Рассказ
1.
Это был маленький русский городок.Андрей Брессен приехал сюда работать журналистом в местную "районку". Он только что окончил факультет журналистики Саратовского университета. Распределения молодых специалистов, как прежде, уже не было. Просто Андрей воспользовался советом одного знакомого газетчика. Мол, там за горами за лесами, в центральной части России- записывай адрес- сменилась очередная власть. Новые демократы- руководители, взяв штурвал в свои руки, первым делом сбросили с корабля местную прессу. За борт полетели главный редактор, и половина сотрудников.
Андрей считался одним из лучших студентов, имел публикации в солидных изданиях, и мог рассчитывать на большее, но он, по обыкновению молодости, решил окунуться в гущу жизни.
Он приехал в этот городок, и новый редактор охотно взял на работу, дал служебную квартиру, а когда узнал, что Андрей немец отчего-то восторженно потер руки.
Хорошее, убедительное перо Брессена быстро оценили читатели газеты. Шел уже второй год служения правде. Была весна. Приближался великий праздник бывшего СССР- шестидесятилетие окончания Великой Отечественной войны.
2.
Ранним апрельским утром в квартире Брессена раздался телефонный звонок. День едва начинался. В окно просачивался серенький, еще не подсвеченный солнцем, рассвет. Грачи в соседнем парке отряхивались от ночной сырости, и отправлялись на поиски завтрака, делая облеты загородных полей и дач. Там уже распускались почки, и зеленела первая трава. Ежегодно, по весне в природе начиналась тончайшая настройка жизни, растения включались в извечную гонку к солнцу
- Слушаю! - хрипло отозвался в трубку Андрей, расчесывая свободной рукой длинные спутанные волосы. Вчера он допоздна писал статью о начале полевых работ, накачался кофе и этот звонок совсем некстати прервал короткий сон.
- Андрей Эдуардович? Приветствую! Доброго утречка вам!
- Да! Благодарю... Утром неплохое С кем беседую?
- Подполковник Ракитский говорит,- послышался в трубке мощный бас, не узнать который было невозможно.
- А, Рудольф Григорьич! Здравствуйте, дорогой! Сразу не признал, долго жить будете. Что случилось?
- Андрюха! Елки-палки! Он еще спрашивает? - уже в полную силу загудел собеседник.- Мы сегодня Троянского коня ломаем. Сносим его к чертовой матери...
- Кого сносите? - не сразу понял Андрей, но тотчас насторожился. Он знал неистовую энергию Ракитского, этого седовласового ветерана войны, с которым он давно приятельствовал.
- Ну, памятник этот! Немецкий...Скоро же День Победы. Чтоб и духу его не было на нашей земле. Ты, Андрюха, не опасайся- мне твоя помощь не нужна. Все сам организовал. В лучшем виде. Кран есть с чугунной "бабой", два грузовика.Все люди свои. Всю ответственность беру на себя. Приезжай,сделай парочку снимков. Кадры будут что надо!
У Брессена сон как рукой сняло.
- Рудольф Григорьевич! Нельзя этого делать! - прокричал он в трубку, но Ракитский уже сошел со связи.
Андрей быстро оделся, сбежал во двор и выгнав из деревяного гаража свой старенький , виды видавший "жигуленок", погнал его на окраину, где сейчас бушевал Ракитский.
Машину эту Андрей задешево приобрел у бывшего, еще советских времен редактора газеты, теперь спившегося провинциального интеллигента. Собственно он сам пришел к Андрею и предложил свой товар.
- Минимальную цену прошу, коллега!- сказал он, поправляя измятый галстук на несвежей рубашке.- Когда-то был премирован сей самобеглой коляской за лучшее освещение в прессе методов социалистического соревнования. Лично первый секретарь обкома партии ключи вручал,- и переждав приступ изжоги,добавил,- громадную нужду в деньгах имею...Пользуйтесь автомобилем во благо родной газеты. Да! Были и мы когда-то рысаками.Мы правду писали, а вы теперь жареными утками питаетесь.
- Какие у нас жареные утки, Олег Николаевич?- рассмеялся Андрей.- Посевная, уборка, лужа на центральной площади, о которой исписаны тома жалоб, очереди в поликлинику. Ну бандиты местные иногда постреляют друг в друга... Вот и все "жареные утки!"
- А вы быстро вписались в нашу захолустность,- сказал он, глядя куда-то в сторону бесцветными тоскующими глазами.- Я думаю- наши власти скоро вас слопают... Они уже многих съели и не подавились!
