен быть теперь, да? ну и что что дома сидишгь. Куплю - будешь шататься, знаю я..."
Мать как будть ощущала потребность осечь меня, не дать мне взлететь - и ею тоже руководил страх: она совсем не знала, что делать с повзрослевшей дочерью. И я ломалась, начиная замечать, что у меня и правда непропорционально тонкие руки и ноги, которые нужно прятать (прятать-прятаться-скрываться-везде враги - засмеют!), что поездка даже на местную турбазу сопряжена с тем, что я столкнусь со своей полной недееспособностью - и со скрытой опасностью, а до магнитофона я еще "не доросла". Я - полный ноль, полное ничтожество, хилый зверек, живущий только в зоопарке - пока ему милостиво приносят еду - которую он даже не может сам выбрать. И я мирилась с этим... вернее - старалась. Мирилась, когда летними вечерами, засыпая, слышала звуки гитары и веселые голоса за окном вперемешку с запахом жасмина, проникающим в чуть приоткрытую балконную дверь - это было настоящей пыткой! Мирилась, когда девчонки с нашего двора звали меня идти с ними на пляж - с меня стекало три пота, я очень плохо переживала жару, но стоило мне представить, что я должна буду снять заботливо купленную мамой шифоновую кофточку с длинными рукавами, и длинную, до пят. юбку - как я непроизвольно сжималась в своем большом кресле - в акие моменты я особенно чувствовала свою незначительность. Со слезами в голосе я озвучивала на ходу причины, по которым я не могу пойти - среди них были и "ссора с мамой-домашний арест", и "плохо себя чувствую" и про. и проч.... - но я никогда не могла произнести вслух правды. Потому что я понимала, как ужасно дико она звучит, эта правда - и знала навернка, что меня очередной раз поднимут на смех. А когда они уходили - я выходила на балкон и долго смотрела на тот угол, за которым они скрылись - и чувствовала себя принцессой в тереме, которую заточили, и которая пять минут назад могла бы, сообщив о том, что в беде. рассчитывать тна помощь - на то, что кто-то развеет страхи. На спасение. Но я не верила им - и мне оставалось лишь глушить рыдания на балконе, представляя, как они мило щебечут по дороге на пляж. Возвращаясь, они рассказывали мне, как познакомились с ребятами, как замечательно провели день - они были веселы, крошили только что услышанными анекдотами и смаковали подроьбности оказанных им знаков внимания. И они чувствовали, как я им завидую - и красовались еще больше - или это мне тогда только казалось?
Как бы то ни было, я чувствовала, что теряю дни, они складываются в бесконечную цепочку того_что_я_не_успела: почувствовать, сказать, сделать, впитать в себя, принести другим людям. Мне было так тяжело, что я даже завела дневник, в котором уделяла внмание событиям , происходящим за день - и их анализу. И, перечитывая записи, ощущала, какой разлад царит в моей душе - я все понимаю, я знаю, что так, как я веду себя - нельзя себя вести, что хотя бы из соображений самосохранения нужно менять свой подход к жизни - любить себя чуть побольше - и вместе с тем побольше доверять людям. Во мне словно жило два человека - один все понимающий правильно, делающий логичные выводы, а другой - поступал иначе, и вся моя рефлексия шла на смарку.

Однажды, делая очередную запись, я решила по пунктам расписать то, что мне нужно, чтобы меня начали уважать, принимать всерьез. Казалось, что, составив такой план, поняв, чего мне не хватает, легче будет начать новую жизнь. Мне было уже 19 - тот возраст, когда все подростковые страхи и сомнения должны бы уже остаться в прошлом, но в моем случае они почему-то только прогрессировали, с каждым днем оставляя мне все меньше шансов на выживание.
Я начертила от руки несколько предложений-приказов себе.
1. Выражать людям свое недовольство в случае, если меня задевают их слова и действия сразу - не взирая на то, кто они и какие последствия это может иметь. Не бояться показаться некорректной.
2. Не стремиться выполнять все, о чем просят знакомые - научиться отказывать, если какая-то просьба кажется мне трудновыполнимой или я просто не хочу помогать данному человеку.
3. Проводить как можно больше времени вне дома; выходные планировать всегда заранее - и даже если не находится компания, выбираться одной - на выставки, в театры, в кино.
4. Обновить постепенно свой гардероб; начать с одежды на лето. (шла как раз весна)
5. Приобрести книжки по психологии общения и выполнять все практические задания, которые там рекомендуются.

Написав это, я задумалась... Первые два пункта - насколько они выполнимы? Они напрямую были завязаны с умением поставить себя в обществе - но могла ли я что-то переигрывать так резко там, где меня знали? Какова будет реакция окружающих? Я представила себе несколько сценок, которые могли бы произойти, начни я действовать по плану - последствия показались мне разрушительными. От меня отвернутся все те, кто еще со мной - да, они используют меня, но взамен дарят хоть какое-то общение! Может быть, разумней все же смириться с тем, что они так меня воспринимают - и относиться к этому как к плате за приятельские отношения? Или - даже научиться получать от этого удовольствие - да, постоянно уступаю, но это потому что я добра и хочу людям только хорошего?

