ГЛАВА 4
Все прошло гладко. Подъехали к парикмахерской. Мы с Даней, одетые в старые, линялые джинсы и рубашки, с полиэтиленовыми пакетами в руках, направились к боковым окнам заведения. Какие-то детишки с визгом резвились в соседнем дворе. Прямо напротив, возле подсобки магазина, из фургона выгружали продукты. Древние старушки о чем-то судачили на лавке возле подъезда. Пешеходы задумчиво спешили по неотложным делам. На нас никто не обращал внимания. Только грязная собачка, болонка, вся в клочьях желтой свалявшейся шерсти, отбежала в сторону и, остановившись, с надеждой посмотрела на пакеты. Нет, песик, вот пожрать-то мы тебе и не захватили…
— Так, Дань, не суетись. Когда до окон около метра останется, распаковывайся и действуй.
— Ой, ну вот давай, учи еще меня, — Даня по привычке взбрыкнул, словно необъезженный жеребец.
— Короче, жертвы нам не нужны, но если кого заденет внутри — ничего страшного. Так и так потом «гаситься» с недельку придется.
Все, мы на месте. Почти синхронно достаем завернутые в газету бутылки с бензином… я запаливаю фитиль… раз, два… кидаю! Даня делает то же самое, лишь с небольшой задержкой. Некоторое время, которое становится тягуче-резиновым, ничего не происходит. Но вот раздается первый хлопок — так, мой подарок достиг цели, стекло разбито и полыхает огнем деревянная рама. Бутылка Дани, словно торпеда, влетает с глухим гулом внутрь и разбивается там. Теперь настал черед «киндер-сюрпризов». Тут самое главное вовремя выкинуть, потому как время до детонации не регулируется ввиду несовершенства конструкции, и предугадать, когда же они взорвутся, невозможно. Такая «петарда» может и в руке рвануть. А это ой как нехорошо! На память приходит случай, когда какой-то дятел наготовил подобных игрушек с десяток, потом решил одну испытать… остался без кисти руки. Так мало того, «до кучи» по факту взрыва у него сделали дома обыск, и нашли весь «арсенал». «Загремел» этот Кулибин лет на пять, не меньше.
Но у нас и тут все прошло без сучка, без задоринки. Одна за другой, словно взбешенные пчелы, «лимонки» с назойливым жужжанием залетают в помещение. Все, дело сделано. Четыре хлопка звучат уже нам в спины. Раздается чей-то визг, плач, звенит разбившееся стекло. Садимся в машину, и Марсель с ускорением срывается с места. И хотя все прошло по плану, меня не отпускает непонятное щемящее чувство…
…помню первый день в школе. Тогда еще маленький, белобрысый шкет, я, с огромным букетом гладиолусов в руках и новеньким ранцем за плечами, в синей школьной форме, стоял среди таких же новичков на площадке перед крыльцом. О школе я знал лишь немногое, что обычно рассказывала старшая сестра: там трудно и «заставляют учиться». Когда, после первого в моей жизни школьного звонка, неровным строем, «за ручку», мы длинной, пестрящей самыми разнообразными букетами вереницей потянулись ко входу, я лишь на мгновение зажмурился и подумал: «Ну вот, теперь-то непременно начнутся трудности». К счастью, ожидания не оправдались. Писать загогулины в прописи и считать флажки и звездочки я умел уже в детском саду. Да и сами занятия показались мне очень интересными. Короче, учился я с удовольствием, сразу прочно заняв место одного из первых учеников класса.
