 |
| Дом №36 на улице Неразбитых фонарей (главы 10-13) |
|
30-May-06 11:04
Автор: anime Раздел: Способы выживания |
|
ГЛАВА 10
Странно… Я один. Почему никого нет?! Хотя никто и не нужен. Или нужен? Нет, лучше одному… Господи, быстрей бы! Никогда не думал, что все будет именно так. Неужели к этому я стремился? К этому шел все эти годы? Как же так, ведь не о том мечтал в детстве. Но теперь уже все, скоро. Или нет? Глаза слипаются. Это самое главное сейчас — уснуть. Потом будет легче. В глазах розовые круги. Нет, это не круги, это разводы на белом кафеле стены, это пятна на воде. И черные мушки, целый рой… Вода теплая, даже горячая, но — пусть. Кажется, телефон звонит. Точно. Ну и ладно, пусть надрывается. Мне все равно… Тепло. Пар поднимается, и зеркало сразу запотевает. Или это не пар? Господи, ну почему так долго?! Вода такая теплая! О таком можно только мечтать, если об этом вообще мечтают. Интересно, как будет потом, после. Хотя какая мне разница. Так интересно, вокруг вода… И из глаз тоже, кажется, теплые, соленые капли… Нет, я не плачу, это всего-навсего пар… Облако пара… Именно так, наверное, выглядит душа, когда вырывается на простор из тела. Если она вообще есть, эта душа. Лучше бы ее не было, так как моей ничего хорошего не светит. У нее слишком плохая репутация. И у меня тоже. Но со мной — все… Вода почти вся темного цвета, бордо. Спать хочется, и побыстрее бы — невыносимо так ждать.
— Глеб Игоревич, у нас срочный вызов, поэтому давайте поторопимся!
— Хорошо, Леночка, — покряхтывая, водитель с седой шевелюрой сел за руль, — сейчас с маячком быстро доедем. А что там? Что на этот раз случилось-то?
— Парень молодой… Попытка суицида…
Водитель только крякнул. Подобные вызовы в последнее время стали довольно часты. И что им, молодым, не живется? Ведь вот раньше такого не было! Довели народ! Рядом с водителем, закрыв глаза, слушал плеер стажер, Виктор. Ему что-то около тридцати. Даже странно, почему до сих пор он не получил никакой специальности.
Карета скорой помощи быстро двигалась в потоке машин; некоторые, завидев проблески «мигалки», пропускали, других приходилось объезжать. Ну и люди пошли! А если у них кто помирать будет?!
— Глеб Игоревич, вот сюда, в этот двор.
Молоденькая девушка, фельдшер, заметно нервничала, и так происходило всегда, когда приходилось ехать на вызов. Она только месяц как устроилась на эту работу, и уже успела спасти, откачать троих человек. Но все это очень страшно — чувствовать дыхание чужой смерти.
Машина заехала во двор и остановилась возле нужного подъезда. На улице — ни души. Да и кому охота в выходные в такой мороз куда-то идти. Лена выбежала, запахивая на ходу полы курточки, из салона, и с небольшим, но довольно тяжелым фельдшерским чемоданчиком, поспешила в подъезд. Лифт не работал. Интересно, какой этаж? Так, пять квартир на площадке… Где-то шестой.
Остановившись возле нужной двери, она позвонила, и ей сразу же открыли. Женщина с заплаканными глазами, лет за пятьдесят, не смогла ничего вымолвить, и разразилась рыданиями.
— Где он? — на одном дыхании спросила Лена.
— Там, — новая волна душивших слез не дала женщине закончить.
Леночка поспешила в указанном направлении, в сторону комнаты. Мимоходом успела заглянуть в приоткрытую дверь ванной. Сразу подкатила волна слабости, коленки задрожали, но ей удалось унять дрожь. Врач не имеет права бояться. Тем более, это не кровь, а вода, окрашенная кровью. Но все равно страшно!
В комнате на диване лежал молодой парень, лет двадцати с небольшим. Руки, кое-как стянутые и перевязанные обрывками материи, от предплечья до кисти, кровоточили: почти вся ткань пропиталась красными пятнами. Лицо парня было необычайно бледным — свидетельство потерянной крови и, видимо, небольшого кислородного голодания мозга. Наскоро проверив пульс — есть, слабенький, но есть — она привычно послушала сердце, и быстро приняла решение. Рядом находился мужчина, похоже, отец. А та, встретившая в дверях, наверное, мать.
— Он много крови потерял… Вы давно ему сделали перевязку?
— Нет, минут пять назад…
— Надо везти его к нам, в стационар. Витя, поднимайтесь наверх, с носилками. Повезем к нам, — торопливо говорила она уже через мгновение в маленькую трубочку сотового телефона.
Какой же он молоденький, почти ее ровесник. Ну вот что могло стать причиной такому решению? Как вообще люди решаются на самоубийство? Лена этого понять не могла. Всегда и везде улыбчивая, жизнерадостная, она лишь в последнее время стала задумываться о смерти, и в такие моменты улыбка сменялась какой-то беспомощностью и недоумением. Как устроилась фельдшером, так и понесло…
Виктор и Глеб Игоревич прошли в комнату, поставили на пол носилки, аккуратно, один за плечи, другой за ноги, переложили парня на них и собрались идти.
— Подождите, — внезапно опомнилась Леночка, — надо же укрыть чем-нибудь.
И правда, парень ведь лишь в одних шортах, и, как ни странно, сухих. Видимо, уже успели надеть… Отец протянул шерстяной плед.
— Да, и еще вещи какие-нибудь дайте, чтобы в больнице было что носить…
— Вот… джинсы… хотя нет, лучше вот, возьмите спортивный костюм…, — отец растерянно оглядывался, что бы еще такое дать.
— Все, достаточно, — Леночка уверенно направилась к выходу.
В соседней комнате плакала мать.
— Не волнуйтесь, все будет хорошо, — привычно обронила Лена, — надо будет сделать переливание крови. Какая у него группа?
— Первая… положительный, — сквозь всхлипы проговорила женщина.
— Она есть у нас в банке. Но все равно, надо будет кому-нибудь потом сдать, — Леночка уже шла к выходу. — Вы не волнуйтесь так, все в порядке.
Через минуту они уже мчались по шоссе, лавируя между вечно спешащими автомобилями. Лена сидела рядом с лежащим на носилках парнем. И лишь один вопрос донимал ее: что же случилось? Парень такой симпатичный. Обычно из-за таких красавчиков режут себе вены глупые импульсивные малолетки, а тут… Видимо, большие проблемы. Или он — наркоман? Хотя как раз эти и не кончают жизнь таким образом…
Во дворе больницы Глеб Игоревич с Виктором вынесли носилки, установили их на колеса и повезли парня в больничный покой. Там ему наложат швы, перебинтуют порезы и сделают переливание. Все будет хорошо.
Первое, что я увидел, это белый, с остатками облупившейся лепнины потолок. Затем огляделся — белые стены, двери, и только полупрозрачные занавески на окнах бледно-желтого цвета. Пахнет лекарствами — значит, я в больнице. Только что я здесь делаю? А, вспомнил. Хотя еще недавно и не рассчитывал что-либо вспоминать. Не хотел вообще ничего помнить, думать. Жить не хотел. И сейчас не хочу. Господи, почему так? Дверь в палату, слегка скрипнув, приоткрылась. Зашел доктор, поблескивая стеклами очков.
