Утренние лучи света заставили меня проснуться. В доме чувствовался запах запеканки и вкусных булочек, которые так любила готовить мама. Я оделась и спустилась вниз. На первом этаже слышался спор родителей про какую-то ерунду и топот ног младшей сестрёнки.
- Уже проснулась? – улыбнулась мама.
Я кивнула и села за стол. Отец, как всегда по утрам, в тёплых тапочках мирно читал газету на кресле. Отец был известным на всю Европу адвокатом, а мама предпочитала сидеть дома и заботиться о нас с сестрёнкой.
Я с детства росла необычным ребёнком. Говорить начала поздно, к подругам относилась с большой лёгкостью, так как знала, что через какое-то время компания обязательно сменится. Я не скажу, что была уродиной, но с парнями мне катастрофически не везло. Чаще всего, они ко мне относились как к ребёнку или, в крайнем случае, как к подруге. Подростковый период прошёл для меня слишком тяжело: я часто замыкалась в себе, могла часами запираться в комнате. Единственная, кого я просто обожала, была моя сестрёнка Джесс. После школы я всегда играла с ней, вечно приносила какие-нибудь игрушки… Но сейчас мне восемнадцать. Жизнь как-то наладилась, появились друзья. Всё изменилось. Осталась лишь бешеная любовь к сестре.
- Будешь кофе или чай? – отвлекла меня от воспоминаний мама.
- Кофе, наверное.
Джесс подбежала ко мне и стала показывать свои рисунки. Кстати, для своих восьми лет она рисовала очень даже неплохо. Наверное, в будущем она станет художницей.
- Лиз, сегодня мы выйдем из дома вместе. Заведём Джесс в школу, а потом мы с отцом пойдём по делам, хорошо?
- Да, конечно.
Отец закурил трубку, он не любил сигареты, и комната наполнилась ароматом табака. Но запах был не резким и противным, а душистым и придающим спокойствие.
Джесс кинула свои разноцветные фломастеры на стол и побежала переодеваться.
Я не стала их ждать, а выскочила во двор и села в машину. Отец не любил водить её: этим всегда занималась мама. Но, несмотря на замечательную погоду, день был отвратительным: не успели мы проехать и четырёх кварталов, как машина сломалась. Отец уже опаздывал на работу, и мы понеслись к метро. Уже спускаясь в подземку, сердце неприятно заболело. В одну секунду перед глазами пронеслась картинка: человек в чёрном пальто толкает отставшую Джесс на рельсы. Я начала задыхаться и в страхе осматриваться вокруг. Но сестры не было рядом. Я закричала:
- Джесс!!
Мать обернулась и поняла, что сестра отстала. Все в панике стали звать Джесс. Я подбежала к рельсам и увидела сестру, сидящую на скамейке. Боль от сердца отступила, и я свободно вздохнула. Но в ту же минуту Джесс встала и подошла ближе к рельсам. Я стала в испуге звать её, но она меня не слышала. Родители кинулись к ней, но было поздно: в один момент Джесс оказалась на рельсах, перед несущимся навстречу ей поездом. Родители подбежали к сестре, но было слишком поздно. Я упала на перрон и зарыдала.
Три недели я сидела на кровати, тупо смотря в окно. За что? Она же была совсем ребёнком. Я была даже не в состоянии поддержать родителей, потому что горе накрыло чёрной пеленой мои глаза. Я не ходила на опознание трупа. Но слышала, что смотреть просто было не на что. Мне казалось, что жить больше не зачем. Я вспоминала Джесс улыбающуюся, стоящую на улице с куклой в руках и в лёгком ситцевом платьице. Мне не верилось, что её больше нет. На похоронах я тоже не была: не хватило смелости. Я понимала, что виновата перед сестрой, не доглядела, не досмотрела…Если бы не я, она была бы ещё жива.
«Ты не виновата в её смерти. Это её судьба».
Я испугалась и спрыгнула с кровати. Я оглядела всю комнату, но никого не было.
- Кто ты?!
«Какая разница? Я всё и ничто».
- Где ты? Я не вижу тебя!
Посреди комнаты появился человек в чёрном балахоне с капюшоном на лице.
Я не могла кричать: крик застыл на губах.
- Нет, этого не может быть! Я не вижу тебя!
«Зато я вижу тебя».
В комнату вошла мама. Её лицо было серым, а взгляд пустым.
- Лиз? Всё в порядке? Ты кричала?
- Неужели ты не видишь его?
- Кого?
- Этого человека! – я показала рукой в угол.
- Там не кого нет.
Я посмотрела в угол, но призрак исчез.
В одно прекрасное утро мать не выдержала:
- Лиз, хватит мучить себя. Я не позволю умереть моему второму ребёнку! Лучше сходи в магазин, - и она протянула мне в руки пакет.
Я шла по улице и думала о людях, идущих мне навстречу. Им нет никакого дела до чужого им существа. Моя сестра погибла, но жизнь не остановилась, не застыла на одном месте: всё также дует ветер, падают листья, идёт дождь. Я смотрела на проплывающие мимо витрины, но видела отражение не себя, а какого-то неизвестного мне человека. Вроде я, а вроде не я. Я зашла в магазин красивых графинов и горшков. На их поверхности были изображены прекрасные цветы, птицы, орнаменты, но я их не замечала: на глянцевом покрытии графина я видела только своё расплывчатое лицо. Наверное, в этом есть доля какого-то смысла: живёт себе человек, живёт, видит только то, что снаружи, а в один прекрасный момент, когда приходит беда, он начинает видеть привычные ему вещи в искажённом виде, замечает то, что раньше не замечал.