С первых дней, дабы я «не мотался по улице», мама отдала меня в музыкальную школу. Помню, меня просто очаровала скрипка: чудесная лиричная мелодия, льющаяся из-под смычка, достигла цели, — я был сражен наповал! Ежедневные занятия не оставляли ни минуты свободного времени, что, впрочем, не мешало мне подружиться с Даней. С 1-го сентября мы волею судьбы оказались за одной партой. Даня, несколько полный, здоровый и весьма шустрый мальчуган очень гармонично дополнял меня, маленького, худощавого и чрезвычайно застенчивого. Он постоянно травил анекдоты, услышанные от старшего брата, и классно рисовал карикатуры. А еще Даня любил подстраивать различные шутки и мелкие пакости одноклассникам, хотя всегда попадался. А так как наша дружба не являлась ни для кого секретом, то и наказывали обычно обоих, хотя и несправедливо: мое поведение скорее могло послужить примером для подражания, так как я был тихоней и прилежным учеником. Уже тогда в моем сознании прочно укладывались кирпичики-мысли: за друзей надо отвечать как за себя самого, и помогать им во всем, даже и с нарушением норм и правил. Так, Дане хорошо давалась математика, но с русским языком частенько возникали проблемы. Он всегда, в том числе и на контрольных диктантах, списывал у меня. И мне же за это нередко влетало: оценку просто занижали…
— Так, сейчас я забегаю домой, беру бабки, и рвем из города! — очнувшись, изрек я, когда мы въезжали во двор.
— Вот зашибись, хоть искупаемся! — радостно воскликнул Марс, — А то что за беспредел: уже третий день лета, а я еще не открыл купальный сезон!
— Да, ты денег больше возьми, а то я «макарошки» одни жрать не собираюсь, — добавил Даня.
Не суждено нам на джипе ездить. За неделю в подобном отпуске мы тратим больше, чем зарабатывает в месяц директор какой-нибудь молочной фабрики.
Время пролетело быстро. Марс, Валек и Даня ежедневно напивались, и к вечеру, как правило, лыка не вязали. Пару раз приводили каких-то подснятых лохудр, заплатив им гораздо больше, чем валютным проституткам. Я, запираясь вечерами в комнатке на втором этаже дачи моих знакомых, задумчиво смотрел на небо. Звездное небо прекрасно, и луна похожа на круглое окно в другое измерение. Грусть, копившаяся в душе, требовала выхода, и я пробовал излить ее на бумаге в тщетных попытках создать что-либо в стихотворной форме. Бесплодность творческих попыток только усугубляла неудовлетворение, и я тоже напивался, чтобы хоть как-то смягчить зудящую боль.
…
Уже около месяца прошло с момента нашего своеобразного налета на цирюльню. Мужичье, приехавшее на встречу, было нещадно бито железными обрезками трубы, прямо как в старые добрые времена, когда мы, неоперившиеся еще юнцы, схлестывались «стенка на стенку» с компанией таких же малолеток из соседнего двора или с другой улицы. Тогда в ход шли и кирпичи, и цепи, и арматурины, которые всегда можно найти на близлежащих садовых участках. Итак, все пошло своим чередом: девушка-хозяйка стала исправно вносить скромный вклад в наше благосостояние. История с ментовским начальником тоже, видимо, утратила остроту момента. Настала беззаботная пора с теми мелкими неурядицами, которые решались сразу же, по мере возникновения: то барыга подотчетный деньги зажмет, то какие-то нахалы посуду побьют в одном из наших кафе, и уйдут, не заплатив и не извинившись. Барыга, после внушения, с радостью расставался с положенной долей налога, а нахалов находили в тот же день, еще пьяных, и наказывали, чаще довольно мягко. Спорт в виде бокса несколько раз в неделю да футбол в дворовой «коробке» по выходным, посещение многочисленных злачных мест нашего города, — таким образом текли будни. На следующей неделе — мой день рождения, очередная пьянка в ресторане, в кругу друзей и коллег по общему делу. И ничего, казалось, не могло нарушить плавного течения жизни.