Нет, на такой откровенный самообман меня не хватало. Я решила не отменять эти пункты - а просто на время забыть о них. К реализации третьего пункта я приступила в ближайшие выходные; для начала выбравшись недалеко - в местный парк. Это был погожий солнечный денек, один из тех, когда на улицу выползают даже отъявленные домоседы. Парк, пустующий зимой, теперь напоминал фестиваль театрального искусства: в разных его частях разыгрывались прелюбопытнейшие сценки; раздраженная речь женщин и невнятное бормотание мужчин, восторженные визги детей и щебетанье птиц, лай выгуливаемых здесь же собак - все это образовывало причудливую гремучую музыкальную смесь, которую разумнее было принимать дозированно и не пытаться разложить на компоненты - бесполезное занятие. Но более всего меня привлекали безмолвные участники этого действа: влюбленные парочки, прогуливающиеся по аллеям. Безусловно, они говорили о чем-то, но так тихо, что бесполезно было напрягать слух. Сев на пенек недалеко от тропинки и раскрыв для конспирации книгу, я попыталась было несколько раз поймать обрывки фраз; услышав очередной фрагмент разговора, я отчаянно напрягала слух, силясь распознать и продолжение, но пара удалялась - и оно тонуло в общей стрекотне. И тогда я стала просто разглядывать их. Я старалась не смотреть на молодых людей; признаться, они почти не интересовали меня - вернее, я подсознательно относила их к категории "это не для меня". Не для меня - потому что недостойна, потому что сижу на этом дурацком пеньке одна - да что там, они же даже не видят меня, проходят мимо, будто я слилась с этим пеньком! Что с того, что они были с девушками - ведь они не ослепли и могли бы кинуть мне хоть один теплый взгляд в такой кипящий энергией день! В день, когда разве что покойнику не хочется жить. И мне.
Девушки , напротив, привлекали мое внимание. я смотрела на них и силилась понять - что есть в них из того, чего нет во мне? мысленно я примеряла на себя их платья, пыталась, повернувшись в другую сторону, копировать только что увиденные жесты - у меня получалось это намного грациозней - но между тем прохожие косились на меня с подозрением, а на них - с восхищением! Что тут странного - человек сидит на пеньке, изредко вскакивая и делая круг вокруг него, активно жестикулируя и бубня себе что-то под нос - он живет своей внутренней жизнью - есть ли закон, который бы это запрещал? Нет? Так отчего все сторонятся меня - и здесь меня снова сторонятся, отворачиваются, как от зачумленной!
Я покинула парк в раздражении - это было то место, где снова надо было казаться, а не быть, а на это у меня не хватало сил. Здесь мне снова надо было играть, в жизни всегда так - ты попадаешь под подозрение каждый раз, когда показываешь свою непохожесть. Это не мой мир - стоит ли в него выходить? Придя домой, я нервным росчерком заштриховала третий пункт.
Четвертый пункт я отложила на следующую неделю - и вспомнила о том, что не выполнила его лишь спустя два месяца, когда перечитывала очередной раз свой дневник. Горько усмехнувшись, я легко нашла причину такой забывчивости:: я практически не ощущала себя женщиной изнутри - скорее - загнанным зверем - а звереныши равнодушны к моде.
Единственное, что я выполнила без промедлений и что вышло у меня гладко - это покупка книг по психологии. Но их чтение скорее развлекло меня, чем помогло - видимо, они писались все же для людей, не имеющих привычки разговаривать с самими собой. Там все рисовалось до предела упрощенно - "откиньте страхи", "полюбите себя", "научитесь нравиться" - и даже предпринимались не слишком внятные попытки расксказать о том, как этого достичь - однако, не покидало ощущение, что выбраться из кризиса с помощью этих немудреных руководств могут разве что роботы - ведь там не объяснялось главного - откуда взять жизненные силы на то, чтобы преодолеть психологические преграды. Подразумевалось, что они есть - между тем как в моем случае они были на исходе.

Больше я не писала глупых, невыполнимых планов. Я ушла в мир фантазий, отрекшись от действительности - но даже в них меня не покидало ощущение никчемности моей жизни. Поэтому фантазии мои были тоже серы и обыденны. Например, мне виделся психоаналитик (им почему-то всегда оказывался молодой сипатичный добрый врач), который прописывал мне правильные лекарства - лишь взглянув на меня, определив диагноз по внешнему виду. И не надо было долго рассказывать о себе - этот рассказ был бы для меня мучителен, как воспоминания о войне тех, кто через нее прошел. Я выпивала желтые небольшие таблетки, прописываемые доктором - и становилась нормальной - как все: гуляла по парку - в фантазиях почему-то с этим же спасшим меня доктором - и парк этот вдруг обращался во что-то подобное райским садам: мне было спокойно и легко.
И это - лишь одна фантазия. но таковых было много; в финале каждой из них я обретала уважение и любовь окружающих. Уйдя в себя, я часто провляла рассеянность, которая еще больше отдалила меня от людей. За мной укрепилась репутация растяпы. Но терять мне уже было нечего.

Когда я думаю о своей жизни, мне вспоминается анекдот про то, что на некоторых могилах бесцельно проживших свою жизнь людей следуюет писать:"Родился мертвым". Наверное, я давно уже мертва.






–>

Произведение: Презрение (отрывок из романа) | Отзывы: 1
Вы - Новый Автор? | Регистрация | Забыл(а) пароль
За содержание отзывов Магистрат ответственности не несёт.

Принято мною
Автор: Поляк - 17-Feb-04 06:22
(подпись)

->