Наверное, отшельникам живётся в какой-то степени проще, чем людям из общества. Чем больше ты привязываешься к кому-то, тем больнее становится его уход из жизни. Смерть чужого человека, никогда сильно не затронет душу. Может лучше ни с кем не общаться? Но человек не может жить без общения – оно нужно ему, как воздух.
Самое интересное то, что человек с самого детства понимает, что все мы когда-либо умрём, но этот удар всегда становится неожиданностью. Человек считает, что смерть – это то, что бывает с другими, а когда начинает задумываться о себе, то часто задается вопросом: «Но это же я! Как я могу умереть?»
Со временем боль утихнет, останутся только воспоминания. Скорее всего, годам к пятидесяти, я уже забуду, как выглядела Джесс, что любила.
Я села на скамейку, закинула голову наверх и стала всматриваться в лазурное небо. Может быть, сестра сейчас наблюдает за мной, откуда-то сверху?
* * *
Призрака и голос в голове я перестала слышать и видеть. Наверное, это был результат сильного стресса. Жизнь потекла, как обычно. Кажется, даже родители смирились со смертью сестры. Первые дни я думала только о ней, но потом поняла, что всю жизнь я этим заниматься не могу – Джесс не вернуть. Я старалась больше работать, заниматься чем-то, и вскоре боль изнутри стала не заметна снаружи.
Затем началась моя паранойя.
Я возвращалась с работы, а навстречу мне поднимался странный человек. Мне показалось, что я видела его где-то раньше.
«Запомни его».
И тут перед глазами проплыла картинка: человек натягивает маску на лицо и идёт грабить банк, находящийся напротив. Всё было настолько реально, что я не поняла, где нахожусь, когда пришла в себя. Когда я очнулась, и стала осознавать происходящее, то кинулась к окну. Я простояла у мутного стекла минут пять, но ничего не происходило. Я вздохнула. Лишь только тогда, когда я вышла на улицу, противно запищала сигнализация, и к банку стали съезжаться полицейские машины. Я подбежала к кучке людей и стала выспрашивать, что случилось.
- Какой-то парень взял заложников и стал грабить кассу, но не успел. Теперь в западне, - охотно стал разъяснять ситуацию болтливый зевака.
Я не стала ждать конца рассказа и растерянно побрела домой. Значит, я правда предсказала будущее? Но почему только плохое?
Мама приготовила макароны, а я сидела и жевала их, смотря новости.
- До сих пор продолжается осада в Центральном банке. Несколько заложников убиты, но полиция не может ничего сделать. Личность преступника ещё не установлена, - вещал с телеэкрана диктор.
Я бросила вилку и пулей, схватив сумочку, вылетела на улицу. Я точно помню лицо того человека!
В полицейском участке было душно и неприятно. Меня попросили подождать, и я села на лавочку около кабинета. Я смотрела на людей, которых вели в камеры. Что может побудить столько людей идти на убийства и насилие? Зачем трогать тех, которые всё равно когда-нибудь умрут? Пусть их судит Бог. Человек слишком много взял на себя.
Из кабинета вышла миловидная девушка, в чёрном пиджаке и юбке, и попросила меня пройти в помещение. За маленьким столом сидел полицейский средних лет с усталыми глазами и серьёзным выражением лица.
- Добрый день. Вы хотите сказать, что знаете того, кто совершил ограбление в банке?
- Да. И могу его опознать.
- Вы были с ним знакомы? Были его подружкой?
- Нет!
- Тогда откуда вы его знаете.
- Я поняла, что это он.
- Откуда?!
- Мне сказал об этом голос. Я вижу будущее и могу его предсказать.
- Если это так, то почему вы не предупредили нас до ограбления?
- Я обрела эту способность недавно.
- Пожалуйста, подождите меня тут.
Полицейский вышел, а я осталась сидеть в ожидании. Вскоре в кабинет вошли ещё несколько служителей закона.
- Пройдёмте с нами, пожалуйста.
«Посмотри, какие тут все вежливые. Посадят за решётку с комплиментами».
Один из охранников ловко подхватил меня под руки и стал выводить из комнаты.
- Куда мы идём?
- Вам не стоит волноваться, всё хорошо, - сказал другой полицейский.
Я стала сопротивляться и сильно ударилась спиной об угол стола. В глазах потемнело, и я полностью погрузилась в темноту.
Открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь. Тихая боль в спине плавно перешла в невыносимую. Я попыталась пошевелить рукой, но внезапно поняла, что привязана, и тогда я закричала, как беспомощный слепой котёнок.
- Тише, тише, - послышался женский голос.
Я смолкла и постаралась разглядеть хозяйку голоса, но сквозь туманную пелену на глазах были видны только слабые очертания комнаты. Я почувствовала, как острая игла впилась мне в вену, и я отключилась.
Я стояла в тёмной комнате, а недалеко от меня стоял, опираясь на стену, все тот же некто в чёрном балахоне.
- Где я?
- Ты в психушке. Ах да, чтобы не травмировать твою психику: ты в «лечебнице».
- Но почему?! Как я здесь оказалась?
- После твоего прихода в полицию все решили, что ты больна и опасна для общества.
- Но это не так!