ГЛАВА 5
В конце лета у Вальки почти одновременно слегли бабушка и мать. Первая, ввиду довольно преклонного возраста — минуло уж восемьдесят лет, а вторая — в результате сильного стресса. Впрочем, стресс испытывали не только родные Вальки. Все дело в том, что, совершенно неожиданно мы все, вчетвером, загремели на нары. Никто себе даже представить не мог такого разворота событий…
Обычный августовский денек, зной уже не так ощутим, и лишь выцветшая до желтизны трава напоминает о времени нестерпимой жары. Встретившись с друзьями вечером на свежем воздухе, в парке, мы ломали голову, как провести остатки текущих суток. Варианты предлагались самые разные: от визита в ночной клуб (Марс больше, чем кто-либо в нашей компании, любил позажигать на танцполе), до похода в «нумера» с девочками (конечно же, ратовал Даня). Лично мне хотелось просто устроить небольшой «междусобойчик», посидеть где-нибудь в тихом месте и выпить. Валька вообще не понимал, чего хочет, и склонялся то к одному, то к другому из предложенных вариантов. Неподалеку от нас шустрой крикливой стайкой носились дети, играя в догонялки. Их матери расположились рядом, на травке, и ничуть не смущаясь тем, что подают плохой пример малолетним чадам, пили пиво и курили, кидая иногда заинтересованные взгляды в нашу сторону. Вот одна из малышек упала, расцарапала коленку и залилась громким ревом. Мать подхватила ее на руки и принялась отряхивать, зачем-то предварительно отшлепав. Меня в последнее время занимали картины взаимоотношения юных еще родителей с маленькими детьми. Пытаясь представить себя на месте молодого папаши, я раз за разом приходил к неутешительному выводу: с такой жизнью, как у меня, детей, равно как и жену, лучше не заводить. К чему лишний головняк, да и вряд ли мне бы хотелось иметь отца, который занимается подобным ремеслом. Так что большей частью я просто мечтал, витая в облаках. На грешную землю меня и в этот раз весьма бесцеремонно вернул Даня, хлопнув по плечу.
— Ну ты че застыл? Поехали.
— Куда решили-то?
— Совместим приятное с полезным. В центре клуб один открылся, вот и узнаем, в чем там прикол, а заодно, может, коммерса пощупаем: вдруг сладкий, и ничей!
Даня, конечно, зря надеется, ибо время сейчас не то, чтобы что-то где-то было без «хозяина», но… чем черт не шутит! На месте сразу станет понятно, есть ли крыша, и если есть, то кто именно. Ага, так мы и разбежались! Маски-шоу! Вот всегда они появляются в самый неожиданный момент!
— Всем упасть на месте! Лицом в землю, руки за голову! Повторять не буду…
Нас быстро обшмонали и погрузили в оранжевый, с синими номерами «КамАЗ». Доставили, к моему вящему удивлению, вовсе не в очередной отстойник УВД, а в наш районный отдел. Там дежурный за считанные минуты всех переписал, отобрал личные вещи и поместил всех в одну камеру. На попытки выяснить, что же такое происходит, «маски» отвечали дружными ударами по почкам. И только в камере мы, наконец, получили возможность спокойно обсудить происшедшее.
— Во как, бля, — Даня, дико вращая глазами, недоуменно посмотрел на меня, — это что за херня? Илюх, ты не в курсе, че случилось-то?
— Не-а… вообще без понятия. Может, завалили кого у нас в районе, или еще что…
В камере в отделе милиции всегда царит полумрак. Единственный источник света — тусклая лампочка за решеткой над дверью. Стены мышиного цвета — «шуба», и закопченный потолок. Деревянные нары на полкамеры испещрены незатейливыми рисунками и надписями, по большей части нецензурными. Кто-то взывает к справедливости, кто-то просто отмечается «Здесь был такой-то», а большинство на все лады поносит «мусоров поганых».
— Вы как хотите, а я — спать, — первым не выдержал томительного ожидания Валек.
— Да уж, «зек» спит — срок идет, — усмехнулся Марсель.
Уже через полчаса все, утомленные неожиданным стрессом, дружно посапывали.
Наутро ситуация не изменилась: на наши сначала вопросительные, а потом нахальные и даже угрожающие выкрики дежурный не отвечал, предпочитая бурчать что-то недовольно себе под нос и этим ограничиваясь.
