рассказ
Утром в квартиру российского пенсионера Карла Боота, бывшего пекаря, пришел его давний приятель, ныне тоже пенсионер, а в прошлом, советском времени, парторг хлебозавода по фамилии Балданов.
Никаких гостей Боот не ждал. Он неспешно ходил по своей однокомнатной хрущевке, и готовился пить любимый цветочный чай. Заварник уже томился в кухне, укутанный, как полагается, толстым махровым полотенцем. Водку и другие алкогольные русские напитки Боот сроду не употребялял, однако дорогими чаями с изысканным вкусом баловал себя частенько.
Пекарь был маленького роста, белобрысый, с постоянным румянцем на круглых щеках, и внешне походил не на пенсионера, а на здорового, хорошо упитанного подростка.Всю жизнь он пек хлеб для прожорливого советского народа, устремленного в будущее, считался добросовесным работником, очень покладистым, и по-немецки обязательным.Им, как говорится, можно было понукать не запрягая.
Его гость Балданов, бывший парторг, напротив был высоким костистым стариком с крючковатым носом, и несоразмерно длинными, чуть ли не до колен руками. Такими бы ручищами тесто месить, штабелевать мешки с мукой, поддоны перетаскивать, а он, товарищ Балданов почти всю жизнь просидел в отдельном партийном кабинете, перебирая невесомые бумажки.
Балданов вихрем ворвался в маленькую кухню хозяина, и начал глотать чай прямо через носик заварника. Кадык на его тощей шее гулко заходил вверх и вниз. Напившись, Балданов оттянул подтяжку на животике Боота, оглушительно хлопнул ею.
- Ишь, пузо какое отожрал на дармовом хлебушке!
Боот недоуменно возрился на нежданного гостя.
- Чего пришел, Степаныч? Чай мой выкушал. Оскорбления наносишь.
- Дело, стало быть, к тебе есть. Не время кишки чаями полоскать...
- Ну?
- Не нукай! Хомут еще не надел. Так-то ты гостя привечаешь!
- Говори толком, Степаныч! Чего тебе от меня надо?
Балданова пекарь недолюбливал. Степаныч был пенсионером -активистом. Он постоянно суетился, состоял в каких-то новомодных партиях и блоках , круглогодично и всепогодно собирал подписи под непонятными бумагами, раздавал воззвания и призывы, кликушествовал на митингах, теоретически свергая один режим за другим. От него за километр веяло смутой и тревогой.
- Пузан? Вопрос к тебе есть? Отвечай как на духу. Гневом кипишь?- спросил он у пекаря, уставившись на него своим бдительным недреманным оком.
- Каким еще гневом?- дернулся Боот, наливая в чашку остатки чая.
- Он еще спрашивает каким? Праведным гневом. Какое еще чувство может испытывать нынче истинный патриот ?Нынешний курс властей считаешь правильным?- он опять цепко ухватился своими костяными пальцами за подтяжки хозяина.
- Оно, конечно хорошего мало,- уклончиво пробормотал пекарь, никогда не страдавший многословием. Его, как передового работника часто прежде вытаскивали на трибуны, но никакого ораторского искусства он ни разу не показал, а только смешил зал маловразумительными междометиями
- Разум твой возмущен, спрашиваю?- продолжал наседать Балданов.
- Как у всех...До каких пор можно.Терпеть уже нету сил.
Боот пытался разжать железные пальцы парторга, но тот, возбуждаясь, впивался в жертву еще сильнее.
- Молчать долго намерен? На бардак этот смотреть всю жизнь будешь? Или уже честным людям воспротивится пора.
- Оно конешно, Степаныч, непорядки! Союз развалили, мафия кругом, цены на хлеб не приведи господь. Булки низкого качества, недовесок, считай, в каждом батоне. Недосмотр повсюду... Плохие хозяева нынче, что и говорить.
- Где жена твоя? Куропатка, спрашиваю где в сей момент прибывает?
- Очередь за пенсией выстаивает. Сам знаешь- задерживают деньги. Обещали, вроде, весь долг ликвидировать.
- И ты это недосмотром называешь? - зашелся в яростном, почти бесноватом, сипе Балданов.- Червь безмолвный! Это же катастрофа! Президент наш водку хлещет, весь мир над ним смеется. Деревня вымирает. Спасать отечество надо...
- Как спасать,Степаныч? Ты к чему квашню месишь? В какую сторону уклон линии делаешь? Кто спасать должен? Вот в чем вопрос.
- Кто? Ты да я!
- Сдурел на старости лет...Уймись уже! Внуков воспитывай. Слышал я - старший сын у тебя в бандиты подался. Ты его спасай, а не родину. Не твое это дело.
Балданов приблизил к пекарю свое продолговатое, обтянутое сухой кожей лицо, спросил в упор:
- В партию желаешь вступить? Сомкнешь наши плотные ряды?
- Во, как! Пробовал уже...Сам знаешь!- усмехнулся Боот.- По молодости. Хотел в бригадиры выбиться. Ну и написал заявление. Ты же меня , Степаныч, и зарезал тогда. А все потому что у меня отчество неподходящее - Адольфыч! Я разве виноват, что отца так назвали? В Германии сколько хочешь Адольфов! А какую ты на парткоме тогда речь сказал! Обидно мне до сих пор. Какой, мол, это коммунист с именем Адольф?