— Проснулся? Вот и замечательно. Значит так, состояние у тебя теперь нормальное, опасности для жизни нет никакой, и теперь ты, дружок, уже не в нашей компетенции. Я сейчас оформлю перевод, и, — тут он на мгновение прикинул что-то в уме, — …этак часика через два тебя перевезут в другую больницу.
— В какую?
— В ту, которая как раз для подобных случаев. У тебя произошел срыв, а это нервы, а нервные болезни у нас не лечат. Так что отдыхай пока, приходи в себя.
Доктор ушел, а я пока ничего не понимал. В какую больницу? Что он тут плел? Почему, интересно, я опять Здесь? Зачем? Ведь хотел же Уйти. Тут я посмотрел на забинтованные руки. Развязать, что ли, да разодрать опять? Нет, не хочу так, больно. А тогда ведь не было больно. Все так просто: первый раз полоснул лезвием, а дальше уже как заведенная, рука сама произвела пять…, или шесть движений. Потом этой, уже кровоточащей рукой, по второй, еще пока целой. Кровь, не сказать, чтобы хлынула, но поначалу все равно неприятно — наблюдать упругий, быстрый ручеек ускользающей жизни. И что мне теперь делать? В потолок плевать? Сколько дней прошло, интересно?
Два часа пролетели быстро. Мне принесли привезенную отцом верхнюю одежду. Внизу, в холле, ждал он.
— Куда меня сейчас? — только и спросил я, хотя мне все происходящее почти безразлично.
— На Зайцева, в отделение неврозов. Ты не волнуйся, там всего недельку придется полежать, может, две…
— Ага…
Через несколько минут я уже стоял в маленьком вестибюле другой больницы. Обычно все называли ее по-разному: и «дуркой», и «психушкой»… Неужели мне надо будет ЗДЕСЬ провести какое-то время?! В голове вставали образы этакой чеховской «палаты №6»… Сумасшедшие в смирительных рубашках, на все лады завывающие и кричащие! А меня-то зачем сюда?
Вниз спустилась женщина в белом халате и, быстро просмотрев какие-то медицинские бумаги, хмыкнув, промолвила:
— Идем…
Я поднимался за ней по ступеням, покрытым истертой ковровой дорожкой, и разглядывал немудреный узор кроссовок. Мне становилось тоскливо. Угодить в это заведение не входило в мои планы. В мои планы также не входило жить, но вот судьба, строптивая старуха, распорядилась иначе…
Тяжелые массивные двери с окошечком на уровне глаз человека среднего роста. Тетка вставила в замочную скважину большой ключ, и, повернув несколько раз, пригласила движением руки проходить. Как в тюрьме ключи у них тут, «вездеходы»… Небольшой коридор, телевизор на тумбочке в углу, перед ним несколько мягких стульев. Видимо, здесь больные коротают отведенные на отдых часы. Хотя они, наверное, все время здесь отдыхают. Если, конечно, можно назвать помешательство отдыхом. О, идет один по коридору, навстречу. Взгляд не выражает ровным счетом ничего, даже намека на мыслительный процесс нет. Отвисшая челюсть довершает портрет типичного душевнобольного. Развернулся, пошел обратно. А теперь опять в мою сторону… Он как зверь в клетке, который так и не смирился с неволей, все ходит туда-сюда, меряет пространство равными шагами, и все ему безразлично. Да как же я здесь буду, среди таких?!
Заняв указанное место на кровати в общей палате, я почти сразу уснул. И проспал так около двух суток. Временами открывал глаза, наблюдал самых разных, временами смешных, а иногда довольно страшных «придурков» с копной всклокоченных волос, и проваливался снова. На третий день я проснулся и почувствовал, что хочу есть. И курить, кстати, тоже. Огляделся. На соседней койке лежал с отрешенным выражением лица какой-то пациент, и смотрел в одну точку, куда-то очень далеко, лишь в одному ему ведомые дали.
В углу, на двух сдвинутых кроватях, дулись в карты трое парней, моего возраста. Один заметил, что я проснулся, и подмигнул.
— Ну ты и поспать! Ничего, я тоже, как сюда заехал, целые сутки отсыпался, потом еще сутки в себя приходил.
— Ага, пока нас не подселили, — заметил другой.
— Айда, подтягивайся, — продолжал первый, — в карты раскидаем. Тут один хрен делать больше нечего, а на дурней смотреть весь день — самому рехнуться можно.
По разговору я понял, что парни явно нормальны. Что же они здесь забыли?
— Ты что, тоже закосить решил? Из какого военкомата? — спросил один.
— Я… да… тоже. Из Советского, — говорить, что я попал сюда из-за того, что почикал вены, не возникло почему-то никакого желания.
— Тут тебе два раза продукцион приносили, так мы все к себе положили, чтобы «дурики» не стащили, — улыбнулся первый. — Ну что, давай знакомиться? Я — Санек, это, — указал он на соседа, — Димон, а его Русланом зовут.
— Меня — Илья…
Несмотря на новые знакомства, я поначалу не проявлял особого желания общаться. Чаще просто лежал, уткнувшись в подушку, и дремал. Сердце тем временем жило собственной жизнью, и я, в недолгие моменты бодрствования, чувствовал, как оно, словно река с началом первых зимних заморозков, начинает затягиваться льдом. Иногда вызывал врач, и приходилось вставать, идти, отвечать на идиотские вопросы, проходить нелепые тесты, и ловить взгляд, полный участливого внимания. Так смотрят на тяжело больных. Или на неизлечимо больных.
Отец или мать постоянно приносили продукты, но я ел мало, большей частью раздавая все знакомым, или скармливая вечно голодным «психам». Они, словно стервятники, кружили по коридору возле палаты, и если видели, как кому-то достается что-то съестное, то после обязательно пытались отнять у счастливчика добычу, устраивая временами шумные свалки. Тогда в помещение обязательно врывались дюжие санитары и, развешивая подзатыльники и тумаки, разнимали дерущихся. Особо отличившихся привязывали к кровати, обкалывая при этом повышенной дозой сильнодействующих препаратов. Уже несколько позже я узнал, что у «психов» челюсть отвисает «благодаря» именно таким инъекциям.
На исходе второй недели я практически отошел от первоначальных переживаний, и начинал обдумывать создавшееся положение. Похоже, что никто из друзей до сих пор не приходил навестить меня. Дежурная медсестра говорила, что передачи приносили только родители. Что же с пацанами? Как они там? Я же исчез, и они, похоже, ничего не знают. И что мне вообще делать, когда я выпишусь из больницы? А ведь это, по словам врача, произойдет уже через неделю. И хоть мысли о повторном самоубийстве уже отпустили, тревога только усиливалась. Мне просто необходимо поговорить с родителями, посоветоваться. Так как мне рассчитывать больше не на кого. Больше всего я не хочу возвращаться к старой жизни. Это — однозначно. Не для того Уйти хотел…
— Илья, пошли «телик» смотреть. Я с сестрами договорился, сегодня главврача нет, можно хоть целый день, — прервал мои раздумья Руслан.
Из тех, кто был в самом начале моего прибытия в больницу, остался только он. Санек и Димон уже выписались. Но наступала пора всеобщего призыва в армию, и многие желали откосить именно через «дурку». Так что компания наша росла с каждым днем.
— Пошли, посмотрим, — я нехотя поднялся, сунул ноги в кроссовки и, не зашнуровывая, зашаркал в коридор.
Смотрели мы большей частью музыкальные каналы, так как здесь не разрешалось приносить «музыку» из дома, а без нее время текло очень медленно. Иногда, впрочем, переключали на киношные новинки: боевички или фантастику.
