Сайт закрывается на днях... Со дня на день...
STAND WITH
UKRAINE
21 - полное совершеннолетие... Сайт закрывается. На днях. Со дня на день.
 Добро пожаловать!  Регистрация  Автопилот  Вопросы..?  ?  
   
  НачалоАвторыПроизведенияОтзывыРазделыИтогиПоискОпросыНовостиПомощь   ? 
Вход в систему?
Имя:
Пароль:
 
Я забыл(а) пароль!
Я здесь впервые...

Сводки?
• Альфин
Общие итоги
Произведения
Авторы
 Кто крайний?
Старый Брюзга

Поиски?
Произведения - ВСЕ
Отзывы - ВСЕ
 Проза
ВСЕ в разделе
Произведения в разделе
Отзывы в разделе
 Альфин
ВСЕ от Автора
Произведения Автора
Отзывы Автора

Индексы?
• Альфин (10)
Начало
  Наблюдения (16)
По содержанию
  Лирика - всякая (6136)
  Город и Человек (391)
  В вагоне метро (26)
  Времена года (300)
  Персонажи (300)
  Общество/Политика (122)
  Мистика/Философия (648)
  Юмор/Ирония (639)
  Самобичевание (101)
  Про ёжиков (57)
  Родом из Детства (341)
  Суицид/Эвтаназия (75)
  Способы выживания (314)
  Эротика (67)
  Вкусное (38)
По форме
  Циклы стихов (141)
  Восьмистишия (263)
  Сонеты (114)
  Верлибр (162)
  Японские (176)
  Хард-рок (46)
  Песни (158)
  Переводы (170)
  Контркультура (6)
  На иных языках (25)
  Подражания/Пародии (148)
  Сказки и притчи (66)
Проза
• Проза (633)
  Миниатюры (344)
  Эссе (33)
  Пьесы/Сценарии (23)
Разное
  Публикации-ссылки (8)
  А было так... (477)
  Вокруг и около стихов (88)
  Слово редактору (11)
  Миллион значений (40)

Кто здесь??
  На сервере (GMT-0500):
  03:38:56  28 Mar 2024
1. Гости-читатели: 53

Смотрите также: 
 Авторская Сводка : Альфин
 Авторский Индекс : Альфин
 Поиск : Альфин - Произведения
 Поиск : Альфин - Отзывы
 Поиск : Раздел : Проза

Это произведение: 
 Формат для печати
 Отправить приятелю: е-почта

Рассказ
17-Apr-06 14:02
Автор: Альфин   Раздел: Проза
Посвящается событиям Столетней войны 1337-1453

Как и всякий человек, я обладаю замечательной привилегией, дозволяющей мне время от времени совершать ошибки и ослушиваться заботливо сочинённых догм. Но сейчас мне неуместно красоваться пустым хвастовством и приукрашивать то, что следует передать ровно так, как было на самом деле. Те, кто поныне жив и не потерял ясность мыслей, засвидетельствовали достоверность моего рассказа.