— Эй, командир, сигареты хоть принеси…
— Да вы че там, совсем охренели?! Эй, старшой, сколько нас еще держать будут? Жрать уже охота!
Лишь к вечеру, когда мы уже порядком проголодались, дверь приоткрылась, и в проем просунули два пакета, с продуктами, сигаретами и спиртным, как позже выяснилось.
— Я у вас деньги там взял, из личных вещей. Чтобы потом на суде не орали, что у вас «лавэ» не хватает, — и он быстро запер дверь и удалился.
Минут пять мы сидели в оцепенении. Даня задумчиво шарил рукой в пакете, ничего, впрочем, не доставая.
— Вот ни хера себе сказки! На каком еще суде?
— Как же нас угораздило-то, а? За какие такие косяки, хотелось бы узнать…
Теперь уже Даня зашелся в исступлении, барабаня кулаками по двери. Но ей-то что? Дверь мощная, железная, такая все стерпит. Дежурный же более к камере не приближался. Да, час от часу не легче. То вдруг упаковывают «по беспределу», то теперь суд…
— Ладно хоть пожрать принес «вертухай». Ого, — воскликнул Марсель, — Да тут водка, пацаны!
Видимо, действительно будет какой-то нелепый суд, раз уж мент сам, без малейшей просьбы с нашей стороны, принес нам спиртное. Хотя денег, наверное, около «штуки» отмел, у них тут все стоит раз в пять больше.
— Ха, я забыл уже, когда последний раз «Пшеничную» пил. Где этот хрен ее откопал? Специально берег, небось, для такого случая.
— Черт с ним, у нас сейчас не то положение, чтобы в зубы дареному коню смотреть, — устало отмахнулся Даня.
— Это точно, — подтвердил Марс, зубами срывая обертку с палки полукопченой колбасы.
Спустя некоторое время в камере раздавался богатырский храп трех заключенных. Четвертому — мне — не спалось. Лежал, ворочаясь на неудобном ложе, и размышлял о перипетиях судьбы. Вот завтра состоится суд. Я более чем уверен, что и дела-то особого не будет, так, зачитают «ушлую бумаженцию», заслушают наши протесты и отправят «автозаком» в какую-нибудь городскую ИК. Сам факт подобного задержания уже ничего хорошего не предвещал. Что, интересно, предъявят на суде? Если, не дай Бог, что всплыло, кто-то «заяву» подал — это совсем не есть гуд. Хотя пока следствие будет идти, всегда можно найти лазейку. Или просто «бабок» заплатить. Лишь бы их оказалось достаточно. Ни для кого уже не секрет, что современный следственный процесс уже давно не тот, что имел место в совковые годы. Наука и техника в области криминалистики шагнули далеко вперед. Но и преступные элементы тоже времени даром не теряют. Бежит преступность прямо-таки семимильными шагами. И в этой гонке нет явного победителя. Первенство то на одной, то на другой стороне. Да и сама гонка существует лишь на листах многочисленных уголовных дел, да еще разве что в воспаленных умах некоторых, наиболее увлеченных работой следственных работников. Ведь именно на их плечи ложится ответственность за результат расследования. Только такой следователь, казалось бы, добивается успеха, как тут же, словно назло, новая уловка. Научные работники подумают-подумают, поскрипят мозгами — и вот оно, чудо криминалистической экспертизы, какой-нибудь порошок новый, который, если им присыпать все место преступления, в темноте светится. А, самое главное… Он следы, доселе невидимые невооруженным глазом, показывает. А следователю только того и не хватало. Он новое изобретение оприходует, применит — и все, благодарность в приказе, новая должность не за горами. Преступник наказан, дело закрыто, тюрьмы переполнены. Наука, понимаешь, торопится, плодит одно усовершенствование за другим, преступники через одного попадают на скамью подсудимых, откуда им прямая дорога — на нары. Хотя, это как посмотреть. Если денег не успел наворовать, то да, пожальте, постель хоть и не больно комфортная, и с едой напряженка, но все лучше, чем газовая камера. А уж если судят, например, за хищение в особо крупных размерах, то тут и разговор наособицу. Говорит, например, прокурор, хитро щурясь и подмигивая, подследственному: «Ты, мил человек, можешь не сказывать, куда всю сумму заховал, а только нехорошо это! Ведь господь, Отец наш всемогущий, велел делиться. Так что если неохота тебе к клопам и прочей живности попадать — раскрой секретик, где лежит N-ное количество, лучше во Франклинах». Тут любой, извините, дурак, поделится. И все. Все довольны. У прокурора только пуха на морде прибавится, а у сидельца несостоявшегося убудет в кармане. Но свобода дороже.