Перед выпиской мы даже успели один раз напиться. У Руслана был день рождения, и его друзья принесли в передаче, в пластиковых бутылках из-под минералки, медицинский спирт. Пили мы уже после отбоя. Строгая система отбоев и подъемов, которой неукоснительно следовали все без исключения «психи», придумана не для нас. Уютно расположившись перед телевизором, вместе с двумя медсестрами, мы пили почти всю ночь, лишь под утро угомонившись. А через пару дней мне уже предстояла выписка. Хотя выписываться вовсе не хотелось. Здесь все уже стало привычным, и ни о чем не нужно беспокоиться. А там, снаружи, опять придется жить. А как это делать мне теперь, я не знал…
На улице в это время, а на календаре обозначился уже конец марта, начинал потихоньку подтаивать снег, покрываясь бурыми разводами. По-весеннему напевали птахи. Я, одетый в куртку и все тот же спортивный костюм, распрощавшись с оставшимися в больнице знакомыми, с пакетом подмышкой вышел на крыльцо. Там меня ждал отец, заехавший специально, отпросившись с работы. Я молча сел на переднее сиденье. Отец посмотрел на меня.
— Ну что? Куда едем?
— Это ты меня спрашиваешь? — удивился я. — Да откуда же я знаю. Надо поговорить, обсудить кое-что. Я, честно говоря, даже не представляю пока, что мне делать дальше.
— Ладно, поехали, тут недалеко мы с мамой сняли квартиру. Там и поговорим.
Ехать, действительно, долго не пришлось. Кирпичный дом новой постройки, единственный подъезд. Мы поднялись на третий этаж. Отец отпер металлическую дверь, и пропустил меня вперед. Я переступил порог, еще не зная, что здесь мне предстоит прожить ближайшие полгода.
Разговор у нас состоялся не очень долгий. Я все еще не мог определенно решить, что делать дальше. Для друзей я ушел в армию. Ничего умнее придумать родители не могли. А Даня заходил почти каждый день, и Валек с Марсом звонили часто. Все спрашивали, куда точно уехал служить, какой адрес, куда письма писать. И еще один раз Даня, будучи, по словам отца, явно подшофе, с обидой в голосе спросил, почему я ушел, ни с кем не попрощавшись. И еще что-то сказал, про «ох…енную кучу проблем», возникшую, видимо, в связи с моим исчезновением. Да уж, пацанам наверняка влетело по полной программе! Но я же не хотел, чтобы сложилось именно так. Если бы все произошло, как я задумал, то ни у кого бы не было никаких проблем. Но история не имеет сослагательных наклонений.
Как бы то ни было, я не вернусь к прежней жизни. Не получилось напроситься на аудиенцию к святому Петру — и ладно, но опять в бригаду… Ни за что!
ГЛАВА 11
С тех пор, как мы стали смотреть за рынком, у нас прибавилось забот, и пьянки, вроде бы, стали случаться гораздо реже. То тут надо что-то утрясти, то там распорядиться, в комитет съездить, в санинспекцию, да мало ли… Марс все чаще начинал жужжать, когда приходила его очередь выполнять текущие обязанности, связанные с многочисленными вопросами, требующими немедленного решения.
— Говорил же я, что с этой бодягой совсем зашиваться будем!
— Марс, у тебя сейчас как с деньгами? — наезжал Даня.
— Да пошел ты вместе с этими деньгами. Я их даже потратить не могу с подругой — как же, некогда!
— Да переживи ты спокойно этот момент, хули нам все нервы выматывать? — срывался на крик Валек.
И вообще, все какие-то нервные стали, с этим рынком. Хоть и подпрягали мы к этому делу молодежь, да на терки с какими-нибудь уродами их не пошлешь, все только испоганить вконец могут. А таких терок становится с каждым днем все больше. Иногда прямо здесь, на территории крытого павильона, и встречаем гостей. Мы в зале, а с многочисленных балконов, лесенок и антресолей хищно посматривают черными отверстиями разные огнестрельные приспособления. Это если с отморозками дело имеем. А их развелось очень много в последнее время. Да что далеко ходить — у нас у самих смена растет такая, что ахнешь! Я бы с ними не захотел встретиться в темном переулке. Откуда у них эта неоправданная жестокость? Как настоящие волчата, готовы в любой момент укусить, а то и разорвать на части. Общая отмороженность на фоне деградации и вырождения нации в целом не представляется более ни для кого чем-то из ряда вон… Интересно, чем это все закончится? И когда?
О проблемах потерянного поколения принято рассуждать лишь тогда, когда идет война. Не хочу опровергать данное суждение, так как не вижу смысла отрицать очевидное: война в Чечне, официально давно законченная, до сих пор уносит жизни юных еще пацанов. Действительно, молодые ребята, едва начавшие взрослую жизнь, а еще вчера и вовсе мальчишки в коротких штанишках, вынуждены брать в руки оружие и убивать. И ничему другому они пока не научились. Да, в психике, как правило, происходят некоторые необратимые изменения, которые накладывают отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Даже если парни найдут потом себя в жизни, то рано или поздно, подобно подтаивающей снежной шапке на металлических листах крыши, которая вот-вот упадет, отголоски этой травмы проявляются.
Но война — не единственная причина, следствием которой является неумение целого поколения приспособиться к жизни в обществе. Дворовая и уличная преступность принимает под свое крыло сотни молодых ребят. И если некоторым удается со временем вырваться из пугающего плена, то обычная жизнь не всегда ждет их с распростертыми объятиями. Такие люди дезориентированы, растеряны, озлоблены на судьбу и жизнь, и, не видя выхода из лабиринта психологических головоломок, возвращаются к старому, привычному ремеслу, предпочитая мир в душе постоянному беспокойству. Пусть и самой страшной ценой, ведь платить предстоит не им, а остальным.
…
В наших рядах тем временем медленно, но неотвратимо назревал раскол. Марсель пару раз плюнул, и просто не появился в день, когда должен был. Я ожидал подобных выходок, и поэтому всегда оказывался в нужном месте сам, а иногда и с Даней. Только он, хотя тоже всегда себе на уме, оставался все время рядом. Но так долго продолжаться не могло. В один прекрасный день у нас состоялся с Марсом серьезный разговор. Мы встретились на месте, олицетворяющем камень преткновения для нас — в рабочем кабинете директора рынка. Номинально им владел совершенно другой человек, женщина «предбальзаковского» возраста, в ведении которой находились все бытовые и административные проблемы. Она получала зарплату, и никогда даже мысли не имела соваться во что-то еще. Поэтому при малейшем намеке на то, что нам для беседы нужен ее кабинет, она самым скорым образом сматывалась, цокая каблучками и покачивая внушительным, еще не увядшим бюстом.
— Марс, давай только без ругани поговорим, — заранее предупредил Даня, — а то и так голова раскалывается, целый день здесь тремся…
— Вот именно, целый день! И сколько еще будет таких дней? Вы хотите — обижайтесь, хотите — нет, но я, когда буду зае…ваться, ни хера сюда не приду. Мне это все настое…ло!
Эх, Даня, либерал чертов! Чувствую, что сейчас меня понесет…
— А деньги ты ни за что не зае…лся получать? Мы, между прочим, вместе с Данькой тут оттарабанили за тебя несколько раз.
— Я тебя просил об этом?
— Да ты что, совсем ни хера не понимаешь? Если тут никого не будет, и что-то случится, то с нас со всех шкуру спустят!
— Да ни с кого ничего не спустят… И почему что-то должно случиться? — устало отмахивался он.