- Хочешь сказать, что ты нормальная? Разве все люди разговаривают со мной?
- Что будет дальше? Какое ещё испытание ты мне приготовил?!
- Ну, мне пора. Я и так с тобой заболтался, - он щёлкнул пальцами, и я открыла глаза.
Передо мной, теперь я всё отчётливо видела и понимала, стоял врач в белом халате, с журналом и ручкой в руках.
- Очнулись? Вот и молодец. Вы знаете, где находитесь?
- В больнице.
- Вы правы, и теперь на всё время вашего пребывания здесь, я ваш лечащий врач. Зовите меня Скотт.
- Сколько времени я здесь пробуду?
- Всё зависит от вашего состояния. Итак, как вас зовут?
- Лиз Хартли.
- Сколько вам лет, Лиз?
- 18.
- Принимаете наркотики, алкоголь? Курите?
- Нет.
- Делали аборт? Дети есть?
- Нет.
Скотт хотел задать ещё несколько вопросов, но я его перебила:
- Послушайте! Я ценю всё, что вы для меня сделали, но не стоит больше держать меня здесь. Я здорова!
- А вот это нам ещё предстоит узнать. Теперь отдыхайте, я зайду к вам после обеда.
Врач удалился, а я стала рассматривать комнату. Она была настолько белоснежна, что хотелось зажмуриться. Меня отвязали, и я могла свободно осмотреться вокруг. Кроме меня в комнате были ещё четыре пациентки. Все выглядели вполне нормальными и тихо лежали на своих кроватях. На подоконниках стояли красивые цветочки в горшках из глины, но сами окна были зарешёчены. Сквозь резную решётку виднелось синее небо и верхушки деревьев, ещё покрытых зеленью. Было сразу видно, что клиника очень дорогая: даже в этой небольшой комнате висели две камеры слежения. Когда я их заметила, то почувствовала себя, как загнанная мышь – сразу стало понятно, что без справки о выписке, самостоятельно уйти отсюда не удастся. Естественно, без родителей тут тоже не обошлось: кто ещё будет оплачивать моё лечение?
До полудня я пролежала, смотря, как по потолку проплывают тени от облаков. Яркое солнце освещало палату, и тени от предметов загадочными узорами ложились на стены и пол. Время тянулось ужасно медленно, но через какое-то время, замок на двери щёлкнул, и в палату вошёл Скотт.
- Лиз, я рад, что вы отдохнули. Теперь я ознакомлю вас с распорядком дня. Сейчас поедите, первые дни вам будут приносить еду сюда, а затем пойдёте на процедуры. Если что-то понадобится, зовите меня.
«Правда, милый доктор, старается помочь! А на самом деле имел три жены и два брошенных ребёнка. Ты думаешь, он и впрямь хочет помочь тебе? Ему всё равно. Это – его работа, он получает за это деньги».
- Это неправда! – я отрицательно покачала головой.
- Лиз, что-то случилось?
- Нет, извините. Всё в порядке.
Скотт вышел, а я как всегда заговорила с собой:
- Чего ты хочешь от меня? Зачем ты меня мучаешь? Ты отрицаешь всё, о чём я думаю!
«У человека всегда есть выбор. На каждом пути есть варианты. Всё зависит только от тебя: как думать и что выбирать».
- Оставь меня! Прекрати! – я немного повысила голос, и соседки по комнате внимательно посмотрели в мою сторону.
Мне стало стыдно. Меня и вправду надо лечить.
* * *
Две недели пролетели незаметно. Кормили хорошо, постоянно кололи всякие лекарства, а в перерывах заходил Скотт и любезно спрашивал о моём самочувствии. Я не знаю почему, но моё мнение о нём действительно изменилось в худшую сторону. Теперь я видела не мило улыбающегося доктора, а змею, скрытую под маской любезности.
То ли от постоянных уколов, а может оттого, что я начала выздоравливать, я перестала слышать голос в голове. Я постоянно была настороже, что он вновь появится, но он не приходил. Постепенно Скотт разрешил мне ходить в столовую и общаться с «другими людьми», находящимися в лечебнице.
Я многое узнала о порядках больницы. За каждое нарушение давали карточки, после трёх карточек сажали на сутки в «карцер» - в комнату без окон, всю обитую мягкими подушками, без столов, стульев и другой мебели – просто четыре стены. Кроме того, в карцер могли посадить и без карточек, всё по приказу лечащего врача.
Всё это я узнала от разговорчивого соседа за столом. Он представился, как Пол. Говорят, он находится здесь из-за остро развивающейся шизофрении. У него быстро менялось настроение. Пол мог несколькими часами замыкаться в себе, а мог целые сутки болтать без перерыва.
Вообще, в этой больнице находились самые разные люди: такие безобидные, как Пол, и буйные, у которых за плечами стояли многочисленные убийства, совершённые в бессознательном состоянии. Я узнала, что одна из моих соседок по комнате, Анна, на религиозной основе, вообразила, что её новорожденный ребёнок сатана и задушила его. С виду же Анна напоминала заботливую домохозяйку, которая старалась всем угодить и угощала всех продуктами, принесенными ей родственниками.
«Правда, ты бы никогда не подумала, что она задушила своего младенца? Человек скрывается под разными масками. Об этом не надо никогда забывать».
Голос вернулся. С ним мне даже стало лучше, мне казалось, что я не одна.