Первый день марта 1356 года. Гиень, Франция.
Эта история берёт начало на плодородных и богатых берегах юго-западной Франции, но подоплёка тех давних событий столь сложна и запутана, что я не вижу смысла смущать читателя сообщением сухих и ненужных фактов. Достаточно лишь упомянуть, что война, такая же кровавая и бессмысленная, как и все прочие, гремела уже девятнадцать лет. Подобно ненасытному кровопийце с тупой мукой жажды, она из года в год подтачивала не только Англию и Францию, но и само мироздание. Несмотря на то, что эпоха дикарей и варваров уже канула в бездну забытой истории, очи моих современников не смогли узреть изображённый мной апофеоз жестокого противостояния.
Но осознание происходящего и постижение истины, которая на самом деле никогда не бывает сложной, пришло ко мне много позже, а прежде я с восторгом устремился вслед за красно-синими знамёнами, овеянными славой побед при Слейсе и Кресси.
В июле наш отряд выступил из Уэльса на помощь Эдуарду и его небольшому войску. После нескольких дней тоскливого плавания мы прибыли в Аквитанию, прекраснейшую и богатейшую из провинций, которые когда-либо завоёвывались Англией. Хотя здесь не бывало золотых дождей и деревьев с серебряными плодами, что не раз упоминались в пафосных речах бывалых воинов, все мы были восхищены этой чудесной землёй. Кажется, Джон упал однажды на колени, приник к высокой траве и воскликнул, будто непременно останется здесь, когда война закончится.
Всё начиналось чрезвычайно безмятежно. Не меньше семи дней мы похоронили в забегаловках порта и окрестных деревень. Однажды наш вечно нетрезвый командир рухнул головой под колесо телеги. Когда по вязкой грязи грунтовой дороги протянулся след из крови и мозгов, Лосс, тоже пьяный, ринулся было на подмогу, однако выблевал на труп бедняги и рухнул рядом в беспамятстве.
Вскоре из Бордо нам прислали нового командира. Его звали Вильям МакГрегор. Это был человек небольшого роста, почти коротышка, со слабыми руками и телом. Его мрачное лицо было украшено причудливым узором шрамов, большие серые глаза нещадно пронизывали всякого, и мы так никогда и не смогли привыкнуть к этому взгляду.
С прибытием Карлика (так мы прозвали Вильяма) наши пьяные гулянья были пресечены. Мне выпала ужасная доля в полном бессилии созерцать, как МакГрегор безжалостно уничтожал наши запасы вина, что в условиях войны можно было приравнять к святотатству. Многие были не в состоянии простить ему такого поступка. Более того, нам было объявлено о немеленом выступлении к пограничной области. Войсковой сбор должен был состояться рано утром на окраине небольшого городка вблизи порта. Сообщая об этом, Вильям спокойно и бесстрастно, будто беседовал с лордами о погоде, сообщил, что всякий воин, не явившийся в назначенный срок, будет повешен.

Утро пятнадцатого марта того же года, северо-запад
Аквитании.
Солнце только-только взошло и было ещё холодно. Снег, правда, почти совсем сошёл, и кое-где уже прорастала трава и некрасивые серые цветы без запаха. Дул слабый ветер, едва колыхавший алые стяги.
На равнине построился весь наш отряд: две сотни пеших солдат и ещё четыре дюжины конных воинов, прибывших вместе с Карликом. Мы, новобранцы, представляли жалкое зрелище. Вообще, все лучшие войска сражались на севере Франции или под командованием Эдуарда. У нас не было почти никаких доспехов, только кожаные и матерчатые куртки, почти все мы были босыми. Хотя уэльские стрелки были поистине легендарны, на самом деле с нами было лишь два десятка человек, имеющие лук и способные с ним обращаться. Остальные вооружились чем попало: кто-то нёс мясницкие ножи, у других были вилы, колья, топоры лесорубов. Я стоял в передних рядах с деревянной рогатиной и чувствовал себя нелепо.
Это состояние усугублялось тем, что воинов Карлика по сравнению с нами можно было назвать цветом английского рыцарства. У некоторых из их лошадей были железные попоны, а сами всадники, облачённые в прекрасные латы и вороненые шлемы, держались гордо и надменно посматривали в нашу сторону.
Вильям восседал на огромном саврасом жеребце как на троне и от этого казался совсем крошечным человечком. Он несколько раз объехал вокруг строя и, наконец, замер на месте. Вскоре из города к нему прибыл всадник с посланием. Я находился невдалеке и мог слышать бодрый голос гонца, а Вильям опять вёл речь тихо и будто бы осторожно, точно невесту.
Всадник доложил о том, что некоторые бойцы не покинули город, и я подивился их беспечности. Но в гораздо большей степени я был поражён поступком Вильяма. Не прошло и часа, как все провинившиеся были доставлены к нему. В строю переговаривались о том, что всё ограничится бичеванием и определением в авангард, однако Карлик велел нам соорудить виселицы. Некоторые воины раскрыли было рты, но по лицу командира стало ясно, что он и не думал шутить.
Солнце вошло в зенит и сквозь клочья облаков осветило место казни. Четырнадцать человек раскачивались над землёй, словно уродливые куклы. Карлик, оставаясь невозмутимым, резко взмахнул рукой, что на словах означало бы «пора в путь». Смятённые и подавленные, мы зашагали вслед за командиром.