— Марс, короче, давай так! Вот сейчас, здесь, решаем, будем вообще вместе работать или нет! Ты меня уже зае…л, честное слово! Если не хочешь — да вали, втроем будем делом заниматься. А ты иди, паси свою корову.
Даня укоризненно кашлянул, и замолк. Ах ты, хитрый пес! Что-то я за тобой не замечал этой деликатности, когда мы вместо Марса впирались… А как наезжать, так мне одному больше всех надо! Марс тем временем достал из пачки сигарету, закурил, выпустил облако дыма и, наконец, процедил:
— Нет, ты реально этого хочешь? Чтобы вы втроем всем занимались? Ладно, я пошел…
— Куда ты? Не договорили еще…
— «Корову пасти», а насчет рынка — все, я — пас!
Он вышел, хлопнув дверью. С Марселем так часто бывало: вспылит, а потом отходит. Но сейчас я понял по глазам, по интонации, что он действительно ушел совсем.
Даня смотрел на меня так, как смотрят древние вещие старцы со старинных икон — печально и с укором.
— Дань, только ты давай не грузи меня.
Стоит, молчит, зараза. Да пошли вы все нах… Я подошел к стоящему в углу бару, выудил оттуда бутылку водки, нарезанный на блюдечке лимон, и поставил все это на стол.
— Будешь? — спрашиваю Даню.
— Не-а. У меня тут свои делишки есть. Если хочешь, я вечерком к тебе забегу. А сейчас — мне пора.
И Даня тоже удалился. А я — напился так, как не напивался уже давно — в ураган!
…
— Слышь, ты, чурбан долбанный, че ты смотришь на меня? Иди сюда, скотина черная, куда побежал?
Тощий азербайджанец попытался раствориться в толпе соотечественников, но молодые поймали его, и подвели ко мне.
— Че ты, гнида черножопая… Почему сам не подошел? Не знаешь, кто тебя зовет? Вы тут все — мои рабы…, — я расхохотался. — Захочу, друг друга в жопу е…ть будете…
Торгаш покраснел, насколько это представляется возможным с такой смуглой кожей, и рыпнулся в мою сторону. Но Натс и Малек его тут же остановили, одновременно ударив в лицо. Азербайджанец упал на грязный асфальт, и я с остервенением, выкрикивая угрозы в адрес всех его родственников, принялся пинать лежащее тело. Молодые тоже не стояли без дела. Быстренько дав по роже самым любопытным соотечественникам жертвы, они подключились к избиению.
— Айда, пацаны, гаси "чурбанов" е…ных! — браво орал я, прыгая раз за разом точно на голову бедолаге.
Присутствовавшие на рынке два его родных брата, примчались на помощь. Малек свалил одного ударом железной арматурины по голове, а Натс, юный кандидат в мастера спорта по боксу, нокаутировал второго. Я же значительно подустал и сел на тело поверженного «врага». Достав из кармана пачку сигарет, закурил.
— Так, пацаны, бросайте херней маяться, пошли бухать!
Молодые, скромно потупив глаза (это если предположить, что, например, злющие как черт рыбки-пираньи сумели бы это сделать), в один голос протянули:
— У нас запрет…
— Нет сегодня у вас никакого запрета! Я разрешаю! Пошли бухать! Если откажетесь, завтра сам лично сходняк соберу и поломаю всех, нах..!
Их, впрочем, долго уговаривать не пришлось. Волчата всегда рады выпить водки в компании старшего. Да еще после такой классной «массовки»!
…
— Илья, да ты совсем ох..ел! Мало того, что сам "нажрался", так еще пиз..ков споил! Что за побоище учинил? Че, волю почуял? Хочешь, чтобы завтра все «чурки» ушли, а послезавтра ты и остальных передушишь?
Халиф, сверкая глазами, нервно прохаживался передо мной. Мне же совершенно по барабану, что он сейчас наплетет, и что будет через пять минут. Лишь бы побыстрей закончил, а то голова пухнет… Ей, похоже, суждено сегодня опухнуть в буквальном смысле.
— Ты, в натуре, такой «косяк» упорол! — вставил Гендель, по совместительству наш тренер, — Как теперь расхлебывать собираешься? «Чурки», я слышал, поголовно тикать собрались…
— Да «азеров» мы удержим, а этим, пострадавшим, разрешим разок не заплатить, — встрял Даня, пытаясь, похоже, немного отвести грозу.
— Тебя не спросили.., — оборвал Халиф. — Речь не о том, уйдут эти бараны или нет, а о том, что Илюха ваш совсем оборзел, никаких берегов не видит!
Халиф, по-моему, счастлив как никогда, так как сегодня он имел прекрасную возможность сплясать джигу на моем трупе. И Михалыч с Калейкиным даже не совались в разговор, ибо я в данной ситуации — на все сто не прав.
— Да, «назихерил», пацаны, исправлюсь…
— Иди в круг! Сейчас и искупишь вину, — ощерился Халиф и хрустнул костяшками сначала на одной, а потом и на другой руке.
…
Неделю провалявшись дома, я вышел, наконец, на улицу. Зашел к Дане — того нет,- на рынке. Заглянул к Вальке; мама сообщила, что он как утром ушел, так и не появлялся. Тут я вспомнил, что до сих пор не помирился с Марсом, и решил проведать его.
На стук в дверь никто не отозвался. Только после третьего звонка послышались чьи-то шаги. Дверь распахнулась. Марс, в одних трусах, весь всклокоченный, стоял и неудержимо зевал.
— Открой сомкнуты негой взоры.., — продекламировал я и, без приглашения, переступил порог.
Марс, не проронив ни слова, прикрыл дверь.
— Привет. Чем занимаешься? Дрыхнешь? Что, вот так целый день и валяешься?
— Не-а, молодых спаиваю и барыг базарных гоняю…
Ах ты, шутник, мать твою!
— И что, вот ради этого спанья круглые сутки ты и отказался от дела?
— Да хотя бы! Ради этого спанья, ради свободного времени, которое с любимой могу провести.
— Ты жениться на ней собрался?
— Тебе какая разница?
— Да так, просто интересно…
— Как соберусь — сразу скажу. Тебе чего? Че зашел-то? Ааа, у тебя «фейс» прошел…
Что-то не выходит разговор по душам. Ладно, попробуем по-другому.
— Слышь, Марс, хорош дуться. Мы вообще зашиваемся, давай подтягивайся… Твое место вакантно, тебя дожидается.
— Я уже все решил по этому поводу. Не вернусь.
— А на что ты живешь? Чем занимаешься-то? На сходняки не приходишь, на улице тебя не видать…
— Да так, мелочи всякие, — он вздохнул, — но мне хватает. Меня, если хочешь знать, вообще такая жизнь зае…ла.
— Ничего не понимаю! Какая «такая», Марс? И чем она тебя могла зае…ать?
— Да всем… Веришь, нет — отходить хочу, — выпалил, наконец, он и замер.
Я глаза вытаращил. Это что-то новое! Мучительно соображаю, что возразить, и не нахожу слов.
— Так… эээ… у тебя здесь телефон есть? Работает?
Утвердительный кивок. Набираю номер Дани.
— Дань, дуй давай к Марсу, побыстрей. Да, дело есть. А, подожди. Валька рядом? Да, вместе приходите.
Я повесил трубку и, сняв ботинки, прошел в комнату. Марсель, словно привидение, парил сзади.
— Где твоя? Гуляет?
— Она же вместе с Кристинкой на день рождения ушла, к какой-то школьной подруге.
— А, да… Она мне что-то такое говорила.
