Ему.
Тогда, когда я был почти младенцем, мир представлялся мне не таким одноцветным, как сейчас. Он был наполненным таким многоцветеем, что наверно у взрослого бы зарябило в глазах. А я находил в каждом его оттенке неисчерпаемое море для любопытства. Каждый человек был наделен целой гаммой цветовых пятен. Каждое движение, будь то движение машин или беготня листьев по дорожкам парка, или даже просто колыханье занавески, было наполнено сочностью какого-то цвета или даже целой мешанины красок.
Теперь, когда я взрослый, и жизнь потеряла былую красочность, приобретая скорее даже не серое, а монотонно переливающееся серебряное, я с тоской вспоминаю это чувство единства, и не могу ни понять, ни даже обмануть себя ложным пониманием того, как я мог чувствовать единство с этим многообразием красок, с миром, который тогда представлялся мне таким большим и монолитным. Сейчас, сколько я не сижу на скамейке, наблюдая за тем, как волны мягко, лаская, накатывают на берег, сколько ни смотрю на огонь, на котором готовится мясо, сколько не вглядываюсь, как дождь каплями таранит почву, сколько ни наблюдаю, как ветки деревьев в парке различными оттенками желтого разбрасывают под ноги прохожих осень – я не могу добиться слабого подобия того, детского, уже почти полузабытого, а возможно, и полупридуманного, единства с миром.
Сейчас я долго смотрю на отделяющий двор от старой свалки забор, и не могу понять, что же я видел в нем величественного. Что меня тянуло к нему каждый раз, когда я выходил во двор. Что было страшного в этом фонаре, который беспардонным великолепием вламывался ко мне в комнату через шторы. Что было в этом мире, что было в этих звуках, что было в этих красках…
Печальным и долгим утром, когда старый фонарь еще призывает во двор заблудившихся мотыльков, а они уже видя солнце, пытаются долететь до него, неосознанно повторяя заблуждение сына Дедала, умерла еще одна книга. Книга эта умирала долго, иногда запоем, страницей за страницей, главой за главой, иногда болезненно, упрямо, долго, покрываясь слоем пыли на открытых и непрожитых страницах. Книга эта умирала красиво. Она умирала в поезде под мерный и убаюкивающий стук колес, на морском берегу, спрятавшись под соломенной шляпкой любительницы солнечного загара. Она умирала под мирный бред телеведущих, под роскошный смех балерины, заглянувшей в гости на чашечку чего-нибудь без сахара, под трамвайный стон, забытая у друга, который уже давно перестал быть другом, в его дорогой квартире с видом на зимнее море…
Смерть – это жалкая, тщедушная попытка мира скрыться от окружающего его счастья. Мне довольно-таки странна эта его привычка, уродовать и ломать. Некоторые почему-то отделяют смерть от мира и даже противопоставляют их друг другу. Не знаю из-за страха ли смерти, из-за безумия ли старости, многие возводят между миром и смертью гигантские стены, состоящие из предрассудков, ритуалов, учений. В процессе этого строительства люди зачастую достигают такого совершенства, такой выверенности движений, что мы, невольно восторгаясь их придуманной красотой, тоже начинаем верить, что смерть враг мира и жизни. Но если присмотреться с какой последовательностью мир проводит политику смерти, с каким фанатизмом он убивает все, перестаешь верить в его добросердечность и его битву со смертью.
Да, наверное, смерть необходима, наверное, смерть это гармония. Но, увы, так не хочется наблюдать, как гибнет счастье…
Книгу я не любил. Можно говорить о том, что книга «не зацепила», показалась «скучной», «глупой», «несовременной», но правда только в том, что я её не любил. Не знаю, что послужило причиной этой нелюбви. Моя любовь самокопания не выявила никаких заметных отклонений в моем настроение или в мыслях, когда я её начинал читать, когда я в дальнейшем находил брошенную её и начинал читать заново. В общем не было ничего. Книга как книга. Тяжелая и в твердом переплете она меня даже вдохновляла своей монументальностью и неосознанной величавостью. Но любви не было. Сердце не горело, когда я открывал страницы этой книги. В сердце не было любовной боли, сладковатой или сладостной, не было ничего. Я представлялся сам себе бездушным механизмом, злобным роботом который знал, что книга должна быть прочитана, должны до капли быть выжаты её страницы, даже крошка слов не должна быть потеряна! Я был автоматом, запрограммированным на чтение.
Я не верил книге. Моя вера теплилась в её кожаном переплете, не проникая на её страницы. Я верил в золото её названия, в тепло кожи, в её тяжесть, в тягучей запах пыли. Я верил в неё как в вещь, которую ощущал. Но я не верил тому, что было написано на её страницах. Её мысли и её страсть были только фоном. Они были лишены корней у меня в душе. Я признавал ценность её страсти. Её огромную силу. Но это была жалкая страсть механической игрушки, которая тужится изображать жизнь. Я был скептичен. Я был логичен. Возможно, я был мертв еще раньше, чем умерла книга.
Надежда. Надежда была. Мне хотелось, чтобы книга изменила меня. Подарила мне счастье. Но я не верил и не любил это счастье. Не знаю даже, на что я надеялся.
Книга прожила у меня, попутешествовала со мной и умерла, как это обычно происходит. Смерть это непреложный этап мира, его жизни, существования. И смерть книги не является чем-то удивительным. Смерть скорее закономерна. Только книги умирают не как вещественное отражение мира, они умирают в наших душах, в наших умах, в наших сердцах. Срок жизни книг отмеряется нами без связи с их вещественной формой. Книга, давно потерянная мной, продолжает жить в моем сердце, а книга, которая стоит на моей полке – давно умерла. Как много на моих книжных полках таких книг! Это целое кладбище. И эта книга займет на этом кладбище видное место.
Сейчас меня мучит только один вопрос: А как бы сложилась моя жизнь, если бы я прочитал Библию в детстве, пока еще мир для меня был ярким и цельным?
Буду очень благодарен за критику и мнение. Если будет замечен баг, ошибка, нелепость прошу сообщить! Если сам текст показался нелепостью прощу прощения и не судить строго. Критикам особая благодарность! Читателям огромное спасибо!
(Опубликовано 27-May-04) Отзывы: 3
Ссылка: http://kotlet.net/article.php?story=20040527015001992
Котлеты и Мухи: Начало | Автопилот: следующее!