Отражения
Ветер. Ветер потревожил машину во дворе. Машина истерично взвизгнула и, оранжево заморгав во все стороны, разразилась жалобными причитаниями. Её поддержал другой автомобиль, невидимый из окна. Они поплакали немного и успокоились, а ветер перебрался выше, к листьям обречённых на смерть тополей. Тополя спиливали специальные жёлто одетые люди, весело жужжа бензиновыми пилами и отражая солнце в ярких пластмассовых касках. Тополя опадали на землю тяжело, шумя ломающимися ветками, жёлтые люди деловито что-то кричали друг другу, на что-то указывали брезентовыми рукавицами, кивали понимающе. Позже, когда жёлтые люди уезжали на таких же жёлтых машинах с подъёмными железными клетками, спиленные деревья оставались беспорядочными безжизненными пеньками, превращая двор в арену недавней битвы. Пиленные, ломаные, тополя наполнили двор покойницкой неподвижностью. Теперь наступила осень – время ветров и дождей. Хотя, какое там, дожди с ветрами живут в этом городе. Ветряные дожди и дождевые ветры. А ещё здесь живёт серое небо, лежащее на серых крышах серых домов. Под серым небом живут сероглазые люди, одетые в серые пальто.
За кухонным стеклом, спиной в серый вечерний двор, висело прозрачное отражение Алины, привычно обрубленное по грудь подоконником. Отражение поймало кончиком сигареты выпавший из-под колёсика зажигалки огонёк. Алина выдохнула дымную струйку, дым растёкся по стеклу между ними. Стеклянная Алина повторила. Теперь осень и по вечерам темно. Время отражений. Летом в окне только двор, обезображенный помойкой, брошенными впопыхах картонными магазинными коробками и сидящими на тополиных культях, пьющими портвейн, громкими нецензурными мужчинами. Впрочем, иногда среди них находилось место и женщинам. Но те, что когда-то родились девочками и доставляли немало радостных хлопот счастливо зарумянившимся матерям, были теперь бесполы, с запойной одутловатостью на порочных лицах, как и мужчины, громкие и нецензурные. Летом отражений нет. Летом – плотные занавески, романтические ночные прогулки, разведённые мосты и многочисленные туристы на набережных. Осень меняет город. Осень гонит туристов, зажигает фонари, включает паровое отопление в квартирах. Тепло, забираясь в батареи, железно стучит. Стук тот не раздражителен. Он приятен даже, ибо обещает уют в холода и высохшие к утру носки.
Замурлыкал телефон. Алина поднялась. Подоконник в стекле резал теперь её бёдра. Телефон настойчив. Ступая по коридору, Алина видела себя, плывущую навстречу из зеркальной кухни, скользящую розовым халатом по полировке телефонного столика. У этой не было ног. Любая отражающая поверхность что-то крала у Алины. Калечила. Калечная, безногая Алина приблизилась. Вытянула из широкого халатового рукава узкую, с голубым деревцем вен, руку. Алина в точности повторила её движение, взяла трубку. Пластмассовый голос не был чужим или незнакомым, он был просто необязательным в этом вечере.
2.Метро
Метрополитен – территория встречных направлений, кровеносная система города. Невидимые под землёй ползут в бетонных норах голубые гусеницы, пялящие из стёкол пассажирские глаза. Ребристая дорожка – опадающий вниз массивными ступенями эскалатор. Туда, к подвижной, давящей себя к поверхности человечьей каше. По толпе пропрыгал шкодный зуммер мобильника, за ним – разноголосое «Алло». Всхлипнула резиново из-за спины ладонь. Чёрный поручень всё время отставал от катящейся к шуму электричек лестницы и уводил руку назад и вверх. Внизу эскалатор складывался в себя и сочился между острыми зубьями привинченной к полу металлической расчёски в лязгающую шестерёнчатую неизбежность, оставляя на виду конфетные обёртки. Люди покидали загадочную лестницу одним длинным скользящим шагом, ладонь расставалась с чёрной резиной. Поток пассажиров делился здесь надвое, по направлениям. И что для одних было направлением «туда», для других обязательно было направлением «оттуда». Алина двинулась от эскалатора, прижимаясь к левой стороне длинного, с двумя рядами крашенных чёрным дверей, вестибюля. Двери покачивались слегка от комка уплотнённого воздуха, испуганного преследующим его поездом, населяя подземелье затейливым индустриальным ритмом. Метрострой Rock’n Roll. Это закрытая станция. Поезда не увидишь, пока не позволят чёрные рок-н ролльные двери. Створки шарахнулись друг от друга, глухо стукнув в упоры. Из открывшегося проёма вырвало резким толчком разнополую пассажирскую струю. Алина посторонилась. Суетливо застёгивая портфель, рванулся к выходу замешкавшийся человек, коснулся нервным плечом, исчез среди подпрыгивающих голов. В животе электрички светло и обречённо. Хищно шлёпнувшие друг о друга двери отрезали выход, город, небо, оставив лишь змеящиеся толстыми электрическими червями стены тоннеля. Узкого, тёмного. По червям скользила повисшая на груди у Алины надпись: «Не прислоняться». Алина, зажатая резиновым уплотнителем, с надписью на груди, привычно искалеченная, смотрела из-за стекла печально.
3.Город.
Где-то над головой была Нева, и по Неве веселились в прогулочных катерах улыбчивые люди. Улыбчивые люди не могли чувствовать под собой электричек, сознание не фиксировало подземную жизнь, взгляд, опущенный вниз, ловил только лоскутное отражение Города в невской воде. Город искрился вечерними огнями, летящими в улыбки веерными искрами. Город расходился от катеров волнами, бил плеском о гранит набережных и с шумом откатывался. А под Городом, растворённая в вагонной освещённости, была Алина, сжимающая блестящую прохладу поручня и ещё одна, вставленная в паспарту двери, пускающая в свою прозрачность беспокойное электричество, с издевательски чёткой надписью на груди.
(Опубликовано 09-Nov-05) Отзывы: 3
Ссылка: http://kotlet.net/article.php?story=20051108133614424
Котлеты и Мухи: Начало | Автопилот: следующее!