Я старалась со многими общаться, но не забывала, что я всё-таки в психушке, и не всем можно доверять.
В каждом учреждении есть свои лидеры. Как ни странно, в этой больнице эту роль играла женщина. Её звали Марена. Она всех держала под «своим крылом». Те больные, которые ей нравились, пользовались её доверием и уважением, а других она просто сживала со свету. От Пола я узнала, что Марена - бывшая санитарка, которую упрятали сюда за то, что она тиранила над пациентами, и чуть было не убила одного психа. Марене я сразу не понравилась. Она не любила новичков, не признающих её власть. Сначала она присматривалась ко мне, улыбалась, и я бы ни за что не догадалась об её истинных намерениях, если бы не голос.
В то утро Марена подсела ко мне за завтраком, и мило улыбаясь, вежливо попросила принести ей салфетки. Когда я вернулась и села за стол, в голове что-то зашевелилось.
«Не ешь».
- Тебе не кажется, что суп недосолён?
- Не знаю, у меня всё в порядке.
- Да нет, точно. Попробуй, - я подвинула к ней свою тарелку.
Ей некуда было деваться, поскольку на нас уже обратили внимание. Она нехотя зачерпнула ложкой суп и проглотила его.
Вечером того же дня у неё началось тяжёлое отравление с лихорадкой, и Марену перевели в другое отделение.
- Иногда ты бываешь полезен…
«Я просто хочу ещё немного поиграть с тобой. Если ты умрёшь, мне тоже придётся уйти».
Может на самом деле мне следует умереть? Закончится вся эта сложная жизнь, меня перестанут считать больной… Конечно, я этого не сделаю. Это не выход. Надо просто пережить это.
* * *
За окнами палаты началась осень. Листья постепенно желтели, засыхали и падали на землю от лёгкого дуновения ветра. По утрам меня отпускали гулять в течение часа по территории больницы. Для меня это было лучшим развлечением. Я сидела на скамейке, наблюдала за птицами на деревьях и понимала, что я всё больше запутываюсь в себе, как муха в паутине, а голос в голове играет роль паука. Сотни раз я пыталась ответить на вопрос: «Неужели я сумасшедшая?» Но ответа всё не было. Я представляла, как мои подруги выходят замуж, рожают детей, все их считают вполне нормальными. Мне хотелось выйти отсюда и уехать далеко-далеко, где началась бы совсем другая жизнь, где меня бы никто не знал…
«От меня не убежишь. Я всегда буду с тобой, нравится это тебе или нет».
Ровно через месяц моего пребывания в этом месте, меня пригласили в «комнату встреч». Я села на стул, и через пару минут в помещение вошли мои родители.
- Здравствуй, Лиз, - тихо поздоровался отец.
Я не ответила. Я смотрела в единственное окно в этой комнате, а потом повернулась к ним и спросила:
- Вы на самом деле думаете, что я шизофреничка? Вы знаете, я много думала о Джесс. И поняла, что я ничего не могла для неё сделать. Я очень скучаю по сестре, часто её вспоминаю, но я не могу жить прошлым. Я не свихнулась от горя! Нет!
Мать кинулась ко мне, принялась обнимать и сказала:
- Конечно нет, доченька. Просто мы очень волнуемся за тебя.
- Тогда зачем вы поломали мне всю жизнь?!!!
- Лиз, ты ещё совсем ребёнок, у тебя ещё всё впереди, скоро тебя выпишут и…- начал отец, но я его перебила.
- Я не хочу ссориться с вами, но и разговаривать тоже не хочу.
Мать заплакала. Отец аккуратно взял её за плечи и повёл к выходу. Около двери он обернулся:
- Я надеюсь, ты одумаешься, Лиз. Тогда мы и придём.
Дверь захлопнулась, и я осталась наедине со своими мыслями.
«Они не любят тебя. Разве они отправили бы тебя сюда, если бы любили? Ты позоришь их. Представляешь, каждый раз их друзья спрашивают: «Где же Лиз?», а им приходится врать, что ты уехала учиться за границу. Как думаешь, что они чувствуют? Может быть гордость?»
- Ты заблуждаешься! Ты невероятно глуп. Да, им неприятно это, но они меня любят, ведь я их дочь.
«У Анны тоже была дочь…»
- Это другое. Анна – психопатка и убийца. Мои родители любят и волнуются за меня. Просто я их ещё не простила.
Голос замолчал. Я почувствовала, как кто-то стоит у меня за спиной. Я обернулась, но увидела только свою тень.
* * *
Я уже полтора месяца в этой больнице, но никак не могу к этому привыкнуть. Наверное, я слишком гордая, чтобы осознать это. Уколы и таблетки продолжают сводить меня с ума, мне кажется, я уже потеряла свою личность.
На днях мне стало очень плохо. Мне жутко захотелось сбежать отсюда. Я кидала подушки в стену и тем самым заставила Скотта посадить меня в «карцер». Меня связали и кинули в этот маленький ад. Я чувствовала, что здесь мне будет даже лучше: никаких уколов, никаких психов, но зато есть ОН.
Он вновь появился в материальном теле: высокий человек в чёрном балахоне, у которого не видно лица.
- Ну и чего ты добилась?
- Я хотела поговорить.
- Слушаю тебя.
- Раз ты всё знаешь, ответь, что я должна понять из всего этого? Ты же сам говорил, что почти каждую минуту мы чему-то учимся.