Ночь с пятнадцатого на шестнадцатое марта,
Восточный тракт.
Из-за расправы над несчастными мы потеряли несколько часов времени, поэтому Карлик заставил нас продолжать двигаться даже с наступлением ночи. Когда солнце растворилось за стеной далёкого леса, ветер усилился и стало совсем холодно. Воины маршировали неровным строем, дыша на обмёрзшие пальцы и, вероятно, как никогда в жизни мечтали об отдыхе и сне. Незадолго до рассвета Джим свалился в придорожную канаву и сломал ногу. Лишь тогда Вильям позволил нам остановиться и разбить лагерь.
Мы были абсолютно истощены, поэтому даже не стали разводить костры и есть. Кто-то постелил прямо на дороге звериную шкуру и сбросил на неё Джима. После этого одни рухнули на землю, другие на талый снег и спали мертвецким сном.
Солдаты Вильяма проснулись первыми и пинками разбудили нас. Впопыхах мы, разбившись на группы, развели несколько костров и, наконец, приготовили пищу. Я внезапно ощутил, что ничем не питался, кажется, уже целую вечность и точно в безумии накинулся на нашу скудную еду. МакГрегор дал нам всего полчаса времени, а затем приказал сделать носилки для Джима. Спустя некоторое время мы смогли продолжить путь. В тот момент мы ничего толком не знали о предстоящих трудностях и целях похода. Ни Вильям, ни его люди не удосужились нам это объяснить, а мы побоялись спрашивать.
День запомнился мне как сплошное истязание. Носилки мы несли по двое, сменяясь каждые двадцать минут, а кроме этой нежданной обузы добавилась очередная напасть: к вечеру уже почти все сбили в кровь ноги. В полдень была сделана короткая остановка, и вскоре марш возобновился.
В эту ночь по требованию Вильяма мы поставили несколько шатров. В них люди расположились в чудовищной тесноте, едва ли не друг на друге. Не успел я заснуть, как к нам ворвались солдаты Карлика и забрали все деньги, какие у нас оставались. Дик воспротивился такому притеснению и в результате лишился не только своих медяков, но и зуба. На следующий же день наши грабители пропили всю добычу в трактире, одиноко стоящем на обочине тропы.
Минуло несколько суток, но нам не встретилось ни одного поселения. Мы вступили в ту область, где война свирепствовала периодически, изгоняя простых людей и приводя на их место воинов. Иногда нам встречались укрытые пеплом и копотью развалины домов и крепостей, да ещё несколько человеческих и животных останков.
Через неделю от начала пути наше войско вышло к небольшой речке. Она серебристой змейкой извилисто ползла по равнине к самому горизонту. Дорога обрывалась у песчаного берега, превращаясь в узкий деревянный мост, и вела дальше через гряду лесистых холмов. Возле реки уютно пристроилась маленькая деревня. Здесь Вильям устроил долгий отдых, почти на весь день. Нога Джима всё ещё не срослась, и командир отдал его в один из домов. Должно быть, он так и остался жить в той деревушке и, по-моему, это далеко не самая худшая из возможных судеб.