Марс, еще не проснувшись окончательно, сел в кресло, задрав ноги на журнальный столик.
— Поставь хоть музыку пока какую… А то такая тоска…
— Ладно, но только негромко. Мне Натуська должна отзвониться.
Марс щелкнул пультом, и заиграла какая-то незатейливая популярная мелодия. Я присел на диван, взял со столика газету, бегло просмотрел передовицу… Криминальная хроника пестрела сообщениями о многочисленных геройских поступках ментов, благодаря которым раскрыты тягчайшие преступления.
Телефонная трель прервала излияния певички со сладким голоском, Марс убавил звук почти на «нет», и пошел брать трубку. Когда он вернулся, я спросил:
— Кто звонил, твоя? Домой едет?
— Нет, это так, херня одна… За телефон надо заплатить.
Я собрался продолжить чтение, но раздался звонок в дверь. Вот и Данька. Я прошел вместе с Марсом в прихожую. Еще один звонок, настойчивей прежнего. У Дани, видимо, уже почки отказывают. Надо поменьше пива пить. Но сегодняшний день заготовил очередной сюрприз. За дверью оказались Наташка и моя Кристинка, обе в слезах.
— Илюша, миленький, — давясь слезами, она бросилась мне на шею, — на нас напали.
Пассия Марса предпочла просто рыдать и завывать, не проронив ни слова.
— Кто на вас напал?! Объясни-ка давай нормально, и перестаньте выть, а то я ни хрена не разберу.
— На дне рождения, там были какие-то незнакомые пацаны, они напились, сначала устроили драку с кем-то на улице, потом, когда вернулись, хотели меня изнасиловать, — тут она, едва успев справиться со слезами, зарыдала с новой силой.
— Как изнасиловать!? — почти заорал я, — Кто!? Где вы были, адрес какой!?
Дальше все происходило словно в тумане. Мы с Марсом выбежали на улицу, строго-настрого запретив девчонкам куда-либо выходить.
— Ну где этот баран Даня, какого х…я он до сих пор не подъехал?! — срываясь, закричал Марс.
Наша «девятка» показалась в самом конце улицы. Я нетерпеливо замахал руками.
— Давай ты быстрее!
Даня подъехал, и мы, почти на ходу, запрыгнули в машину.
— Данька, в машине что-нибудь есть? — спросил я, не понижая голос.
— Что есть? Ничего такого нет…, — он глупо хлопал глазами, явно не понимая, о чем речь.
— Ну, арматура, или, может, ты «плетку» стал возить??? Давай соображай быстрей!
— Да че вы разорались??? — возмутился Даня, — Объясните, в чем дело?
Я, как мог, самым скорым образом поведал, куда мы сейчас едем, и почему нам нужны какие-нибудь «атрибуты». Непонимание в его глазах быстро сменилось звериной яростью, даже глаза кровью налились. Данька всегда любой выпад в нашу сторону, равно как и в адрес наших близких воспринимает как личное оскорбление.
— Так бы сразу и сказали, — процедил он, — есть у меня две биты, под сиденьями, и арматура в багажнике, типа для дачи.
Какие-то мрази мало того, что решили напасть на девчонок, — это сам по себе позорный поступок, — так они еще напали на НАШИХ подруг!!! И хоть они этого не знали — сей факт дела не меняет.
Доехали молниеносно. Быстро похватали первое, что под руку попалось, и забежали в подъезд двухэтажного дома. Дом-то какой-то барачный! И вокруг — сплошная деревня, куры разгуливают, прочая живность.
На втором этаже, прислонившись спиной к стене, курил и лениво плевал на пол какой-то кривой говнюк. Увидев нас, он уже собрался что-то вскричать, но метко пущенный металлический прут попал ему точно по голове. Он осел на пол, не проронив ни звука. А прут упал на потрескавшуюся напольную плитку с громким лязгом. На площадке показался какой-то шустрый паренек, и, быстро поняв причину шума, захлопнул дверь и заблажил что-то. Даня с разбегу высадил плечом хлипкую фанеру, и, раздавая налево и направо удары, стал в буквальном смысле проламываться через толпу галдящих пацанов. Так как Кристинка объяснила, что напали лишь трое, но остальные ничего в их защиту не сделали, то "ломать" будем всех подряд.
Некоторое время в помещении гулко раздавался один лишь треск и слабые вскрики. Две биты, одна из которых оказалась на редкость тяжелой, уверенно, как барабанные палочки, ходили по головам юных отмороженных придурков, а железный прут в руке Валька вообще не издавал ни звука при ударе, только еле слышное «чавк» иногда звучало. Наиболее трезвые пробовали защищаться, но ведь «против лома», как известно, «нет приема».
…
— Сегодня в одном из домов на окраине города произошло дерзкое, жуткое по существу нападение на группу подростков… съемочную группу, к сожалению, не пустили к месту происшествия, и сотрудники милиции от каких-либо комментариев отказались… сейчас известно, что пятеро из находившихся в квартире получили серьезные травмы, и находятся в реанимации… состояние крайне тяжелое…
— Да выключи ты эту херню! Че, не хватило тебе? — вызверился на Даню Марсель, — Что нам, интересно, теперь делать? Опять на дачу?
— Нет, на дачу не поедем. И вообще, живем, как будто ничего и не произошло, — начал я. — Район там тихий, поэтому и нас вряд ли кто видел. А если исчезнем, то мусора махом зацепятся.
Помолчали.
— Я не знаю, как вы, а мне лично охота стресс снять. И вообще, мы уже давным-давно вместе не сидели нигде, не расслаблялись. Айда, махнем куда-нибудь в центр, в кабак. Кто "за"?
Бывают же у Валька хорошие идеи!
— Я полностью согласен.
Все посмотрели на Марса, и тот только ухмыльнулся. Все и так ясно, без слов.
ГЛАВА 12
Кто бы мог подумать, что эти деревенские увальни вычислят, от кого же им влетело, да еще и решат дать бой!? Не-а, никто не мог. И Михалыч, когда мы поведали ему о том случае, только одобрительно кивнул головой, давая понять, что все было сделано правильно. Но они узнали.
Тем вечером на рынке уже не было ни души. Только дворники лениво ползали по территории, время от времени шаркая метлами. Марс, после того побоища сменивший гнев на милость и вернувшийся в наши дружные ряды, сидел в кресле директора и пускал кольца сигаретного дыма в потолок. Плетеная декоративная ваза на столе распространяла нестерпимую вонь, ибо давно уже полна окурков и апельсиновой кожуры. Выкидывать неохота, лень. Даня листал свежий номер журнала «Плэйбой», цокая иногда языком. А мы с Вальком рубились в нарды, причем я безнадежно проигрывал. И только мне «поперло», как со стороны павильонов раздался шум бьющегося стекла.
— Слышь, Дань, сходи посмотри, что там, а…, — нетерпеливо хлопнув ладонью по столешнице, сказал я, выкидывая на доску кубики. — Шесть-шесть, зашибись!
— Не-а, не пойду. Вон Марсу заняться нечем, так пусть он и идет…
— А че я-то сразу? Пошел-ка ты к такой-то матери…
— Так идите вдвоем! Ждете, пока там алкаши местные все стекла переколотят? А мне тут такая маза прет…
Даня, нехотя откинув журнальчик, поднялся, пообещал кому-то там когда-нибудь точно что-то такое нехорошее сделать, и, неожиданно отвесив звонкую затрещину Марсу, выбежал из кабинета. Тот, естественно, бросился вдогонку. С улицы послышались их беззлобные вскрики.
