Серая зелень хвои игольчато распустилась в детских глазенках.
Вдохами даль, распятая на квадратных пересечениях полей. Кто-то сказал, что это и есть «высота птичьего полета». Бросили камень – долго и гулко тукал по стенкам обрыва в синеватую дымку. Она чуяла спиной грудь соснового леса, незаметно подталкивающего к самому краю.
Всегда просилась на обрыв, когда взрослые шутящей гурьбой собирались отдохнуть в лесу.
Время. Пух сменило хрустящее перо. Грешила унынием, спала в отчаянье с распахнутыми веками, немо вздрагивая от боли, когда головастики плескались в крови глазниц.
Пленила запястья собственными пальцами и приходила за руку с собою к аквариумам в городских магазинах. Так пережидала напичканные упреками телефонные звонки, ибо даже ею порой бывают заражены чьи-то неосторожные губы.
-С кем ты живешь сейчас? – ревниво.
-Э-э-э… одна, можно сказать, но не совсем…
-Запуталась в связях?
-Хм, да… есть немного.
Скорее! Туда! Полутемными тропинками через запахи диковинных цветов и древесного пота. С собою серая лошадь или огромный пес – единственные приближенных сердца.
Мысли многотонными лапами на легковесном сознании, колышущемся неприжатыми краями на ветру сна, рвущемся в совместный с ним полет. Нельзя столько нервничать, даже в эту самую минуту можно быть счастливой. Легко удастся, просто не пробовала никогда, не пробовала пробовать. Не пробовала пробовать пробовать.
Приснилось, что Подруга утонула. Сама осталась на «этом» берегу, а вот знающая ее страшные тайны втиснулась в толпу, наводнившую паром, крича: «Увидимся там!» Судно ушло на дно. Умники-всезнайки, которых даже во сне оказалось навалом, говорили, взорвалось там что-то.
-Так, значит, она погибла?
-Погибла.
-Что ж, хорошо. Так даже лучше. Легче. Смогу спокойно ее оплакивать, я ведь
все-таки ее любила.
Чувствуя освобождение и сладкую печаль, отправилась к матери Подруги. В доме, каждым окном выходящем на зловещее море, споткнулась о тысячу электропроводов, сетями перекрывших пол. Женщина повернула голову: «А-а-а…ты….» Кажется, она вязала. Девушка остановилась на пороге комнаты.
-Ее больше нет?
-Стало быть, нет, - энергично усмехнулась мать.
-Пойду тогда… Я любила ее. Правда! Она была потрясающим другом...
-Иди уже! – махнула рукой женщина.
В осенне-весеннем лесу заглядывала в лица встречных блондинов и в надписи на
их футболках, в дупла и норы, пролетела метров пять рядом с разбуженной совой. Затем отправилась домой. Читала, жевала орешки, чмокала собственное отражение в зеркальце: «Маленькая, ты теперь совсем-совсем одна…» И вот он – веселый голос подруги. Живая и невредимая, встала в полный формат пред застывшими в очах слезами.
-Дарова!
-Привет, - вытирая глаза, подошла вплотную пощупать.
-Ну?
-Настоящая. Живая.
-Как видишь!
-Млин, я разочарована. Так хорошо по тебе страдалось, а теперь
придется любить, ценить и беречь нашу дружбу. Опять сплошные замороки да нервотрепки.
Молоко и пара пакетиков порошка. Миксером повозишь – взбитые сливки. Счастье! День пробежал по радиоэфиру, опресненному многочисленными ротациями одних и тех же композиций и рекламных роликов, но оставил-таки ей в награду за мазохизм самую волнующую на данный момент песню. И это счастье!
Конечно, счастлива! Самая счастливая девушка в городе, в подъезде, на этаже, на диване, где, закусив губу, прямо сейчас вырисовывает буквы в этих самых словах, ведь в ногах ее посапывает гомерических размеров пес, серая кобыла жует тюль на окне, а на кухне лежат пакетики. Ура! Будут взбитые сливки! Будет кайф, удовлетворение, пресыщение, рвота…
Совсем не красивый, но чрезвычайно обаятельный Гамлет внимательно выслушал ее «ту би ор нот ту би» и ржал, как тот конь, битые полчаса.
-Ну да, ну да… Либо ты остаешься собой и умираешь для них как порядочная
леди, либо становишься ими, выгнивая изнутри. Либо респектабельность либо счастье.