Так что у нас всегда есть шанс избежать ответственности. С этой, внушающей слабый оптимизм мыслю, я и заснул.
ГЛАВА 6
Мудак-дежурный разбудил чуть свет, еще и девяти часов не было.
— Подъем, кому надо — в сортир, остальные — выходи в коридор!
«Остальных» не оказалось. Щурясь от непривычно яркого света, мы по очереди посетили местные удобства.
— Побыстрее давайте, машина уже пришла за вами…
— Быстрее будешь свою бабу просить, когда она тебе минет делает, — недовольно буркнул Марсель.
Рожа у доходяги-сержанта вытянулась и покрылась пунцовыми пятнами, но он ничего не ответил. В качестве сопровождающих явились два солдата внутренних войск, с оружием. Да что они, рецидивистов в нас увидели?
В кузове фургона для заключенных очень душно. Спертый воздух не циркулировал ввиду отсутствия вентиляции. Через мутное стекло маленького зарешеченного окошка, заляпанное зеленой краской, ничего не видно. В довершение ко всему водитель — яркий пример внебрачной связи подзаборной шлюхи с орангутангом — пересчитал все ямы и колдобины на дороге. Въехав во двор суда, огороженный невысоким металлическим заборчиком, машина, рявкнув или чихнув, а может и то и другое сразу, остановилась. Нас вывели.
— Ну, наконец-то свежий воздух! Земля…, — у Дани еще хватало оптимизма юморить не по делу. — Ба, никак Калейкин!
— Где? где? — завертели головами Валька с Марсом.
И точно, я увидел две машины и человек пять знакомых за забором: наши старшие товарищи приехали поддержать, а может, и посоветовать что путное.
Михалыч уверенной походкой направился к нам.
— Здорово, пацаны!
Наперерез ему от крыльца незамедлительно ломанулся какой-то «шпак» со злой рожей в сером пиджаке и того же мышиного цвета застиранных брючках.
— Куда? Стой, с ними разговаривать нельзя, — завопил он.
— А ты кто такой? — невозмутимо бросил Михалыч, не останавливаясь.
— Я — следователь по особо важным…
— Да хоть по чрезвычайно важным, мне все равно, — бесцеремонно оборвал зарапортовавшегося мужика Михалыч, — Ты к ним какое отношение имеешь?
— Что? Хочешь, чтобы я охрану позвал? С ними рядом сядешь…
— Да ни хрена ты не сделаешь, — отрезал Михалыч опешившему следователю, и, обращаясь уже к нам, проговорил вполголоса, — Короче так, пацаны, не гоните — все нормалек будет. Мы уже за эту тему пробили. Так что давайте, не переживайте. Сегодня увидимся, с нас кабак. Все, я пошел.
Лихо, однако! Чувствовать за собой поддержку всегда приятно. Вот молодчики, оперативно…
Но на суде все обернулось несколько иначе. Вальяжный мужик в черной мантии лениво зачитал «факты» совершения нами противоправных актов в отношении работников милиции, угрозы районному следователю по особо важным делам (вот гнида, нажаловаться успел!) и т.п. Дальнейший разворот событий явился и вовсе крайней неожиданностью…
— … постановил назначить наказание в виде лишения свободы сроком на один месяц… Возражения, протесты есть?