Валек прищурился, что-то такое прошептал в кулак, и выкинул «пять-пять».
— Ах, хорошо. Мне бы еще таких «кушей» пару, и ты в полной заднице!
— Ладно, ходи давай, — снисходительно протянул я. — А что это пацаны там затихли?
Мы оба прислушались, и, как по заказу, откуда-то издали послышались призывные вопли Дани.
— Что там еще за косяк случился? — Валек вопросительно посмотрел на меня.
— Да нехрена рассуждать, пошли посмотрим лучше. И палки возьмем заодно. Мало ли…
В кабинете у нас всегда находился целый арсенал подручных средств. Что-либо серьезное хранить здесь не представлялось возможным. Потому как милиция очень любила посещать павильоны и, между делом, заходить на чашечку кофе в кабинет руководства. А металлические прутья, хоть и являлись порой не менее страшным орудием, особенно в умелых руках, тем не менее не вызывали никаких нареканий со стороны органов.
Ветер с шумом гонял пустые пластмассовые бутылки меж уличных прилавков.
— Нет, я не пойму, ну за что эти метлы деньги получают? — возмутился между делом Валек.
— После, дружище, после… Сейчас у нас другие дела.
Недалеко послышались явные звуки борьбы.
— А, суки, Илюха, это эти козлы, из деревни, — заорал Валек, и уже в следующее мгновение мы оказались в самой гуще событий.
При нашем появлении человек пять бритоголовых парней лет двадцати отчаянно побежали в сторону проезжей части. Одного из них Валек, на манер городошной фигуры, сбил прутом и, подбежав, принялся избивать ногами. Остальные даже не обернулись — вот уроды, своего бросили! — и двое уже успешно пересекли дорогу. Один поломился куда-то через дворы, а последний замешкался перед автомобилями, заметался по проезжей части, и тут его настигло возмездие — какой-то лихач, ведомый волей всевидящей Немезиды, сбил недотепу и, не останавливаясь, «втопил» с еще большей скоростью. Конечно, какой дурак в наше время останавливается на месте происшествия! Когда я подбежал к лежащему на дороге парню, он лежал в нелепой позе, странно скрючившись, словно вернулся в зародышевое состояние, и одна нога согнулась в колене, только в обратную сторону. Похоже, отбегался надолго. Вокруг тем временем стали собираться зеваки. Я, последний раз взглянув на неудачника, заметил лужу крови, растекающуюся из-под тела, и скорым шагом удалился к павильонам.
— Илюха, они Даню на перо насадили, — Валек напоминал белую простыню, так он был бледен. — Но один сучонок у нас, и теперь ему — полный пи…ец! Я тебя, гнида, сам лично бензином оболью и спалю, понял?!
Марс подошел, пошатываясь, приложив обе руки к голове.
— Вот пидоры, мне арматурой по кумполу два раза щелкнули…
И точно, по щеке с виска струилась тонкая полоска красного цвета. Но Дане досталось еще хлеще… Он сидел на асфальте, прислонившись спиной к ларьку, и глухо стонал. Одной рукой он зажимал рану на животе, но я заметил как минимум две еще, из которых бурыми пятнами расползалась по рубашке кровь.
— Братан, ты как? — спросил я, хотя и так видно, что очень хреново.
— Как дурак… Нахер так крови много? Я ее зажимаю, а один хрен льет откуда-то…
— Тихо, тихо, дружище, давай я тебе помогу.
Следующие полчаса мы с Вальком помогали Дане и Марсу, у которого кровоточили две рваные раны на голове, добраться до директорского кабинета, потом вызванивали всех наших, и, самое главное, отвезли пленника в укромное место. Париться ему теперь долго, и будет весьма больно и неприятно, когда он очнется. Не знаю — или он косит, или что другое, но в сознание до сих пор не приходил. А дух от него идет, как от бочки с самогоном. Видно, напились суки для смелости, и совершили этот нелепый акт мнимого возмездия. Хотя кто же в результате больше пострадал?!
…
— Илья, прекрати волну гнать! Или мы одни в этом виноваты?
Даня вовсе не оправдывался, нет, от него этого не дождешься. Он, скорее, наезжал…
— Ну и что? Загнулся — так туда ему и дорога! Какого … он полез, если здоровьем слаб? Таким хилякам надо дома сидеть, а не по улицам носиться с арматурой…
Все дело в том, что наш пленник умер в больнице через неделю после того, как его освободили. Парень, как писали в газете, был настолько истощен как физически, так и морально, что просто не выдержал… Сердце не справилось… И виноваты в этом и мы в том числе. Как подумаю, так тошно становится! Подумать только — человек умер из-за нас!
— Да ты заколебал уже, в натуре, Илья! Расслабься! Пойдем девочек снимем, напьемся, и через пару дней уже и не вспомнишь, кто там и когда помер…, — Валек, осклабившись, похлопал меня по плечу.
— Иди к чертовой матери! Валите все нах… Видеть никого не могу…
Я накинул куртку и вышел на улицу. Плавно падал снежок. Через несколько дней — Новый год. А тот, в больнице, не дожил… Я скрипнул зубами и пошел в сторону дома.
— Илюша, подожди меня!
Ну вот, еще только ее не хватало! Кристинка догнала меня, взяла под руку и, непрерывно, не закрывая рта, замолотила языком.
— Ты что, сегодня домой так рано? А мальчишки остались? Вот здорово, побудем вдвоем! А ты помнишь, что скоро два года, как мы вместе? Ты мне подарок приготовил? Да ладно, можешь ничего не дарить, лишь бы со мной почаще время проводил. А ты знаешь, я тут такие сапожки видела — закачаешься! Только у меня денег не хватает. Ты мне добавишь? Мне совсем немного надо… Илюш, я с тобой поговорить хочу. Вот только забыла, о чем… Ты о чем думаешь? Правда, сегодня чудесная погода? Где будем Новый год отмечать? Опять в кафе, с пацанами? Я хочу, чтобы мы вдвоем встретили, у тебя дома… Илюш, давай вдвоем отметим. Ты меня слушаешь?
— Что? Да-да, слушаю, — рассеянно протянул я, и моя дражайшая половина обиженно замолкла.
Хватило ее, правда, ненадолго, и уже через минуту она привычно трепалась, ни о чем и обо всем сразу. Я несколько замедлил шаг.
— Кристин, ты не обижайся, но сейчас я хочу побыть один.
— Илюш, ты что, гонишь меня? — она остановилась, захлопала ресницами, и с обидой посмотрела мне в глаза.
— Нет, не гоню, но мне действительно надо побыть одному…
— Мы с тобой когда последний раз любовью занимались? Молчишь? — в голосе моей «дражайшей половины» послышались отчаянные нотки, — Вот именно — забыл уже… Ты что, не хочешь меня больше видеть? Совсем?
— Слушай, только без истерик давай, без этого забот хватает…
Кристина вырвала руку, посмотрела на меня, как тигрица на кролика, и быстро удалилась. И что это с ней произошло? Раньше она бы ни за что так быстро не отцепилась. Все уши бы прожужжала, но все равно в результате пошла со мной. А сейчас. Хотя мне совершенно безразлично. Я ее уже видеть не могу. Слушать, как она что-то тараторит, тоже не желаю. И вообще — перегорел.