- Эх ты, урод отсталый! Вспомнил что...Той партии давно нет. Мы сбросили ее со щита истории, как ненужный хлам. То были горбачевские подонки. Они Союз развалили - расхапали. А мы- новые коммунисты! Разумеешь?
-То ты, Степаныч, старым был, а теперь новым обернулся,- недоуменно забормотал Боот, на всякий случай отходя в сторону от Балданова.- Изжогу ты у меня своими кувырканиями вызываешь...
- Да,новые! Воспрянувшие!- жестко произнес Балданов, и дикий огонь вспыхнул в его глазах.- Я предлагаю тебе встать в наши ряды...Тебе как истинному и коренному патриоту отечества.
-Теперь вроде мне и ни к чему это,- засомневался Боот.- Пенсию заработал, квартира есть, дача с облепихой имеется. Двух дочек на ноги поднял. Образование дал. Одна в Германии проживает, другая здесь свой обувной магазин завела... Нынче собирается по турпутевке в Египет поехать. Меня тянет с собой А чего- махну, пожалуй!
- Куда это махнешь?- вытаращил негаснущий взор бывший парторг.- Размахался он. Поглядите на него.
- Говорю же- в Египет! Слышал про такую страну? Там фараоны две тысячи лет эксплуатировали трудящийся египетский народ.Подольше, чем ваша партия! А все же пришел конец ихней власти... Как в Писании сказано: " Не было, нет , и не будет вечных государств!"
- Чего тебе, Карл Адольф в Египте делать? У нас своего дурдома хватает,- грозно заорал Балданов.
- На пирамиды хочу посмотреть, Степаныч. Какие в учебниках были нарисованы. Так-то картинки, а я наяву хочу. Восьмое чудо света , говорят.
-Ты, пузан не юли! Черт с ним с Египтом,хотя в свое время там сильная коммунистическая партия была.. Спрашиваю еще раз- ты согласен встать в наши стройные шеренги? Ради спасения отчизны?
- Оно конечно.... Дело такое нынче приспело,хоть волком вой. Недавно с женой в деревню ездили. Свояка хоронили. От водки сгорел. Едва могилку закопали, грохот какой-то внутри раздался. Батюшка местный и сказал: " Этот сразу в ад пошел.!"
Значит, согласен! Поздравляю тебя!- удовлетворенно заключил Балданов.- Теперь слушай дальше. Задание тебе будет... Вроде кандидатского стажа. Ты должен статью в газету написать. Редактор наш человек. Публикацию гарантируем.
- Степаныч! Какой из меня писатель?- умоляще завопил Боот, замахав коротенькими ручками.- Восемь классов образование имею. Ни техникума, ни училища даже не кончал. Учеником пекаря три месяца ходил. Своим умом до всего дошел...Об чем я могу писать? Сам подумай. Не осилю я твоего задания, хоть убей на месте.
- Ты немец?
- Оно, конечно! Сам знаешь, ты же мое доскональное личное дело изучал! Там все прописано...
- Обижала тебя Советская власть? Как немца? Притесняли власти? Чего молчишь, подтяжками сучишь? Не бойся-говори, нынче другие времена.
- Меня не очень. Квартиру дали, пенсию. На работе уважали. Пятнадцать Грамот Почетных имею. Десять будильников, пять бюстов Ленина.Я бублик новый в производство ввел. Патент имею. С Доски почета, считай годами не сходил. В школы приглашали выступать. Дочки образование получили. Жена швеей работала.Тоже Грамоты имеет... В отстающих не ходили.
- Не бормочи, пономарь! Слышал уже. Предупреждаю- в статье ни слова о дочках. Буржуи они у тебя. Ты больше на прошлое нажимай. Репрессии немцев опиши...
- Это было конечно,- печально согласился Боот.- Родителям и братьям моим крепко досталось. В сорок первом нас из Поволжья в Казахстан швырнули на голые солончаки. Не жизнь там была- мука адова. Девять могилок в степях осталось. Считай один я на волю выбрался... Повезло! Всего не расскажешь. Горюшка выпало нам.
- Это будет в тему. Сталина можешь лягнуть как следует
- Сталина?- переспросил Боот и побелел, как мукой его присыпало.
- Бодай вождя. Это он в национальных репрессиях виноват.От него все беды немцев. Но особенно критикой нынешних демократов займись!
Балданов вытащил из кармана несколько листов чистой бумаги. На одной из них по центру крупно было написано "Молчать не заставите!" и, протянув их Бооту сказал:
- Это заголовок твоей статьи. Менять название не смей. На сочинительство даем тебе трое суток.Поднатужься, Адольфыч! Очень просим. Легион ты наш иностранный!
И , высосав остатки чайной заварки, ушел.
...Вернулся он, как и обещал через три дня.Его встретил другой Боот. Бледный, серый, пахнущий валерьянкой, невероятно постаревший, словно проживший еще одну жизнь.