- Если я скажу тебе, то в чём же интерес? Счастливый человек тот, кто понял смысл своего существования. Все люди, как непрерывная цепь.
- Зачем ты пристал ко мне, как пиявка?! Во всём виноват только ты! Если бы тебя не было, я давно бы ушла отсюда! Нарожала бы детей, завела собаку, купила бы дом… А с тобой я НИКТО.
- Считай, что я твой ангел-хранитель. Сколько раз я спасал тебя от смерти?
- Какой в этом смысл! Может лучше умереть и не слышать тебя!
- Я скажу тебе только одну важную вещь: «Иногда не надо бороться, лучше смириться, и тогда ты узнаешь СУТЬ».
- Я должна смириться, что я больная на голову?!
Он грустно покачал головой.
- Нет, я ошибся, ты ещё не готова, я поторопился.
Он стал исчезать, таять в воздухе.
- Постой! Подожди!
«Ищи суть».
Ещё 21 час я пролежала на мягком полу карцера в полной темноте и в одиночестве. Лежишь на полу, свернувшись «калачиком», и слышишь только своё дыхание. Нет ничего: ни времени, ни пространства. Я пробовала заснуть, но никак не получалось. Перед глазами проплывала радостная сестрёнка, картинки их прошлого, метро, поезд… Начала дико болеть голова. Я хваталась руками за виски и дико кричала, но меня никто не слышал и не хотел помочь. К моменту выхода из этой тюрьмы, я уже не осознавала, где нахожусь и что делаю. Наступил период полного равнодушия. Это состояние ужасно. Тебе всё равно, что произойдёт в следующую минуту, всё равно, что с тобой сделают…Просто выполняешь поручения. Ни жизнь, ни смерть не имеют для тебя никакого смысла …
Когда я была ещё совсем ребёнком, нашу соседку по дому увезли в психушку. Все обсуждали её не меньше месяца. Даже когда её выписали, дети бегали вокруг неё, показывали пальцами и кричали «больная». Иногда я и сама так поступала. За компанию… Кто бы мог подумать, что я сама окажусь на её месте?
Но сейчас мне было совершенно всё равно, что обо мне подумают. Кто они такие, чтобы меня судить? До того момента как я попала в больницу, я во многом зависела от мнения окружающих: как поступать, что делать…Здесь я поняла, что всё зависит только от меня самой.
Пара санитаров вытащили меня под руки в коридор и вылили мне в лицо таз ледяной воды. Холодные капли пронзили кожу, и стало очень грустно и ужасно одиноко.
«Видишь, ты никому не нужна, только мне».
Санитары ушли, оставив меня лежать на таком же холодном, как и вода, полу. Но моё одиночество продолжалось не долго: пришла медсестра с полотенцем, вытерла меня, и, обняв за плечи, проводила в палату.
* * *
У меня есть мысль, что несколько месяцев в психиатрической больнице, могут даже из здорового человека сделать психа.*
Как только в палате посветлело, в комнату вошёл Скотт.
- Лиз, вы пришли в себя?
- Да.
- Я хочу извиниться за вчерашние меры, но это было необходимо.
- Зачем вы оправдываетесь? Я – псих, и вы обязаны лечить меня. Это - ваша работа. (Ну вот, я уже даже говорю, как мой демон).
- Ну что вы, давайте лучше сменим тему разговора!
- А у меня есть выбор?
- Нет, - он натянуто засмеялся. – Тогда, я хочу поговорить о вашем «голосе». Когда он обычно появляется?
- Когда хочет.
- Ладно, - он сделал какую – то пометку в журнале. – А что он вам говорит?
- Говорит, что вы подлый человек, бросили двоих детей. Мне продолжать?
- Достаточно, - врач помрачнел. – Кто вам это сказал?
- Голос. Кто же ещё? С санитарами я не разговариваю, а другие больные… Я думаю, они не знают ваших тайн.
- На сегодня хватит, Лиз. Кстати, на счёт меня, это - полная чушь, - Скотт вышел и тихо закрыл за собой дверь.
Значит, мой голос - просто лгун. Как я могла ему поверить! Да ещё такую чушь своему врачу сказать!
«Это правда. Разве он бы засмущался, если это ложь?»
Я запуталась. Доводы голоса были намного убедительнее, чем отговорки Скотта. А вообще, какая мне разница? Какое мне дело до личной жизни моего врача?
«Ты хочешь узнать, действительно ли больна? Если я прав – нет, а если я лгу, то ты обречена. Логично?»
Логика в этом действительно была, но я боялась, что если доверюсь ему, то совсем сойду с ума.
* * *
«Проснись, проснись! А то пропустишь самое интересное».
Ещё не открывая глаз, я поняла, что в комнате царит суматоха. Стоял страшный шум. Изо всех углов комнаты слышались шаги. Одна из реплик привлекла моё внимание, и я открыла глаза.
- Скоро приедет полиция. Надо будить больных и постараться без паники проводить их в другое отделение, - какая-то медсестра давала поручения санитарам.
Остальных соседок по комнате стали уводить. Я посмотрела на то, из-за чего всё началось: с большой люстры, находящейся посреди потолка свисала, одетая в лёгкую ночную рубашку, одна из моих соседок по палате – Хельга. Её шею обвивала верёвка от шторы. Зрачки девушки закатились, и она была похожа на баклажан: её лицо приобрело фиолетовый оттенок. Может, Хельга и была больной, но уж точно не глупой: камеры слежения были выдернуты из своих розеток, так что ей вполне хватило времени, чтобы повеситься, пока надсмотрщики пытались выяснить причину поломки.