…
Теперь те события представляются мне именно в таком свете. Все последнее время я сознательно шел к разрыву. Причем к размолвке не только с подругой — это так, частности — а именно к окончательному и бесповоротному разрыву с бригадой, с перипетиями уличного существования. Забавно, но когда-то в Котелках именно так и определяли принадлежность друг друга представители различных группировок: «Ты с какой улицы?». Неудачно ответил — получи по роже. Да и вообще, было довольно опасно прогуливаться по соседним улицам и районам города в одиночестве. С наибольшей вероятностью прогулка заканчивалась больницей. Помнится, случались и резонансные случаи, когда весь город на ушах стоял, как, например, такой: подростка насмерть забили железными прутьями. Причем не какие-нибудь рецидивисты с большим стажем отсидки, а такие же, преимущественно несовершеннолетние. Многие из благополучных, с точки зрения милиции, семей. Вопросом, почему именно здесь, в этом городке на Волге тенденция к развитию организованной подростковой преступности приняла такие масштабы, задавались не раз ученые самых разных направлений. К единому мнению так и не пришли. Мне же лично даже голову ломать над этим неохота, потому как и сам грешен. Хотя все, что остается мне теперь, это только анализировать и размышлять, почему судьбой мне уготовано было пройти весь этот огонь и воду. Дело, если верить сказкам, осталось за медными трубами. Но вот как раз их-то мне, похоже, не суждено слышать, по крайней мере, ближайшие несколько лет. Хотя, может я просто все утрирую. И создавшееся положение в самое ближайшее время разрешится…
ГЛАВА 13
Уже около месяца я безуспешно добивался ее благосклонности. Но никак не удавалось покорить сердце неприступной барышни. И откуда только такие берутся? Черные, как смоль, волосы шелковистыми длинными прядями плавно ниспадают, лишь чуть волнистые, словно легкая рябь показалась на глади озера. А глаза… Подобно двум океанским лагунам, синие-синие, обрамленные рифами пушистых ресничек. Чуть вздернутый нос и зовущие губы, изящный стан, плавные линии бедер. У меня желание возникало от одного только взгляда на нее. Первый раз, помнится, я столкнулся с ней на улице. Она шла куда-то по своим делам, слегка рассеянная, задумчивая, и потому, одарив меня улыбкой, собиралась проследовать дальше. Я, насколько смог быстро, справился с замешательством и предпринял попытку догнать, познакомиться. Пригласить куда-нибудь, наконец. Но прекрасная амазонка отговорилась занятостью и, невзирая на мои протесты, поспешила удалиться, хотя и черкнула на листочке, вырванном из блокнотика, номер телефона. С тех пор прошло уже около месяца, и я уже раз десять назначал ей свидания, на которые она являлась, как правило, с опозданием минимум на полчаса. В другой ситуации обязательно бы «наехал», но с ней… Как верный Трезор, дожидался, и потом еще в глаза заглядывал, все ли в порядке. Если она хмурилась, то места себе найти не мог, все пытался причину узнать. Дела все забросил, только за деньгами и ходил. Сначала начали выражать недовольство пацаны. Хотя нет, первая заметила неладное Кристинка. Она каким-то женским чутьем догадалась, что у меня кто-то есть. И устроила скандал, с битьем посуды и нечеловечьими криками и визгом. За что и была выдворена мной за порог. Больше я ее не видел.
— Илья, ты уже запарил нас всех. Че, как Марс в былые времена, из-за бабы голову потерял и все похерить решил?
— Дань, ты мне друг?
— Да иди ты, я же серьезно. И вообще, на сходняк тоже надо являться, хоть раз в неделю. Старшие нам скоро «репу» расколотят из-за тебя. Как ни сборы, так «Где Илья?» да «Где Илья?!»…
— Ладно, приду сегодня. Там моя доля как? Сегодня уже собирали?
— А ты что, опять со своей встречаешься?
— Дань, деньги мои гони! Я и так уже опаздываю…
— Да на, держи. Только если так и дальше будешь мозги е…ть, то я твою долю себе забирать стану…
— Поговори еще у меня, — шучу в ответ.
— Нет, а что ты, не согласен? Я, между прочим, тут вместо тебя впираюсь… и сегодня — твой день, так что оставайся-ка сам, а я пошел, — собрался улизнуть он.
Но я гораздо быстрее сорвался с места и вышел в коридор.
— Дань, не обижайся, я тебя выручу потом…
Потом состоялось очередное рандеву. Моя Афродита мило щебетала, улыбалась, в общем, пребывала в хорошем расположении духа. Мы сидели за столиком красного дерева, в уютном ресторане. В зале царил приятный полумрак, несколько пар кружились в медленном танце, а я держал возлюбленную за руку, слушал ее голосок и глупо ухмылялся. Видели бы меня сейчас друзья. Всю жизнь бы потом прикалывались. А я был действительно счастлив. Какая она красивая! Все оглядываются, когда мы вместе куда-либо идем. И я, ослепленный обожанием, ничего не замечал вокруг.
Как-то раз мне пришла в голову совершенно дикая идея — заявиться к ней в гости, причем без приглашения. Как последний лопух, с огромным букетом, я около получаса ожидал даму сердца у подъезда. Рядом стояла иномарка с затемненными стеклами. В салоне кто-то находился: это ясно по еле слышной музыке. Я курил одну за другой, хмуро посматривал на прохожих и проклинал себя последними словами. Потому, что не знаю, когда она придет, и потому, что точно знаю — ждать буду до последнего. Моя ненаглядная появилась совершенно неожиданно. Дверь иномарки плавно распахнулась, и она выскользнула из нее, с кем-то попрощалась, и пошла в подъезд. Я в считанные секунды пережил такую бурю разных эмоций, от радости до подозрений и гнева, что на лице, наверное все отразилось страшной маской.
— Пошли ко мне, — еле улыбнулась она, бросив мне эти слова как бы вскользь.
— А это кто?
— Ну пошли, — теперь в голосе появились умоляющие нотки, — там поговорим.
— Подожди, ты с кем это? И че бежишь-то? — тут я, размахнувшись, залепил букетом в заднее стекло отъезжающей машины, только бутоны брызнули в разные стороны.
Автомобиль остановился, и, из-за приоткрывшейся передней дверцы показалась недоумевающая красная физиономия.
— Э, пацан, ты че, ох…ел?
— Кто это, что за урод? — не глядя в его сторону, спросил я еще раз.
Афродита переминалась с ноги на ногу, являя собой саму невинность. А красная морда, на что-то, видимо, решившись, стала выбираться из кожаного салона. Причем сначала появилось пузо, затем уже порядком примелькавшаяся лично мне цвета медного пятака рожа, и ноги, в модных итальянских ботинках на тонкой подошве.
— Так, я не понял, ты че, пацан, борзый такой, что ли? Вика, детка, ты иди, не волнуйся, счас я этого «хулюгана» научу, как себя вести, — и даже улыбнулся этот отъевшийся обормот, обманываясь внутренне по поводу собственной значимости.
— Это что, папик твой? — продолжал я допытываться.
— Какой я тебе папик, щенок! Ты че, короче, от девушки хочешь, а? — попытался грозно нахмуриться он, но с такой до смешного круглой харей ему ровным счетом ничего не удалось.
Не долго думая, именно чуть пониже правой брови я и ударил. Вика еле удержалась от вскрика. Мужик же не сумел, и, заваливаясь на толстый зад, заголосил:
— Ааа, мудак, да ты знаешь, че ты учудил? Теперь тебя рвать будут ежедневно…
— Может будут, а может и нет. А вот я тебя сейчас в натуре разорву.
И я ботинком, значительно более дешевым, чем его, придал мощное ускорение тыквообразной голове. Брызнула кровь. Мужик захлебнулся воплем и закашлялся, выплевывая сгустки крови и осколки зубов. На этот раз Вика не выдержала.