Двадцать четвёртое марта, граница между английской
французской Аквитанией.
Большая часть дороги была преодолена и утром двадцать четвёртого марта мы подошли к малозначительной английской крепости. Возвышенность, на которой она стояла, обозначала границу с Францией.
Замок был невелик, но даже издали производил огромное впечатление. Древние стены и массивные башни каменными громадами нависали над склонами холма, и в их тени могла бы укрыться целая армия. Над зубцами неприступных бастионов развевались королевские знамёна – золотые леопарды на красном поле, соединённые с французскими лилиями.
По прибытии в крепость мы получили достойное вознаграждение за наши испытания: каждому досталась изрядная порция вина, правда, дешёвого. Мы решили выпить его немедленно, за что поплатились, когда в нашу казарму заявились солдаты Карлика. Обнаружив бочонок опустошённым, они пришли в лютую ярость. Лосс и Гарри, оказавшиеся к ним ближе всех, были нещадно избиты сперва деревянной скамьёй, а потом ногами. Но люди Вильяма вовсе не собирались останавливаться на совершённом. Глазами они злобно рыскали по тёмному помещению, выискивая очередную жертву. Внезапно случилось то, что можно было предугадать, но чего никто не ожидал. Раздался глухой звук удара, и один из солдат упал на грязный каменный пол. Поверженный воин изумлённо, но с уже теплившимся бешенством глядел над возвышавшуюся над ним фигуру. Это был Джон, который, как и я прибыл из Уэльса.
Наступило полное молчание. Со двора крепости доносился повседневный шум, но он не мог перекрыть гула тревожной тишины. Не знаю, сколько прошло времени, но солдат всё-таки встал и вплотную приблизился к Джону. Они стояли друг против друга и ничего не предпринимали, и, должно быть, каждый ощущал ненависть и зловонное дыхание противника. Солдат, стиснув гнилые зубы, процедил какое-то слово, Джон кивнул и среди воинов МакГрегора раздался одобрительный говор, новобранцы испустили неясный вздох. После этого обе толпы направились во двор. Тут я понял, что должно было произойти, и в моей голове прогремело единственное слово: поединок.
Люди обступили врагов кольцом, создав таким образом широкую арену для схватки. Обоим дали длинные одноручные мечи, затем один из солдат Вильяма вышел на середину площадки. Он не стал произносить речей или полагающёйся в таких случаях молитвы, он просто подал рукой знак, и противники начали бой.
Небо заволокло тучами, пошёл дождь, поначалу слабый, но вскоре усилившийся. Неистовствовали молнии, и сталь тускло сверкала в полутьме. Солдат рьяно нападал на Джона, но тот хотя и был менее опытным бойцом, ловко уклонялся от ударов и совершал ответные выпады. Однако решительно атаковать он не спешил. Будучи не слишком-то сильным и крепким, Джон стремился измотать своего врага, и последний слепо шёл в эту ловушку. Солдат весь покрылся испариной, дышал шумно и тяжело. Вдруг Джон молниеносным ударом отсёк ему ухо, раздался вопль. Такой точный удар вряд ли можно нанести умышленно, скорее случайно и бессознательно. В любом случае, эта успешная атака сделала своё дело. Взбешённый солдат безоглядно кинулся на юношу, бессмысленно тратя драгоценные силы. Неожиданно он оступился на промокшей от ливня каменной плите и, пытаясь сохранить равновесие, развёл руки в стороны. Джон незамедлительно вонзил меч в грудь воина.
Стук дождевых капель смешался с протяжным хрипом, и сражённый боец упал лицом в землю. Все замолчали.