С Хельгой я познакомилась ещё в начале моего приключения в этой больнице. Это была невысокая девушка, с белокурыми волосами. Издалека её можно было принять за ангела: лицо, с невыразительными чертами, но с милыми глазами и с какой-то загадкой внутри. У Хельги было очень тяжёлое детство: родителей она своих не знала, наверное, её кинули сразу же после рождения, а в новой семье девочку постоянно били даже за мелкие неудачи. С самого детства Хельга была тихим ребёнком, которого все использовали, как могли: сначала семья, затем подруга Дина, которая вечно унижала её перед всеми и считала Хельгу своей прислугой. Потом наступил самый тяжёлый удар в её жизни: её любимый человек, который дал ей понять, что она не одна в этом мире, помог ей выдержать все удары судьбы, предложил девушке руку и сердце, после свадьбы загулял с её подругой. Когда в один вечер он вернулся с работы домой, то увидел, что Хельга сидит посреди комнаты и, не моргая, смотрит в пол. Она ни на что не реагировала и была похожа на статую. После того случая Хельга оказалась здесь. Я знаю, что её муж часто приходил, просил прощения, но Хельга была безразлична к нему.
«Правда, интересно, почему девушка, пережившая столько неприятностей, преподнесённых ей судьбой, решила умереть только сейчас? Ну-ка, загляни-ка к себе под подушку».
Я пошевелила рукой под подушкой и нащупала конверт. В этот момент меня подняли и вывели в коридор, но я успела спрятать небольшой конверт под пижамой.
Остаться одной до полудня не удалось. Сначала мне пришлось позавтракать в столовой и принять кучу таблеток. Похоже, происшествие с Хельгой осталось незамеченным – санитары хорошо потрудились. Вернувшись в палату, я обнаружила новые камеры слежения, которые могли работать без розеток. Да и вообще, здесь ничего не напоминало о смерти: в комнате царила идеальная белизна.
Я дождалась, пока останусь одна, и развернула конверт. В нём лежал небольшой, слегка смятый лист бумаги. Я начала читать:
«Здравствуй, Лиз! Не удивляйся, что я пишу именно тебе – мне кажется, что ты самая нормальная из всех в этой комнате. Перед смертью мне бы хотелось с кем-то поговорить, но я заменила это письмом. Наверное, ты думаешь, что могло толкнуть меня на этот поступок? Муж? Нет. Я давно его не замечаю. Он мне равнодушен. Конечно, пусть думает, что это из-за него. Может тогда он поймёт, что нельзя так огорчать женщину, а тем более жену. Я знаю, что я ЗДОРОВА, я нормальная, а это главное. Я хотела убежать. Убежать от себя самой. Решила, что раз я такая неудачница, что я не такая, как все, то я больная. Но вчера я поняла, что это не так. И тогда я решила, что, сколько бы я не пряталась – от себя я не убегу. С самого начала моя жизнь пошла не так, как мне бы хотелось. Я думала, что смогу изменить это, но поняла, что не в силах. Не осуждай моё решение. ЭТО НАДО БЫЛО СДЕЛАТЬ.
Спасибо, что прочитала мою исповедь. Теперь прошу тебя, порви это письмо. Я не хочу, чтобы кто-то знал мои мысли кроме тебя. Лиз, может быть, ты что-то поняла для себя. Главное, верь, ты здорова. Я надеюсь, что эта мысль будет тебе радостней, чем мне, когда я это осознала».
Я медленно сложила листок в четыре раза. Сегодня передо мной предстала настоящая Хельга: смелая, гордая, способная оправдать свои поступки, а не та грустная девушка, похожая на ангела.
Конечно, я могла бы отдать это письмо какому-нибудь санитару или медсестре, но это не придало бы мне чести. Чести перед самой собой. Я порвала письмо на мелкие кусочки и, просунув руку между прутьями решётки, выкинула обрывки слов в форточку. Белые бумажки разлетелись по ветру, как снегопад.
«Ты получила урок из всего этого?»
- Я получила слишком много уроков для моей маленькой головы.
«Ты должна была понять: я – это ты, а от себя не убежишь. Хельга попробовала это сделать - и вот что из этого вышло».
Я промолчала. Мне нечего было на это сказать.
* * *
Снова болит голова. Просто раскалывается. Хочется вырвать боль, но она пускает свои корни всё глубже и глубже, надеясь свести меня с ума.
Сегодня после завтрака случайно зашла не на свой этаж и увидела несколько других психов. В огромном, хорошо освещённом зале находилась пара санитаров и человек двадцать больных. Это были в основном люди, которые молча сидели, тупо глядя в окна и углы и те, которые вообразили себя животными или кем-либо ещё. И тут меня осенило: я всё время стараюсь понять, как всё устроено, пытаюсь узнать, больна ли я или нет, а они… просто ЖИВУТ.
Долго размышлять мне не пришлось: санитары заметили меня и отвели на другой этаж.
Дни тянутся в полном безделье. Я решила, что следует чем-то занять себя, и попросила у Скотта несколько журналов. Он принёс в основном развлекательные газеты. За эти два с половиной месяца в шоу–бизнесе успели жениться, развестись, родить ребёнка, поскандалить, а у меня всё как стояло на одном месте, так и осталось стоять.