-Будешь водку?
-Убеждены ведь они, что счастливыми полноправно могут быть только
сумасшедшие.
-Сумасшедшие…
-Наливай!
Нынче пригрезилось во сне, что отрасли волосы, длинные, мягкие. И все удивлялись: «Как так быстро?!» И любовались.
Как обычно, сосны рады приходу. Она облизывает слоистую кору, вонзает клыки в смолу и, не стесняясь припадков ярости, кувыркается голая на опавших иглах. Пожалуй, одна лишь Подруга может поверить, что девушка бывает такой. Затем встает, обессиленная родами собственной злобы, бредет к краю обрыва, вскидывает руки и летит. Собирает висками каждый выступ, спрыскивая камни алыми бусинками. А в самом низу, в метре от Вечного Огня, подобно почетному караулу, на вытянутые руки ясноглазое Нечто ловит ее и бережно относит в постель: наволочка, пододеяльник и простыня всегда в темно-синюю и голубую полоску, усыпанные ярко-желтыми полумесяцами и звездочками.
Передернуло поутру. Снилось, что на каждой руке, почти под мышками образовались огромные язвы. Вроде и не замечала поначалу, пока запах гноя не стал слишком навязчив. Боже! Кто-то сказал - начало необратимого процесса, и скоро она сгниет вся без остатка.
Четырежды четыре – четыре. Четыре стены! А с балкона слышно пение синичек – синих в желтую звездочку. С балкона видно силуэт тумана и газетные вырезки со шрифтами блочных домов. На балкон влезают вздохи троллейбусов, запах марта или апреля, а, может, и мая. В мае ей обещали ландыши. Господи, чуть не забыла! О ландышах!
«Неужели у тебя совсем нет друзей? – удивляются в трубке. – Ты присылала мне фотографии, ты же не с улицы людей на свой день рождения приглашала?» Не с улицы. Хотя, ничто так хорошо не ассоциируется с ними как улица. Достаточно пролистнуть фотоальбом с их физиономиями, как в ушах послышится рокот автомобилей, запах сырой листвы, замерцают в голове желтые и белые радужки фонарей. Да и к чему друзья? Возни много. Любят, чтобы с ними нянькались, хотя ведь выручали и не раз. Все равно они не пахнут счастьем! Разве что этот улыбчивый и откровенный голос в трубке – кажется, понимает все! Ведь ему тоже нравится общение без обязательств. Падаешь в его мягкое молчание, укрываешься гибкостью смысла, вкладываемого им в слова… Почему встреча с другом не может быть такой?
Но у тебя всегда есть ты сам. Должен быть, по крайней мере. Подруга бы сказала, что это отмазка для таких вот любителей дружить без обязательств. Но разве виноват человек, что не всегда готов принять того, кто бежит в него, спасается от собственного занудства, от собственной пустоты? А друзья у нее все-таки есть – пес да серая кобыла, обрыв и ясноглазый Некто. Поставь любого приятеля на Его место над Вечным Огнем - тоже вытянет руки и искренне будет ловить, но она песком осыплется через его пальцы в пламя.
На столе нашла записку: «Ты не совсем права. Некто» Рокот автомобилей, шелест ветра в парке. Звенит в ушах.
-Гамлет! Принц, слышь? Водки?
-Ага.
-Опять пила?
-Пила.
-С кем?
-Одна.
-Берегись алкоголизма. Женского, неизлечимого.
-Если почувствую угрозу, начну дышать через правую ноздрю.
-То есть?
-Стану мужчиной на время. В человеке ведь оба пола сосуществуют, сменняя
друг друга. По дыханию легко вычислить, кто из них сейчас спит, а кто дежурит.
-Тогда левая ноздря женская?
-Угу. Зная об этом, можно сознательно переключаться.
-Гм…
Мальчик с лозунгом «Берегите мозг!» на груди пересек дорогу под визжащим колесом.
-Идиот! Жить надоело?!!!
-Будь здоров, брат!
Она флегматично наблюдала. Так Гамлет еще не развлекался.
Начало марта украшено пушинками снега. Вскинув очи к небу, осыпающему
прохожих ошметками холодных облаков, упрямо повторяла: «Не плакать и ничего не ждать, не плакать и не ждать». Последний снег прекрасен!