Двадцать шестое марта, пограничная крепость.
В полдень состоялся войсковой сбор, первый после той казни. На нём Вильям наконец-то объявил о наших целях.
Приграничные области постоянно терроризировали как английские, так и французские отряды. В этом году натиск наших армий на севере ослаб. Этим сейчас же воспользовались некоторые французские бароны, и в прошлом месяце их войско вторглось в Аквитанию, сжигая и грабя города и замки. Тогда три сотни отборных вражеских бойцов находилась всего в дне пути от нашей крепости, а ещё в паре миль к северу на соединение с ними двигались главные силы – более тысячи феодальных воинов.
О нашей задаче было нетрудно догадаться: поскольку все английские войска находились вместе с Эдуардом в набеге на центральные провинции Франции, мы самостоятельно должны были отразить атаку. Здесь же Вильям объявил нам своё решение. Он сказал, так же тихо и бесстрастно, как всегда, что мы встретим врага не сидя за крепостными стенами. Карлик намеревался разбить превосходящие силы французов, что называется, в чистом поле. Изначально многие отнеслись к его словам как к неуместному в такой ситуации бахвальству, но позже я подумал, что Вильям просто сделал холодный и верный расчёт. Он понимал, что неприятель более всего ожидал, что мы попытаем счастья, обороняя замок, но никак не предполагал, что вступим в открытый бой. Случилось так, что именно неожиданность нашего поступка решила исход событий.
После речи командира все направились в столовую. Никто не говорил громко, не шутил больше и не смеялся. Все с тоской смотрели на мрачные каменные стены, будто ища в них укрытие от нависшей над головой смерти.
Столовая была самым тёмным бараком в крепости. Окон здесь не было вообще, по никому не понятной традиции двери всегда плотно закрывались. Свет исходил лишь от камина в дальней стене. Языки пламени исполняли причудливую пляску, выхватывая из темноты очертания грубой деревянной мебели.
Когда трапеза закончилась, солдаты Вильяма оттащили столы и скамьи к стенам и велели нам построиться. Мы стали в два ряда по обеим сторонам образовавшегося прохода. МакГрегор и с ним ещё несколько человек с торжественным молчанием приступили к раздаче оружия. Выражение их лиц придавало происходящему некую особую значимость, и мы невольно прониклись важностью ритуала.
Нам вручили всё то, что долгие годы хранилось в замковой оружейной комнате. Полных комплектов на всех не хватало, из-за чего каждый получил часть от некогда полной брони. Солдат надел мне наголову железную шапку и дал меч, тупой, но не ржавый, Лосс получил копьё и щит вместо своего тесака, Дику досталась единственная на всё войско алебарда. У Джона и Гарри уже были луки и стрелы, поэтому им дали только панцири из варёной кожи. Когда церемония закончилась, Вильям сказал ещё несколько напутственных слов, и незадолго до наступления вечерних сумерек мы вышли из крепости.
Идти пришлось недолго. Мы преодолели несколько миль, и с наступлением ночи сделали остановку. В этот раз палаток никто не ставил, костров не разжигали и даже говорить старались тише. Впрочем, перед боем беседовать было не о чем, и тишина лишь изредка прерывалась словами молитвы. Молились тоже немногие. Чтобы не терять времени напрасно и набраться сил, все постарались поскорее заснуть. Я же закутался в свой облезлый плащ и думал. Это худшее занятие перед сражением, потому что чем больше размышляешь, тем больше осознаёшь грозящую опасность. Страх - главный противник любого воина. От страха я избавиться не мог и тогда решил с головой окунуться в него, слиться со страхом, перепугаться так, чтобы на завтра не осталось сил бояться. Решив так, я заснул.
Французский лагерь находился на ровной местности. Чтобы подобраться незамеченными, мы сделали большой крюк и укрылись в густых зарослях кустарника. В нашем войске было двести с лишним бойцов, из них не менее пятидесяти умели использовать лук, однако во время битвы стреляли лишь две дюжины воинов. Дело в том, что ранее, в одну из холодных ночей, когда не было дров, Вильям приказал растапливать костры стрелами, и теперь их осталось всего десять колчанов. Лучники остались в тылу и приготовились к залпу. Остальные выползли к самому краю зарослей. Как только показалось солнце, мы, точно сорвавшиеся с цепей собаки, бросились на врага.
Беспечность французов была поразительна. Они были абсолютно уверены, что мы не выйдем из крепости и теперь безмятежно спали, даже не выставив часовых. Когда их осыпало стрелами, они не сразу опомнились, а только беспомощно озирались по сторонам. С победными воплями мы буквально врезались в эту перепуганную толпу, круша людей мечами. Врагов было раза в четыре больше, чем нас, но в условиях внезапного нападения их огромный численный перевес не играл никакой роли, они сами перемешали свои ряды, усиливая панику. Стрелы проносились непрерывным потоком, но кончились уже после четвёртого залпа. Тогда наши лучники с одними ножами ринулись в схватку.
Лагерь врага был так велик, что его невозможно было атаковать по всему фронту, и неприятель, уже опомнившийся, начал охватывать нас своими шеренгами, как крыльями, с двух сторон. Вскоре нам пришлось биться в страшной тесноте. Все мы дрались отчаянно, медленно прорываясь к центру французских позиций, где сияли золочёные доспехи барона-предводителя. Но огромная людская масса перекрыла нам дорогу, и сколько бы мы ни убивали людей, их, казалось, вовсе не убывало. Поток из множества дерущихся вытеснил меня в самую гущу боя и мне стоило немалых трудов сохранить свою жизнь. В давке я смог заколоть двух французов и протиснулся в относительно безопасное местно, затем это повторилось вновь, но долго так продолжаться не могло. Внезапно передо мной возник тёмный силуэт, превратившийся в булаву. Удар был несилён, и железная шапка спасла меня, но на ногах я всё-таки не устоял. Чтобы меня не затоптали свои же товарищи, я немедленно вскочил, и в этот момент обнаружил, что сражение завершилось.
Вильям со своими всадниками успел подобраться к тылу неприятеля и смял его ряды. Через несколько минут враг был рассеян по всему полю, и лишь немногим удалось спастись бегством.
Исколотые мечами, раздавленные лошадьми погибшие громоздились повсюду, а земля, наверное, на несколько футов пропиталась кровью. Лосс лежал далеко в стороне, пронзенный пикой. Вороны чёрным роем кружили над нами, но всё ещё не решались опуститься и начать клевать мёртвые тела. Враг потерял больше тысячи своих людей, мы недосчитались трёх десятков.