- Времена нынче другие, Олег Николаевич! С прошлыми сравнению не подлежат...Вы сами это хорошо знаете.
- Времена, может быть, и другие, а законы кормила те же. Сволочные законы. Вы перешли опасную черту. Вы начинаете учить власть. А она пресмыкающихся любит...У вас , простите, кажется фамилия германской конструкции? Не так ли?
- Да я немец! Из Поволжья. Моя мать и сейчас там живет. Она старенькая,больная. Врачи рекомендуют сменить климат. Хочу привезти ее сюда...
Бывший журналист опять поморщился от изжоги, и с недобрым смешком добавил:
- Редактор газеты у нас нынче - еврей, лучшее перо редакции- немец! О, времена. О, нравы! При коммунистах такое было невозможно! Национальный процент соблюдался. И правильно! Россия- все же русская страна.
...За городом уже несколько лет, с одобрения властей сооружался некий странный памятник, названный памятником примирения.
Война опалила эту землю жестоко. В первые месяцы войны здесь вовсю хозяйничали немцы. К зиме их выбили с этой территории. В сырой болотистой земле до сих пор лежали неучтенные и неопознанные трупы с обеих воющих сторон. После войны в городе работало несколько сотен немецких военнопленных. Они копали торф по колено в черной жиже, строили дома, сажали лес. И умирали. Хоронили их за городом в общем рву.Со временем, когда к власти пришел царь партийный Хрущев, оставшихся в живых немцев отпустили домой. Кладбище же, которое местные жители называли "немецким" заросло с годами горькой русской осиной, трепетавшей от малейшего ветерка. Отношение к этому захоронению было разным. Кто-то, проходя мимо, плевался и отпускал крепкие словечки, кто-то стоял молча, предаваясь размышлениям о нелегкой и запутанной земной юдоли.
Во времена перестройки к этому запущенному кладбищу ежегодно стал приезжать из Германии автобус, наполненный людьми разного возраста. Звучала немецкая речь, возлагались цветы, люди долго стояли с непокрытыми головами. Очевидно, это были родственники тех немецких военнопленных. Ничто не забылось, не оборвалось, не кануло в вечность...
Постепенно у местных властей возникли контакты с немцами. Побывали на кладбище сотрудники немецкого посольства в Москве. Возникла идея соорудить на безымяном кладбище общий монумент и назвать его памятником примирения. А примирить он должен был русского и немецкого солдата, два народа - жертв Второй Мировой войны.
Немецкая сторона взялась оплатить расходы по строительству, кроме того обещала провинциальному городку отдельную финансовую помощь. Местные власти, естественно, на это купились. Памятник еще проектировался, а мэр города уже разъезжал на новеньком немецком "мерседесе". Депутаты, собрашись на заседание, немного поколебались, но большинство проголосовало "за". Но тут громогласно восстал отставной подполковник Ракитский, председатель районного совета ветеранов войны. Он исходил в области все высокие кабинеты. Всюду требовал одно- прекратить издевательство над памятью фронтовиков. Многие с ним соглашались. Областной прокурор даже стукнул кулаком по столу и сказал: " Я их, мерзавцев, всех за решетку упеку!", но видно так и не смог отыскать карающего закона.
А строительство , между тем, началось. В гогтовом виде монумент должен был представлять из себя гибрид двух высших воинских наград- русского Гергиевского креста и Рыцарского Железного креста.
Строительство длилось уже несколько лет. Общественность гневилась, а власти тихой сапой делали свое дело.
В это самое время в местной газете и появился новый молодой журналист. Редактору Осмоловскому,верно прислужившему мэру, пришла в голову мысль использовать перо Брессена, немца по национальности, против неуступчивого ветерана. Но произошло неожиданное. Андрей подружился с бунтарем, принял его сторону и написал сильную, аргументированную статью против сооружения монумента. Осмоловский, разумеется, отказался ее печатать, но в области нашлась независимая газета, которая материал опубликовала. Вышел скандал, поднялась новая волна протеста. Ракитский вновь предпринял штурм высоких кабинетов. И власти отступили. Депутаты приняли решение о временной приостановке строительства. Пока был готов только Железный Рыцарский крест - огромный, шестиметровой высоты, пугающего вида. Ракитский , бывший преподаватель истории в техникуме называл его Троянским конем, и жаловался Андрею, что этот крест снится ему ночами,и что будто бы из него, как данайцы из деревянного коня, выходят по ночам хорошо экипированные эсэсовцы.