— Что ты делаешь? С ума сошел? Да это знаешь кто такой???
— А мне похер, — я сплюнул, — Когда я тебя спрашивал, ты не отвечала. Теперь мне уже по барабану.
— Да из-за него не только тебя, но и меня прибьют! — взвизгнула Вика.
— А вот это вопрос спорный…
Я пнул поднимавшегося на четвереньки мужика еще разок и решил, что пока с него достаточно. По крайней мере, за «мудака» и прочие нежности он уже расплатился.
— Ну и как, гнида толстопузая? Готов к нормальному разговору? — я присел на корточки возле барахтающегося тела.
— Пацан, ты кто такой? Откуда? — натужно забубнил «папик», — Я тебя найду… кровью захлебнешься…
— Пока что ты захлебнулся. Ладно, можешь не отвечать, — тут я встал и обернулся к ней, — А ты, радость моя, катись к чертовой матери вместе со своими спонсорами!
Развернулся, пошел по тротуару, а на душе — кошки скребут. Что делать теперь? Вот ведь тварь какая, а, гуляет на стороне! Хотя она мне вроде бы ничего и не обещала. Но все равно мерзко это все.
— Илья, подожди, милый!
Это что-то новое! Оборачиваюсь — Вика торопливо догоняет.
— Давай зайдем ко мне. Там поговорим обо всем.
— Не о чем мне с тобой разговаривать, — презрительно сплевываю.
— Ну, пожалуйста, мне многое надо тебе рассказать. И спросишь все, что захочешь. Обещаю — все честно расскажу.
Жалко стало ее. Стоит, глаза испуганные, губы трясутся. Ни дать, ни взять — расплачется сейчас.
— Хорошо, пошли. Только недолго.
Возле подъезда о недавней потасовке напоминают только брызги красного цвета на примятом снегу. Мужик уже успел забраться на своего «мерина» и укатить восвояси, в неизвестном направлении. Открываю перед Викой дверь в подъезд, пропускаю ее вперед. Поднимаемся на третий этаж по усыпанной окурками и газетными обрывками лестнице. Вика недолго роется в сумочке, достает ключи и уже через мгновение мы в квартире. Со вкусом отделанная жилплощадь. Этакое уютное гнездышко. Интересно, она всех сюда приводит? От таких мыслей начинаю медленно «закипать».
— Говори давай, че хотела?
— Илья, ну почему ты такой грубый, — укоризненно надув губки, спрашивает Афродита.
Хотя какая она теперь, к свиньям, Афродита? Та, наверное, так хвостом не вертела…
— Может, ты снимешь куртку и пройдешь?
Делать нечего, прохожу. Усаживаюсь в уютном кресле, даже не усаживаюсь, а утопаю. Оно меня как будто поглотить стремится. Вика выходит в соседнюю комнату и возвращается через минуту в халатике нежного персикового цвета, едва прикрывающем аппетитную попку. Вырез на нем неглубокий, но Вика не потрудилась затянуть легкий поясок…
— Что-нибудь выпьешь?
— Давай, наливай. Водка есть?
— Ну зачем же обязательно водку пить? У меня есть мартини. Если хочешь — могу сделать тебе виски со льдом.
— Ладно, согласен на виски.
Вика, покачивая бедрами, прошла к бару, что-то там поколдовала и подошла ко мне с низким пузатым, в форме тюльпана, стаканчиком с напитком светлого коричневого цвета и двумя кубиками льда в нем.
— Илья, пожалуйста, выслушай меня, — воркующим голосом начинает она, вручая мне виски и устраиваясь на мягком подлокотнике кресла.
От Вики исходит чарующий аромат дорогого парфюма, и еще какой-то, щекочущий ноздри запах, от которого заметно усиливается желание. Ну что же, пока послушаю.
— Илья, у тебя есть родители? Да? А у меня нет, никого нет. Вот уже несколько лет я совсем одна. Мама и папа погибли в авиакатастрофе…
Тут она делает драматическую паузу. И что я должен сделать теперь, спрашивается? Разрыдаться? Рухнуть на колени? Или воскликнуть нечто патетическое? Не дождешься!
— А тот мужчина, которого ты избил… Он помог мне. Совершенно бескорыстно. Он знал моего отца, и, со временем, как сумел, заменил мне его. Так что твоя выходка совершенно необоснованна.
— О, как ты заговорила! — чувствую, что меня пытаются нагло обвести вокруг пальца, — А что же ты так с его глаз скрыться спешила? И когда я тебя спрашивал, кто это такой, почему не отвечала?
Не моргнув глазом, эта бестия продолжает в том же духе:
— Понимаешь, он очень ревнивый, — тут она прикрыла пальчиком мои губы, предупреждая торжествующие восклицания, — И это вполне естественно. Он очень обо мне заботится. И ревнует меня как отец — дочь. Между нами ничего нет, поверь.
Ах, как смотрит! В глазах искорки, которые удачно дополняют грустный взгляд. Губы призывно приоткрыты, нижняя несколько более пухлая, чем верхняя. А одной рукой Вика уже очень нежно и игриво ерошит мне волосы.
— Милый, пойми: у меня… ПРАВДА… ничего… с ним нет…
Ах, как хочется верить! Тем более сейчас, когда волны вожделения накатывают, одна за другой, заглушая крики разума. Вика быстро подмечает мое состояние и ненавязчиво, но в то же время, не принимая никаких возражений, помогает мне освободиться от свитера, затем пересаживается с подлокотника кресла мне на колени. Далеко не тонкая ткань джинсов уже не в силах скрыть мою боевую готовность. Вика лишь прикрывает глаза, блеснув жемчужинами в ослепительной улыбке, и скидывает тонкий халатик…
Первый раз произошел прямо там, на кресле. После я на руках, прижимая ее крепко к себе, отнес в спальню, положил на широченную кровать, выпутался окончательно из так мешавших джинсовых штанин, и ликование плоти продолжилось, раз за разом превращаясь в еще более бурные оргии. И не было ничего вокруг. Мир оживал вместе с нами, наполняясь звуками нашего счастья, и умирал с последним вздохом, с последним трепетом ищущих тел, чтобы через мгновения все повторилось снова…
…
То была наша последняя встреча. После незабываемой, первой для нас и от того очень яркой близости Вика просто исчезла. В квартире поселилась какая-то пожилая чета, и никто из соседей не знал, куда же переехала молодая красивая девушка. Мужик из квартиры напротив нагло врал, что вообще никогда не видел здесь такой. Сначала в сердцах хотел съездить ему по морде, да потом плюнул. В конце концов, он-то ни в чем не виноват.
Еще около месяца я ежедневно объезжал рестораны, в которых обычно бывал вместе с ней. Но ни одна зараза из обслуги ни разу не видела ее. Толстый «папик» тоже канул в Лету, пустив на ветер многочисленные гневные обещания и угрозы. Я уж думал хоть с ним повидаться: уж он-то точно знает, где Вика. Но нет, не судьба. Короче говоря, на такой вот загадочной ноте закончилось мое знакомство. Не сказать, чтобы я очень мучительно переживал или страдал. Но все равно, как будто кусочек души, частичка, похожая на замысловатый паззл, выпала навсегда.
|
|
| –> |
|
|
| Автор: Tatjana - 30-May-06 11:04 |
| (подпись) -> |
| |
| Автор: anime - 31-May-06 00:39 |
| Повесть, она же потенциальный сценарий, опубликована. -> |
|
|
|