После обеда меня ожидал сюрприз: вернулась Марена. Её не хотели переводить обратно в это отделение, но она заскандалила. Сразу было видно, что хочет отомстить. За то время, что я её не видела, Марена не изменилась, только взгляд стал более злым.
Она всё время старалась толкнуть меня, встретиться со мной своими злыми глазами, но я её не боялась. Оттого что боишься, сильнее не станешь.
Прогулки на улице стали редкостью: начинались холода. А недавно за окном выпал первый снег. Некоторые больные прыгали как дети, стараясь поймать снежинки руками и ртом. Наверное, приятно ощущать себя ребёнком: ничего не обязывает, живёшь в своё удовольствие. После прогулки я возвращалась к себе в палату и думала, как бы мне переменить свою жизнь, думала, что чувствуют мои родители, почему так долго не приходят. В коридоре никого не было: все были заняты своими делами. Были слышны только тихие разговоры и приглушённый стук моих шагов. Внезапно я ощутила резкую боль и чей-то дикий крик, нарушивший тишину. Я упала, и на пол с губы стала капать кровь. Я смахнула её рукавом рубашки и подняла глаза. Передо мной два санитара пытались одеть Марену в смирительную рубашку. Наконец им это удалось. Они потащили её в конец коридора. Марена вырывалась и кричала:
- Тварь! Я ещё доберусь до тебя!
- Но не в этой жизни, - прошептала я.
Моё предсказание сбылось: после того вечера я больше никогда не видела Марену.
Я дошла до палаты и легла на кровать. Губа щипала и болела, но боль в какой-то степени была даже приятной. Боль дала мне понять, что я ещё живу, что все, что случилось со мной – это не сон.
* * *
Прошло ещё три дня. Губа почти зажила и практически не болела. Сегодня у меня День рождения. Ещё утром в палату внесли огромный торт, присланный заботливыми родителями. Он был весь из крема с розовыми и шоколадными цветочками на краях. В основном я отдала его соседям – сама съела только кусок. Пусть хоть они порадуются.
А мне было очень грустно в этот день: встречать свои девятнадцать лет в психиатрической больнице – это не подарок, тем более что ощущаешь себя вполне нормальной. Я задула все свечи и загадала, чтобы всё наладилось.
Среди дня зашёл Скотт и подарил мне букетик маргариток. Сказал, что его жена выращивает их в оранжерее. Я поблагодарила его и осталась с букетом наедине. Красивые лепестки цветков блестели в свете окна. Мне было их жаль: скоро их цвет потускнет, и эти красивые творения природы станут всего-навсего удобрением для почвы. В этом мире ничто не вечно, даже планеты через миллиарды лет погибают, что уж говорить о людях. Чтобы чувствовать себя счастливым, надо радоваться жизни, задавать себе поменьше глупых вопросов о мироздании. Человеку, не дано решить их. Это может сделать только Бог.
С детства я была очень религиозной. Может, я и не ходила в церковь по всем праздникам, не соблюдала посты, но в Бога верила всей душой. Даже сейчас я не отчаиваюсь, верю, что всё будет хорошо, а это просто испытание данное мне свыше.
«А если это вовсе не испытание. Если просто ТАК ДОЛЖНО БЫТЬ? Ты, наверное, очень разочаруешься, бедняжка!»
- Даже если это и так, то я узнаю об этом, только когда умру и унесу твою пустую болтовню с собой в могилу.
«А вдруг я дьявол? Куда же денется твоя вера? Разве Бог позволит мне мучить преданное ему дитя?»
- Он всё равно тебя накажет, можешь не сомневаться. И всё-таки ты не дьявол – я в этом уверена.
Голос засмеялся, и мне стало страшно. А вдруг это правда?
Самое страшное для меня – это одиночество. Это не то чувство, когда находишься наедине с самим собой, а то, которое заставляет верить тебя в то, что ты никому не нужен. Единственное, кому я нужна в этом мире – это мои родители. Но это родственники. Какая нормальная мать не любит своё дитя? Самое отвратительное то, что сначала ты замечаешь, что не нужна окружающим, а затем со страхом замечаешь, что становишься безразличной к самой себе.
За окном небо стремительно чернело, и начинал накрапывать дождь, но погода не помешала отправиться на ежедневную прогулку. Я не стала брать с собой зонт. Я люблю такую погоду. Такую, когда серое небо, с быстро летящими облаками, порывистый ветер, развивающий волосы и первые капли дождя, падающие на лицо. Чувствуешь, что через несколько минут произойдёт какое-то очень важное событие, и что ты станешь частью его… я подняла глаза наверх и увидела, как огромная первая капля летит мне прямо в лицо. Я прикрыла веки и почувствовала её прохладный удар на своей щеке. Наверное, здорово быть каплей дождя: свободной, холодной и безразличной… Дождь усиливался. Санитары стали заводить больных в помещение клиники. Я стояла в стороне, подняв голову и руки вверх. Ветровка промокла насквозь, и стало очень холодно, ведь на земле лежал толстый слой снега. По волосам стекали прозрачные струйки чистой воды. Я дышала ветром… Я сама была частью его.