Август, Гасконь.
В начале лета мы покинули пограничную область и вернулись на побережье. Это был центр всех невоенных событий, богатая и густо населённая провинция. Сюда не могли прорваться французы, а наши войска поддерживали относительно мирные отношения с местным населением, не грабя его. Таким образом, эти земли можно было считать не тронутыми разорением. Жизнь здесь текла бурным потоком, из Англии постоянно приходили корабли с новыми бойцами, продовольствием и теми, кто желал попытать счастья на чужбине.
Формально нас прислали сюда для поддержания порядка, но на самом деле для того, чтобы мы перевели дух и затем присоединились к силам Эдуарда. Он был поистине легендарной фигурой не только в Гаскони, но и в островной Англии. Сын короля, правитель Аквитании, полководец, одержавший немало блестящих побед. За цвет доспехов он уже тогда получил прозвище Чёрный Принц.
Резиденция Эдуарда находилась в Бордо, крупнейшем городе провинции. Это был и политический, и экономический центр всей юго-западной Франции, а также отправная точка для военных походов вглубь государства. Они редко завершались присоединением новых территорий, но зато люди каждый раз возвращались с богатой добычей.
Области, граничащие с Аквитанией, были местом наживы не только для нас, англичан, но и для французских рыцарей. Во время всеобщего хаоса и анархии они были не прочь поживиться за счёт ослабленных войной соседей и охотно присоединялись к отрядам Эдуарда.
После недавнего мелкого набега готовилось большое вторжение, как всегда с участием французской знати. В середине августа мы выступили к Бордо на соединение с армией Чёрного Принца.

Семнадцатое августа, Бордо.
Город раскинулся по обоим берегам реки Гаронна и по своим очертаниям напоминал гигантского ежа. Миновав крепостной вал, мы двинулись по узким улочкам к донжону – башне наместника. Дома в два-три этажа нависали над нами, укрывая от палящего солнца, а мощёная камнем дорога гулко откликалась на нашу поступь. Народ при нашем появлении расступался, прижимаясь к стенам построек, иногда мы могли слышать приветственные крики.
Пройдя по базарной площади, мы вышли к реке. Две части города, точно куски материи, соединялись тремя высокими мраморными мостами, словно швами. Удивительно, но путь от окраины города к дому правителя можно было приравнять к дневному маршу!
Эдуард обосновался пятиярусной башне из чёрного камня. Площади перед ней не было, она стояла прямо на улице и, казалось, тщетно стремилась слиться с остальными зданиями. У входа стояли пять стражников. После короткого разговора с Вильямом нас пропустили внутрь. Мы прошагали по широкому каменному коридору, освещенному редкими факелами, и вошли в небольшой дворик. Нас встретил высокий стройный человек в сопровождении небольшой охраны. Хотя я никогда не видел Эдуарда, мне не составило труда догадаться, кто это.
Наступил тот момент, которого мы с благоговением ожидали. Посвящение в рыцари, мечта каждого воина, не давало особых привилегий и не могло уберечь во время сражения, но отличало человека от остальной массы, давало ему неосязаемое превосходство над другими. Посвящение проходило следующим образом. Сперва воин должен провести всю ночь в непрерывной молитве, утром его приносили в церковь и клали на алтарь, епископ произносил слова клятвы, которую нужно было повторить. После этого человек становился на колени перед своим господином, разумеется, рыцарем и повторял заветную речь. Лорд трижды касался мечом плеч посвящаемого, после чего тот поднимался уже рыцарем.
Безусловно, посвятить нас всех было нельзя, этой награды были удостоены только семеро. Одно за другим прозвучали имена, и бойцы с сияющими лицами выходили из толпы. Среди них был и Джон, хотя традиционно лучники не становились рыцарями. Вопреки всем надеждам, меня не назвали.
Этот ритуал провели не случайно. Уже через сутки нам была объявлена очередная новость: в честь предстоящего похода Эдуард устраивал турнир, главное увеселительное мероприятие в жизни любого человека. Вся местная аристократия, крупные и мелкие феодалы начали стекаться в Бордо. Недавно посвящённые также должны были участвовать в нём.
С унынием и грустью я наблюдал за сооружением площадки для боёв, словно это больше не имело ко мне никакого отношения. Досада и обида полностью поглотили меня, и хуже всего было то, что человек, столь близкий ко мне, достиг того, что для меня оставалось недосягаемой вершиной.