" Немцы были хорошими солдатами,-вспоминая войну, говорил ветеран.- Их научили убивать людей и не мучится совестью. Они объявили нам войну и делали свое дело умело и жестоко. Никакой враг не понимает ни слез, ни воплей. Это хорошо известно из истории всех войн человечества. Он боится только силы. Как вступил сапогом на чужую землю- вдарь ему хорошенько в лоб. Сразу мозги прояснятся, без перевода с русского на немецкий, и обратно. А вот почему у нас замах слабый вышел- никто толком не говорит. Видно генералы наши так глубоко зарыли правду о войне, что никаким экскаватором не откопаешь.А примирятся с немцами я не хочу. Вот поумираем мы все- старые солдаты, вдовы, сироты военные, тогда хоть целуйтесь друг с дружкой."
3.
Брессен приехал на место в разгар событий.Грохот и пыль стояли над поляной, отведенной под строительство. Солнце едва оторвалось от зубчатой кромки леса, и воздух был красным, точно от пожара. Кран раскачивал тяжелую чугунную "бабу", весом не мене тонны и бил ею по Рыцарскому Кресту, доблести второго рейха. После каждого удара в лесу болезненно вскрикивали и взмывали в воздух птицы. Руководил ломкой сам Ракитский. Грузный, седовласый, возбужденный, в парадной форме и при всех орденах ,он был похож на вдохновенного полководца, выигрывавшего главную в жизни битву.
Андрей бросился к Ракитскому.
- Рудольф Григорьевич! Прекратите вандализм. О сносе памятника решения не было. Вас же привлекут к ответственности. Потерпите! Зачем лезть на рожон?!- прокричал он, кашляя от едкой пыли.-Мы еще поборемся!
- Эх, Андрюша! Я никаких рожнов давно не боюсь,- задорно, по-молодецки прокричал он.- А ты не медли, делай снимки и поезжай в редакцию отчет писать. Вали все на меня.
Брессен защелкал фотоаппаратом. Он поймал в кадр тот момент, когда под очередным ударом тарана Рыцарский крест, наконец, слетел с постамента и, тяжко грохнувшись о русскую землю, рассыпался на мелкие кусочки. К груде обломков уже подавал задом большой самосвал. За рулем восседал еше один знаменитый в этих краях человек- ветеран партизанов Степан Гурко, ставший командиром лесных мстителей в неполные семнадцать лет.
- Салют прессе!- крикнул он, высунув из кабины пушистую бороду, отращиваемую с послевоенных лет, как память о боевой молодости.- Шикарный подарочек повезу на свалку,а? Не дрейфь, Эдуардыч! Наше дело правое. Сделай и мою фотографию на память.
Неожиданно к поляне на большой скорости подъехали два милицейских "Уазика", набитые крепкими ребятами в масках и с автоматами."Ого! Весь личный состав райотдела подняли с утра,- успел подумать Андрей,- кто-то уже проиформировал власти. Теперь неизвестно чем дело кончится. Ведь в этот растреклятый памятник уже угроханы немалые деньги"
В следующую секунду на него набросились три человека, вырвали из рук сумку и фотоаппарат, жестко закрутили назад руки, и защелкнули на них наручники. Потом грубо затолкали в машину, которая тотчас резко взяла с места. Отъезжая , он успел заметить, как так же грубо,чуть ли не за бороду, вытаскивали из кабины Гурко и окружали Ракитского.
4.
Андрея привезли в милицию и , сняв наручники, закрыли в отдельной камере. Он вызвал дежурного, молодого круглолицого сержанта и потребовал, чтобы ему разрешили позвонить редактору газеты, но сержант ответил решительным отказом, и посоветовал не буянить. Судя по всему, он ничего толком не знал, но видя, как переполошилось сегодня все отделение, считал Андрея преступником крупного пошиба. Минут через сорок в камеру ввели бывшего партизана Гурко. Вид у того был неважный: куртка разорвана, под глазом синяк, борода сбита клочками. Он матерился про себя и бешено вращал глазами.
- Эх, Андрей,- печально сказал он,- беда-то какая приключилась.- Ракитский наш помер. До больницы не довезли.- Он тяжко вздохнул и опустил бороду на грудь.
- Как это произошло?- упавшим голосом спросил Брессен.
- Разве ты его характера не знаешь?- ударил кулаком о ладонь Гурко.- Стали его омоновцы вязать, а он сопротивление оказал. Одного по морде съездил, другого, а третий не вытерпел , да саданул Григорьича кулачищем по голове. Ребята у них не хилые подобраны...Чего теперь будет неизвестно...Видать засудят нас. И тебя за кампанию привлекут. Ты им тоже поперек горла. Эх, и заступится теперь за нас некому.
