Икота
«Салюты, Князь! Ей-ей, не ждал письма.
Смотрю на штамп: Орел или Дакота?
Черт знает. Марка чудная. Здесь ма
…рок, Князь, не собирают отчего-то.
Лет эдак двадцать пять назад весьма
такой… Ну, началася свистопляска!
Pardon moi за кляксы: битый час как
не то отрыжка, а не то икота.
«Гольфстрим течет – а что ему не течь? –
волне исправно: с Запада – и мимо.
Гольфстриму Средиземноморья печь,
Эллады переплавка в тигле Рима,
закалка византийская, картечь
Султана, оборона Крыма, боком
всем вышедшая, – побоку: в глубоком
незнанье нас – заманчивость Гольфстрима.
«У вас, поди, зима, валяют баб,
каких в снегу, каких – из снега. Я бы
в охотку повалялся тоже, каб
на это дело были тут не слабы;
но – это ж разлюли-люля-кебаб!
не снег, а так, сопливая кашица,
лишь ветер курам на смех петушится.
И климат бабский, и народец – бабы!
«Вот... С ними тут рукою до греха
(Подайте до греха мне христара-а-а-ди!
Рукой.) подать: взял, невзначай оха
…ял нацию. Не прав. Простите дяде.
Мне Дания – что ласточке стреха:
есть много адресов гораздо хуже,
людишек – жилой жиже, лбами уже,
чем эти. (Все ж порядочные ……)
«Я – патриот не знающий родства.
Одно уродство. Мой компас – надежду
на прошлое – швыряет на… раз, два,
три! полюса одновременно, те, что
взаимоисключают наше с ва
…ми сосуществование, отныне
окапываюсь здесь навеки: и не
по центру, и не сбоку, Князь, а – между.
«Патриотизм не греет… я в шарфе
и шапочке с рождественским уклоном
сижу, – как на вокзале! Подшофе
немножечко: томлюсь антициклоном.
А ехать дальше – некуда, в графе
«Пункт назначенья» моль дыру прогрызла.
Вот и сижу, спиной к чему-то присло
…нившись, бросаю на пол тень. С помпоном.
«Спасибо и на том. Дела? – Табак.
Смолю их потихоньку, что ни день, и…
и дохаю. Темно, и полубак
захлестывает валом наблюдений.
Навроде: в темноте, Князь, лай собак
мне волчьим мнится воем… Нет, не бедству
…ю, просто наконец-то понял: с детства
душа лежит к отбрасыванью тени.
«Старею ли? А не стареть – к чему?
На то и шапка, чтобы плешь не стыла.
Гостей не жду, но явится – приму,
Хоть пыль осталась от былого пыла.
А к Хроносу – всегда лицом: ему,
вожатому хищнее-нету-стаи,
спина – не просто вызов – виза, да и
сподручнее подкрадываться с тыла.
«Отбросить тень... Казалось бы, легка
задача: взял, нашел источник света,
и тень сама собой наверняка
отбросится куда-нибудь. Но это
не так. Вот лампа, вот моя рука –
раскрыта. А тень – стистнута. По сути ж,
коль присмотреться, то выходит кукиш
по всей стене, от двери до буфета.
«Как трудно бросить тень правдиво! Те,
с кого других портреты пишут, зримо
отбрасывают тень и в темноте,
хотя порой бывает что и мимо.
Все ж – далеко. А мне?.. Мне, сироте,
и Солнца не видать, не то что пятен;
ни марсианских гор, ни лунных вмятин,
ни Йорка стен, ни Иерусалима.
«Невнятен я… Сухотки языка
мерзее есть недуги, нет – скучнее.
Симптом: в письме икота. Так, ика
…я через строчку, в пошленькой камее
засечками тупого резака
гул раковины чудной силюсь – втуне –
отобразить, дерзец! и на версту не
приблизясь к цели, вязну в ахинее.
«Клоп-водомер, топчусь в своем пруду,
мечтаю пособить прорыву дамбы.
Куда! Вода – стоит. Я ж все пряду.
Мой топоток потешный, эти ямбы
икотные… (Пора «учить урду».)
Вы слышите? Вы здесь еще?! – Спасибо…
Терпеньем тронут. Только – вашим. Ибо
будь кто другой – давно послал к ……. бы.
«Князь, Князь, назад! Назад, туда, где звук
жив смыслом, мыслью, что не нарочита,
где слог не отбирается «за фук»,
где в паузах – опора и защита
ужели поздно? Все случилось: вдруг
из реквиема вылупилась полька.
Как будто вышел из дому, и только
захлопнув дверь, очухался: ключи-то!
«Бывали дни… Ах, Князь! «Слыхали ль вы?..»
Вы помните? – Большой. Мороз и полночь
чудесная, трескучая, Москвы
«инфан-терибля» два стоят. На помочь
застегнутое небо, с головы
закинутой – в сугроб упавший кролик…
Как мы смеялись! Молча. Но до колик.
Вы помните? А я – забыл. Увы!
«Я никакой не кланялся «звезде»,
держался от бездарностей поодаль,
тупиц хватал, как надо, за муде,
на эпиграмму отвечая – одой;
смотрел поверх бровей любому «де».
А ныне, натолкнувшись на плебея,
зискиваю, блея и робея,
как будто что-то занял и не отдал.
«Да, занял!.. А теперь томлюсь виной:
промотан займ, хоть щедро был отмерян;
судьба моя, Князь, пала подо мной,
как загнанный жокем-дурнем мерин.
Пинаю труп и, брызгая слюной,
ору, хоть знаю: сдохла тварь. А а все же
вдруг встанет? Вдруг?! О это «вдруг» до дрожи!
А если нет? – Не знаю… не уверен.
«Иду на закругление, пора!
Ишь, раскричался, как цыган при торге.
А все-таки – нет худа без добра:
я сэкономил грош на черной корке!
И напоследок: Князь, когда ребра
нет в языке – зазорно, пошло вякать;
лежи, как второпях у кассы в слякоть
оброненная мелочь, жди уборки.
«Медь меркнет скоро. Каждому грошу
окислиться судьба. И мне. И все же,
Князь, Ваша светлость, об одном прошу:
как выйду – подмигните мне из ложи.
Засим – оревуар. Ваш бывший Шу…»
Тут следует большой оплыв: ни даты
не разобрать, ни подписи. (Редактор.)
Ямб, пентаметр, ababaccb, тушь по коже.
(Опубликовано 13-Mar-06) Отзывы: 10
Ссылка: http://kotlet.net/article.php?story=20060313122346336
Котлеты и Мухи: Начало | Автопилот: следующее!