Церковные песнопения будоражили мозг, а потом утомили до смерти. Усталым взглядом обошла прихожан. Выдохнула. Купол снежного неба напоминал ей Храм больше, чем роспись на потолке. Склонила голову и медленно поднесла свечу к челке. Волосы вспыхнули. Как все переполошились!!! Вышла из тела и любовалась со стороны темной фигуркой с огненными волосами. Лили святую воду на голову, а она смиренно улыбалась, неподвижная, как распятие на стене.
Пришлось сбрить остатки. Приятели в шоке. Если они и смогли простить ей короткую стрижку после роскошной гривы, то лысый череп для них оказался уже слишком.
Ничего, скоро хрустящее перо покроется жирной смазкой, и можно будет выходить из воды сухой.
Жадность лишает разборчивости. Это случается, когда каждый второй встречный кажется уникальным и притягательным существом, и хочется схватить за плечо и убедительно взглянуть в его лицо: « Куда ты, балда, идешь? Тебе со мной…» И люди, конечно же, радостно кивают и поворачивают в ее сторону, готовые идти туда, куда она ведет. А потом та же история, что и в церкви. Она устало отмахивается: «Слуш, а не пора ли тебе домой, меня достало, хочу побыть одна». Какой там! В отместку припоминают Экзюпери. «Нет! Все! Найди что-то интересное в себе! А я ухожу!» Поджигает свои волосы. «Да мне плевать, что ты лысая, я все для тебя сделаю, только не прогоняй, только не уходи, без тебя нет смысла в жизни моей!»
Ну и самомнение! Да никто не идет изначально в ее сторону, торопливо скидывают руку с плеча и бегут дальше восвояси…
Гамлет рассказывал свой сон: «Девушка тропливо шла по тропинке, кутаясь в простыню, знаешь, такой голубой с желтыми звездочками и полумесяцами узор…хм, отчего мне это так в мозг запало?.. Обрыв там был… К нему и направлялась. Встала на самый край, скинула эти свои полумесяцы и молча смотрела вдаль. А позади нее из леса вышел кто-то, человек, я плохо разглядел…В руке факел, знаешь, огромный-преогромный, тихо подкрался к ней. Забавно получилось, я могу сказать, что красиво даже: она стоит как сосна, застыла, ушла в себя, а этот некто опускает огонь к ее голове, потом исчезает, а она стоит и горит…»
Ложь – часть ее существа. Она – часть огромной лжи. Только бы не приставали, не пытались докапываться до сути, не заставляли приходить на встречу и выслушивать бред о несложившейся личной жизни. Мгновеньями город становится монстром с выпученными глазами и алчущим слюнявым ртом. Прикинуться сумасшедшей? Ибо становится невыносимо все это…
Убедила непокорное тело расслабиться, обуздала дыхание и мглистая тишина, подобно трубе пылесоса, всосала сознание. Попробовала пойти назад, к началу, к той дальней двери в этот коридор, входу из прошлого. Не заперто. Постояв в молчании, толкнула… Река давно погребенных образов сбила с ног: старческие болезни, сочувствующие лица, некогда любимые люди, мужья и жены, дети, игрушки, голоса, запахи, выпученные глаза множества городов. Закружили, как юлу, и не пожелали возвращаться назад.
Новый день принес головную боль. Это сны, всего лишь сны… Не такие ли сны, как и этот, сейчас, когда она называет себя такой-то такой-то, работает там-то и там-то, любит то-то и то-то… «Неужели мне так много лет? Неужели дальше последуют новые декорации и маскарадные костюмы?»
-Не сходи с ума! – хмыкнул Гамлет.
-Как мне теперь жить со всем этим? Вчерашние горести кажутся мне просто не
очень хорошим настроением…
-Отойди в сторону. Пусть остается все, как есть, если ему так хочется, а ты
отойди. Ты! Не такая-то такая-то, а только ты, одна, без нее.
-Но тогда смехотворным покажется все, чем я сейчас живу…
-Уже, по-моему, показалось.
-Страшно.
-Отчего же? Ты вне страстей и сует бестолковых…
-Страшно, что не поймут… Я тут одна, кажется…
-Да отпусти ты себя, ради Бога, не держи свою душу глупым страхом!
Синяя простыня с желтыми звездочками упала на траву, обрыв остался вверху.
Океан огня стремительно приблизился, лизнул пятку и превратился в крепкие руки.
-Господи, так это… ты?
|