Двадцать седьмое августа, окраина Бордо.
Где-то в заоблачной вышине хищные птицы рассекали крыльями воздух. Когда в шее возникла боль, я опустил голову. Передо мной раз за разом на полном скаку сшибались закованные в посеребрённые доспехи всадники. Когда очередная пара рыцарей выезжала на ристалище, огромные толпы народа приветствовали их восторженными криками и осыпали цветами. Я мог лишь бесконечно жалеть, что не оказался среди них.
Соблюдя приличия, я ушёл только когда завершился первый день состязаний. Совершенно подавленный, я хотел сперва направиться в какую-нибудь грязную таверну, но потом понял, что если проснусь утром с раскалывающейся головой в канаве, то стану совсем несчастным. Тогда я пошёл к башне наместника.
Стражники узнали меня, и я беспрепятственно поднялся на самый верх, где кроме спящего часового и обвисшего при полном безветрии знамени никого и ничего не было. Внизу примостился огромный город с тысячами огней, от которых даже ночью было светло. Там внизу было несчётное множество людей, и никто не знал, что я стою и с высоты смотрю на них, и всему этому муравейнику до меня не было ровным счётом никакого дела. Так я простоял до рассвета и с наступлением утренних сумерек стал спускаться вниз. Когда я проходил мимо покоев Эдуарда, до меня донеслись громкие возгласы. Приблизившись, я обнаружил, что вход никто не стережёт и, ведомый неизвестно чем, вошёл внутрь.
Группа людей, среди них священники, лекари, старые вояки, прислуга – все столпились вокруг кровати наместника. Он лежал, и его грудь покрывала окровавленная повязка. Я стоял и не знал, что дальше делать. Выйдя из оцепенения, я прислушался к говору остальных, и постепенно смысл случившегося начал доходить до меня. Той ночью Эдуард со своей свитой возвращался в башню. Внезапно прятавшийся в толпе убийца подбежал к нему и ранил кинжалом. Поймать нападавшего удалось, но это вряд ли могло помочь делу.
Похоже, Эдуарду надоел гомон, исходивший от его подданных, и он заговорил сам. Все немедленно замолчали. Не обращая внимания на возражения лекаря, Чёрный Принц сказал, негромко, но достаточно твёрдо, что, даже будучи раненым, он возглавит поход, и никакая сила не удержит его в Бордо, в то время как другие будут добывать себе славу. Тогда Эдуарда начали отговаривать от участия в турнире. Он не соглашался, аргументируя это тем, что его состояние необходимо скрыть от армии, и участие в массовом состязании как нельзя лучше сделает это. Кто-то высказал мысль о том, что вместо Эдуарда может сражаться другой воин. В эту секунду собравшиеся опять замолчали и только теперь заметили меня.
Так уж случилось, что по росту и телосложению я походил на Эдуарда, и после ещё нескольких минут совещания двое воинов, ничего не говоря и не спрашивая, повели меня во внутренний двор. Уже внизу нас догнал МакГрегор. Единственный раз я видел его взволнованным, однако его лицо тут же приняло свойственное ему безразличное выражение. Говоря несколько громче обычного, он заявил, что только рыцари могут участвовать в турнире. Прежде чем я осознал, смыл его слов, мои ноги сами собой подкосились, и я оказался на коленях.
Вильям посвятил меня в рыцари так, как это принято делать на поле боя. Он опустил меч на моё плечо и начал что-то говорить, но я ничего не расслышал. После этого воины подняли меня, и мы пошли к ристалищу.
Меня привели в шатёр и стали облачать в знаменитые доспехи Эдуарда, выкованные из вороненой стали. Какой-то человек, по виду бывалый боец, подошёл ко мне и начал объяснять правила боя, но я почти не слушал. Главным было то, что меня посвятили-таки в рыцари, и даже готовят к выступлению на турнире, пускай даже под чужим именем.