Он протянул ему готовое сочинение.
О, эти трое суток! Бог, создавая землю и небо, затратил гораздо меньше усилий. Ни один Достоевский не опишет мучений духа робкого прежде пекаря. Страх терзал его все эти дни.Разумеется, Боот, как и всякий пенсионер читал на досуге газеты, интересуясь текущей политикой, слышал как кляли власть приподъездные бабки-шептуньи, знал что все нынешние руководители изруганы вдоль и поперек , и никого за самую беспощадную критику еще в тюрьму не посадили.
Но это возвышали голос другие.Теперь же он говорил от себя. Писал дерзкие слова своей рукой. Маленький запуганный человек становился бунтарем. Червь ничтожный превращался в обвинителя, раб поднимался с колен. Особенно страшно было "лягать" Сталина. На лбу выступала испарина, когда он писал, к примеру, такое:" У товарища Сталина было много ошибок, даже преступлений и убийств, но бог давно посчитался с ним на том свете, где он мучается в гиене огненной" Крепко, как ему казалось, проехался он по нынешней власти назвав их "наипервейшими ворами" и "мучителями простого народа". И про Казахстан написал, и про могилки в степи, и про меньших братьев, умерших от голода, не сумевших побороть отвращения к мясу сусликов...
Балданов хлебнул из графина желтой кипяченной воды, быстро пробежал рукописный текст косящими от возбуждения глазами и заорал:
- Молодчина, Адольфыч! Ты знаешь кто? Ты Салтыков -Щедрин! Тебе сам Гоголь в подметки не годится. Не думал, что в тебе такой талант есть. В субботу твоя статья будет напечатана. Она пополнит копилку гнева народного. А в качестве гонорара выдадим тебе членский билет нашей партии. Рад?
- А как же отчество мое? Я ведь так Карлом Адольфычем и остался.
- Сойдет! Мы даже гордится тобой будем. Все же Германия- передовая страна. Ну, бывай! Не худей!
В последующие дни Боот предался томительному ожиданию, как это бывает у всех начинающих авторов.
В субботу он с утра стал подкарауливать у подъезда почтальонку Раису. Она подозрительно запаздывала. " Наверное арестовали редактора из-моей статьи.Сейчас прийдут за мной,- холодея, думал он" Но вот, как выстрелы, захлопали в подъездах двери на тугих пружинах. Раиса, не глядя, расшвыривала по ящикам почту, и мчалась дальше.Боот спрятал за пазуху свою корреспонденцию , на ватных ногах поднялся к себе в квартиру.
В кухне развернул номер. В нос ударил запах свежей типографской краски. Первое, что увидел дебютант печати - свою фотографию. На ней он был еще молод, лет сорока, не более. Этот портрет долгое время висел на Доске почета хлебокомбината. Он догадался, что фотографию редакции предоставил неугомонный Балданов. А внизу его статья "Молчать не заставите!" Боот, сдерживая волнение и вооружившись лупой, тщательно прочитал напечатанное. Прочитал и в ужасе схватился за голову. Больше половины строк ему не принадлежало. Неведомый ему редактор перепахал статью умелым своим пером, и заострил до беспощадности. Он, видимо, сам был очень зол на власть, и под прикрытием чужой фамилии, дал волю своему ядовитому уму. Сталина бойкий газетный умелец так "лягнул", что у Боота вспотели ладони. Вождь стал и "людоедом с усами" и " палачом немцев" и "дикарем с партийным билетом". Такого сам автор не писал. Современную же власть редактор от души обложил десятком таких изощренно-поносных слов, значение которых не шибко грамотный Боот не разумел вовсе.
Он понял, что погиб. Все! Так еще власть не ругал никто, и она ему не простит этого. Пусть это писал другой человек, но подпись стоит его и даже адрес домашний есть. Черт бы побрал этого Балданова, и все его партии. Не дали пожить спокойно на пенсии, втянули таки в историю.
Жены дома не было- уехала к дочке присматривать за внуком.
Боот метнулся к семейному шкафчику, где у них с женой хранились деньги на собственные похороны, спрятал их в карман и, наскоро одевшись, покинул дом.
Несколько часов колесил он по городу на своем старом велосипеде, и скупал в киосках все номера злополучной газеты, так жестоко обманувшей его. Он заходил также во все дома и подъезды, где хулиганским манером выдергивал из почтовых ящиков корреспонденцию. Все скупленное и похищенное Боот затолкал в рюкзак, и два мешка.
Потом уехал к себе на дачу.
Заканчивалась золотая пора "бабьей осени". Воздух горчил рябиной. Посреди дачи долго в тот день горел костер. Боот одну за другой швырял в огонь газеты. Его портрет и статья корчились в пламени, и превращались в пепел.И вместе с костром будто выгорала его душа, так и не обретшая крылья.
Уже в полночь, обеспокоенные его отсутствием приехали на дачу жена и дочь. Костер уже прогорел.В воздухе носились черные хлопья обугленных газет. Боот сидел в дачном кресле, и с виду, как будто дремал...Врачи констатировали потом внезапную остановку сердца.
|