Минута молчания, как говорится. Затем послышалось недоуменное «За что?». Марсель с вызовом смотрел на судью. Видать, он не планировал надолго расставаться с зазнобой. Как бы то ни было, решение судьи прозвучало. Уже через пять минут нас отправили в СИЗО.
… Мама родная, как же я докатился? Было бы за что, а то так, по сфабрикованным обвинениям законопатили… Месяц чалиться теперь…
В СИЗО каждого обшмонали, отобрали все предметы, которые «представляют угрозу для жизни заключенных» — ключи, часы, пейджеры, мобильные телефоны, жвачки и зажигалки — и определили всех в «карантин». В нем, кроме нас, оказался один серый мужичок, загремевший за попытку убийства, и молодой парень — по виду, наш коллега. Мужичонка не проронил ни слова, а с парнем мы через пять минут познакомились, а через десять уже все вместе резались в «мандавошку». Несмотря на непритязательное название, игра довольно интересна. За неимением подручных инструментов, игровое поле какие-то умельцы выцарапали на деревянной поверхности шконки, а фишки и кубики оказались слепленными из черного хлеба. Эта игра была единственным на первых порах доступным нам развлечением.
В карантине мы провели около двух суток. На утро третьих пришел «вертухай» со списком, согласно которому и распределил нас по разным хатам: меня, Вальку и нового знакомого, Дениса — в одну, а Марса и Даню — по разным. Реакционно настроенный Даня пробовал возмутиться, но с «дубаками» бесполезны любые препирания. Они просто не могут воспринимать и, уж тем более, анализировать информацию. Не знаю, то ли им мозг удаляют при приеме на службу, то ли его и не было никогда. Хотя вполне вероятно и третье — дурная наследственность. Генетика — страшная штука, и если в родне среди ближайших обозримых поколений все занимались принудительным неблагодарным трудом, от чистки уборных до ловли блох у хозяйской скотины, то вполне естественно отсутствие мысли и внятной речи у потомков. Деградация, как и эволюция, процесс в определенных условиях неизбежный.
Новая камера оказалась чуть лучше предыдущей. Не в смысле комфорта, им здесь и не пахло. Посветлее, воздух не такой спертый — маленькое окно под потолком нараспашку, и всего три двухъярусных шконки. Три места как раз пустовали, и местные обитатели, сурового вида накольчатые мужички, поблескивая фиксами, любезно согласились занять верхние «полки». Один из них, как выяснилось, попал под гребенку неведомой облавы, учиненной, видимо, в его честь. Он поведал нам, что «отбивался, покуда сил хватало мусоров душить», но их «были десятки». В карантине его продержали больше положенного, видимо, всерьез опасаясь подсаживать такого буйного в общие камеры. Но мужичок уже к вечеру четвертого дня необычайно затосковал и душевно прослезился, чем вызвал небывалое доселе умиление у начальника СИЗО на вечерней поверке, и его, наконец, перевели. Второй сиделец долго отказывался вступать в контакт, затаив злобу на нас в связи с вынужденным переселением с нижнего яруса на верхний. Он сидел там, на верхотуре, поджав колени к подбородку и обложившись носильными вещами на манер гнезда, и лишь по временам сурово усмехался и крякал, услышав и оценив очередной анекдот или шутку. Но немногим позже он оттаял, и даже спустился вниз. Рассказанная им история прозвучала несколько сумрачней предыдущей. По прямому подозрению в многочисленных кражах его «похоже, надолго упрятали», и «если деверь, сука, не проболтается, то, может быть, и освободят». Третий, парень чуть старше нас, выпивал с друзьями на свежем воздухе, отбежал в кусты по нужде, где его и задержали. Причем винные пары оказали настолько губительное действие на мозг, что парень оказал сопротивление, будучи еще без штанов, вследствие чего на суде среди прочего прозвучало обвинение в «попытке изнасилования работника милиции при исполнении». Камера буквально грохнула хохотом при последних словах. Сам виновник веселья лишь слабо улыбался, ведь ему за эту вполне безобидную выходку грозил серьезный срок.
|