Взошло солнце. Меня вывели из шатра и посадили на коня, тоже вороного. Два пажа подали мне щит и копьё, затем я чинно выступил на площадку. Приветствия толпы были особенно громкими и продолжительными, отовсюду на меня сыпались лепестки роз. Неудивительно, ведь народ встречал Чёрного Принца.
На другом конце ристалища показался мой противник с гербом Норфолка на щите. Епископ призвал нас драться честно и без колдовства, после чего оглушительно запели фанфары. Норфолк поскакал на меня с пикой наперевес. Я направил коня навстречу. Вообще, я был скверным наездником, и конь Эдуарда понимал в боях побольше меня. Он увильнул в сторону, когда враг приблизился, и железное острие прошло мимо. Разъехавшись, мы снова поскакали друг другу на встречу, всё более ускоряясь. Ряды зрителей в пёстрых одеждах проносились слева и справа от меня, точно яркие гирлянды, а воздух свистел в ушах. Когда мы столкнулись, моё копьё скользнуло по плечу Норфолка, не причинив ему вреда. Вражеская пика ударила в мой щит, но с такой невероятной силой, что я вылетел из седла и упал на спину. Оглушённый внезапным падением, я так же, как и вчера смотрел на хищных птиц, парящих высоко в небе, и думал, что уже мёртв. Постепенно шум в ушах унялся, и стал слышен гул толпы. Я приподнялся на локте и увидел, что Норфолк слез с коня и приготовился продолжать бой на мечах.
Нечеловеческим усилием воли я заставил себя встать и тут обнаружил, что потерял щит и левый наруч. Ко мне подбежал оруженосец и протянул длинный меч. Машинальным движением я выхватил его из ножен, и схватка продолжилась.
Норфолк оказался превосходным бойцом. Редкие мои выпады он с лёгкостью парировал, закрываясь щитом, а сам атаковал непрерывно. Тактику Джона я не мог применить при всём желании, поскольку доспехи весили не меньше меня самого и полностью лишали возможности манёвра. Удары сыпались на меня градом. По возможности я отражал их мечом или правым предплечьем, закрытым стальной рукавицей, но почти половина достигала цели, иногда оставляя вмятины на латах. Норфолк гонял меня по всему ристалищу, поднимая столбы пыли, и лишь чудом я не рухнул на землю. В этом весьма сложном для меня положении совершенно неуместным казалось яркое утреннее солнце, весело игравшее в пляске мечей и восхищённые лица зевак. Наконец, мощнейший удар пришёлся мне в бок, и я упал на колено. Норфолк занёс меч для решающего удара, среди толпы пронёсся вздох. И тут я применил знакомый мне с детства подлый прием. Зачерпнув горсть земли, я швырнул её в глаза оппоненту. Это произошло со скоростью молнии, и люди ничего толком не поняли. Неведомо откуда ко мне пришли новые силы, и я с торжествующим кличем обрушил меч на затылок противника. В беспамятстве он бревном упал на сухую траву.
Что было дальше, я не помню, знаю только, что достойно защитил честь Эдуарда. Как оказалось, полученные мной во время схватки раны были серьёзными и меня освободили от участия в походе, который завершился сокрушительным поражением французов при Бордо и пленением их короля.
О подмене на турнире никто не узнал и спустя месяц меня морем отправили домой. Я рад, что для меня эта история закончилась так скоро, и реки крови и ужаса протекли мимо. Остаётся лишь сострадать тем, кому повезло меньше.

–>

Произведение: Рассказ | Отзывы: 1
Вы - Новый Автор? | Регистрация | Забыл(а) пароль
За содержание отзывов Магистрат ответственности не несёт.

Шик
Автор: Марго Зингер - 17-Apr-06 14:04
Снимаю шляпу - здорово написано!Изящно, между строк на читающего взирает мрачный и строгий дух средневековья.

->