Санитар резко схватил меня за руку и показал на дверь больницы. Нехотя я направилась в сторону здания. Вдруг в поле зрения попало белое пятно в углу под карнизом. Я подошла к нему. Этим пятном оказался маленький белый котёнок. Его шёрстка вымокла, и он несчастно мяукал. Я спрятала мокрый комочек под куртку и поспешила под крышу. Когда все отправились на процедуры, и комната оказалась пуста, я достала притихшего зверька. Он был настолько мал, что помещался на двух ладонях. Я вытерла его полотенцем, и котёнок стал похож на пушинку. Надо же! Он такой же несчастный и одинокий, как и я. Котёнок пригрелся у меня на руках и заснул. Я чувствовала биение маленького беззащитного сердечка и тепло белой пушистой шёрстки. Теперь мне есть кого защищать, кому доверять свои секреты и мысли. Теперь я не одна.
« Ты сравниваешь себя с котёнком? Видишь, в чём прелесть общения: ты думаешь, что обрела друга, помощника, способного понять твои мысли, а этот зверь вообще не думает о чем-либо, он доволен, что его пригрели».
- Замолчи! Ты не представляешь, как ты мне надоел!
«Почему? Очень даже представляю, но я же говорю ПРАВДУ».
- Иногда лучше слушать ложь, чем твою правду.
«Ты ничуть не поумнела с начала нашего знакомства, но всё равно, мне нравятся такие упорные девчонки, которые до сих пор способны сопротивляться».
Я решила не отвечать ему и принялась упорно разглядывать сопящее у меня на груди создание. Надо как-то спрятать его от назойливых медсестёр, иначе он вновь окажется на улице. Скорее всего, это произойдёт очень скоро, так как камеры всё покажут. Я укутала котёнка в покрывало и принесла из столовой стакан горячего молока. Зверёк с жадностью накинулся на него и буквально за минуту опустошил весь стаканчик.
- А теперь слушай меня: я хочу жить. Очень хочу жить. Нормально, с радостями, огорчениями, но на воле, а не здесь. И ты мне сейчас же поможешь в этом!
«Какой смысл мне помогать тебе?»
- Я буду играть по твоим правилам, но с меня хватит этой больницы. В данный момент мне всё равно, больна я или здорова, главное – выйти отсюда сейчас же.
«Хорошо. Раз ты – это я, а я – это ты, то я помогу тебе и себе. Я думаю, с тебя хватит уроков в этой клинике. Так и быть: скажи Скотту, что через десять минут в больнице начнётся пожар».
- Но он не поверит мне.
«Ты умная девочка и поймёшь, что надо делать».
Я взяла котёнка в руки, выглянула в коридор, и попросила медсестру позвать врача. Скотт вошёл в комнату с сердитым выражением лица. После прошлого разговора он стал избегать меня и приходил только во время осмотра. Я его понимаю: не очень то приятно общаться с человеком, который знает твои сокровенные тайны.
- Добрый день, Лиз. Вы хотели меня видеть?
- Да. Через минут восемь в клинике начнётся пожар.
- Откуда вам это известно?
- Мне сказал об этом мой голос.
Скотт улыбнулся:
- Лиз. Неужели вы ещё не поняли, что нельзя доверять своим фантазиям?
- Я думаю, что предупредить вас всё же стоило. Вдруг это правда? Вдруг я могу видеть будущее?
- Скажу по честному, я считаю, что большая часть всех этих «ясновидящих», такие же больные люди, как и вы. Хотя некоторые из них просто расчётливы и хитры. Каждый выживает как может. Не стоит это принимать слишком близко к сердцу. Только прошу, не обижайтесь.
- Что вы, Скотт. Я давно разучилась обижаться на кого-либо.
- Я вижу, что вы не одна. Я понимаю, вы знаете, что нельзя держать в этой больнице животных.
Я прижала котёнка к себе.
- Сейчас это не ваша забота. Вам надо выводить людей перед пожаром. Кстати, через минуту, если мои расчёты верны, появятся первые языки пламени.
Скотту, похоже, надоело улыбаться, и он грубо сказал:
- Сейчас же отдайте животное мне.
За стенами палаты послышался протяжный вой сирены, оповещающий о пожаре. Скотт изумлённо посмотрел на меня и выбежал в коридор. Соседки по палате занервничали. Я поняла, что надо уходить, пока не пришёл персонал клиники. Я беспрепятственно прошла по коридору и вышла на улицу. Я шла, не оборачиваясь, не видя, как разгорается пламя и валит чёрными клубами дым из окон третьего этажа. Котёнок прижимался ко мне своим маленьким тельцем, и я чувствовала себя очень сильной, по сравнению с другими людьми на улице. Я поняла главное: я не больная, я – ОСОБЕННАЯ. Люди привыкли считать чудо болезнью. Это не поддаётся их объяснению. Они установили себе нормы жизни: счастливое детство, хорошие оценки в школе, свадьба, дети, спокойная старость и так далее…Если ты выделяешься от них, живёшь не по их меркам, то ты болен. Тебя надо лечить. Ты опасен для общества. Тебя надо изолировать от этого мира…Но я чувствую себя выше их, чувствую себя самой нормальной и самой здоровой, а голос в голове – это дар. Я не могла помочь сестре, но это не моя вина. Пора оставить прошлое в покое и перестать мучить себя. Нужно также смириться и с голосом в голове. Можно многого достичь при помощи него. Я завишу от голоса так же, как и он от меня. Так что для начала докажу с его помощью какую-нибудь теорему, получу премию и буду жить дальше. С котёнком и родителями. А там посмотрим: судьба непредсказуема.
2004г
|