- Это мы еще посмотрим, Степан Николаевич! Еще разберемся кого привлекать надо. Тут убийство налицо.
Он подбежал к двери, и опять начал стучать в нее кулаком. Долгое время никто не подходил с той стороны. Наконец, она все же открылась. На пороге стоял не молодой, круглолицый сержант, но сам начальник милиции полковник Ломоносов. Это был давний,седой служака, непотопляемый местный шериф, переживший все власти. Он как говоривали в старину " в одних башмаках семи царям прислуживал".
Войдя в камеру, Ломоносов не удостоил Брессена даже коротким взглядом, а сразу подошел к бородачу.
- Гурко!- сурово сказал он тому.- Ты свободен. Можешь идти домой. На этот раз твоя партизанщина сошла тебе с рук. Но предупреждаю тебя - впредь не шали! Я не посмотрю на твои заслуги. Для меня закон превыше всего.- Затем он перевел свой тяжелый взгляд на Андрея,- а вас, товарищ Брессен я приглашаю в свой кабинет. Прошу следовать за мной.
В начальственном кабинете Андрей, к своему удивлению, застал мэра города Борисова, бывшего инженера оборонного завода, и своего непосредственного начальника- редактора Виктора Осмоловского. Тот руководил газетой, не имея журналисткого образования, однако в молодости был однокурсником Борисова по строительному институту. Он имел импозантную внешность, умел долго и красиво говорить ни о чем. Эти два качества, как и прежде, позволяли быть руководителем и при новой демократической власти. Начальник милиции скромно примостился на боковом стуле. Разговор, как и положено по старшинству, начал мэр. Голос его был ровным, взгляд- само добродушие.Мэр уже давно научился держать себя в руках.
- Дело вот в чем, Андрей Эдуардович,- обыденно начал он.- В редакции вашей газеты намечаются радикальные кадровые изменения. Виктор Семенович,- он кивнул в сторону вальяжно откинувшегося в кресле Осмоловского,- переводится на работу в мэрию моим первым заместителем, а вас я рекомендую главным редактором газеты. Разумеется, если заручусь вашим согласием.
И все! Как будто не было ни облавы, ни омоновцев с автоматами, ни смерти Ракитского! Брессен опешил. Он ждал всего- увольнения из редакции, выселения из служебной квартиры,привлечения к суду, но не того, что его так открыто, так нагло будут покупать.
- Мы предоставим вам хорошую квартиру, служебный автомобиль, и все прочее, что полагается по рангу новой должности,- невозмутимо продолжал мэр.- Более того, я предвижу ваше большое будущее. С вашим талантом вы еще всех нас обойдете!
Как ни молод был Андрей, но чутье подсказало ему - все ждут не примирения от него, а напротив бунтарства,дуэли, глупого максимализма. И тогда ему конец! На их стороне все преимущества. А что у него? Любимая журналистика, которой он собирался посвятить всю жизнь, да старенькая больная мать в далеком Поволжье, которую надо срочно перевозить. Она еще мечтает внуков понянчить. Ракитского все равно не оживить. Одно утешает- все-таки ветеран ушел непобежденным.
-Да! Я согласен!- проглотив сухой комок в горле, выдавил из себя Андрей
- В дела газеты я вмешиваться не буду,- так же спокойно продолжал мэр, будто покупать оппонентов было для него обычным делом.- Но одна просьба у меня к вам все же будет. В следующем номере, который выйдет уже под вашей редакцией, поместите, пожалуйста, информацию на одну животрепещушую для местной общественности тему. Сообщите читателям, что пресловутый русско-немецкий памятник примирения, вокруг которого кипели такие страсти снесен, и что у Рудольфа Григорьевича Ракитского, председателя совета ветеранов, от чрезмерного восторга чувств не выдержало сердце. Все-таки возраст, болезни.Я обещаю- товарища подполковника мы похороним со всеми воинскими почестями. А к памятнику примирения мы вернемся позже. Нельзя же, в конце концов, ссорить два народа.Кончилась и Вторая Мировая, и холодная война. Требование времени -дружить и торговать! Вы согласны со мной?
Брессен почти механически кивнул головой, понимая, что он окончательно предает Ракитского, и что примирение быших врагов все же, рано или поздно, состоится. И он будет этому содействовать. Есть законы жизни, стоящие выше мнения отдельных людей.
|
