Verdad
Написать по-испански, а может быть, снова по-русски.
Верить - кто-то поймет или мысль не оставит следа,
Можно вороном черным прокаркать, пускай по-французски,
Только люди не вспомнят, что слышали слово "verdad"*.
Поправляя своих полудетских стихов отраженье,
В глубине светло-карих усталых задумчивых глаз
Можно снова искать или видеть иное скольженье-
Этих слов вереницу и шепот бессмысленных фраз.
Горький запах вдохнуть недоросшей пьянящей отавы,
Погрустить о морях в суете одинаковых дней.
Вспомнить слово "veneno"**,и выплеснуть горечь отравы,
Здесь живу и скучаю по родине жаркой своей.
Отпустите невзгоды, мерещится пальмовый остров,
Я клянусь долететь, хотя некому больше позвать.
И по - русски плести околесицу, мило и просто
" Yo lo juro!"***-крича, недоношенный стих дописать.
*
Истина
**
Яд
***
Я клянусь!
Сегодня утром посмотрелась в зеркало. Заглянула «в глубину светло-карих усталых задумчивых глаз» и увидела в них не себя - смешную жизнерадостную девчушку с большим алым бантом на макушке, а усталую сорокалетнюю женщину: тёмные круги под глазами, красные от непролитых слёз веки, бледные из-за смывшегося загара щёки… «Мордочка с кулачок, - как говорила моя баба Груша, - Квёлая совсем стала ты, внученька». Баба Груша была мне прабабушкой. Небольшого роста, сухонькая, сгорбленная, но всё ещё красивая, всегда аккуратно одетая, в белоснежном хлопковом платочке, покрывающим седую голову. Хорошо помню её морщинистое лицо, на котором светились молодостью голубые ясные глаза. Вышивая без очков наволочку на подушку (это в девяносто восемь лет-то) рассказывала мне: - «Была я кормилицей у барина, трёх деток его выкормила и Вальку – мамку твою, а барин знаешь какой знатный был, лапсердак шитый носил, торф (торт) каждый вечер ему к кофею подавали». От барина у бабы Груши остались: резной ломберный столик (он стоит у меня в спальне вместо тумбочки), две высоченные стойки из красного дерева для цветов и золотая цепочка от карманных часов. Баба Груша отпиливала от неё звенья и покупала хлеб. Эта цепочка помогла бабушкиной семье выжить все войны и голодные времена, выпавшие на её век. Неграмотная, но умная и трудолюбивая она рано вышла замуж и была «характеру крутого и нрава необузданного», лупила своего мужа «мясом по морде» - как она выражалась, если в мясе было слишком много жил и костей, и гнала его снова в магазин менять покупку. Но любил её дед до безумия и всё ей прощал. В семье никто не пил, но, как известно, в России самая верная валюта это самогон и баба Груша втихаря гнала его, пряча под кроватью кастрюлю с дрожжами и бражкой. Крышка на кастрюле делала так: - "Пых-Пых!" Моя малышка мама ужасно боялась этого звука и всё время спрашивала: - «Кто так пыхает?» Баба Груша делала страшные глаза и говорила: - "Там Дюдюка сердиться - вот не будешь есть манную кашу, он придёт к тебе и напугает». Мама помнила это всю жизнь, смеясь, мне рассказывала как однажды не выдержала и решила посмотреть на Дюдюку этого и стала звать: - «Дюдюка, выходи, Дюдюкаа-а-а-а-а?!» А он не вышел, и мама престала бояться этого «Пых-пых!». Баба Груша вырастила и свою дочь, и мою маму, и для меня грудной, когда мы все уже жили на «Соколе» ходила за молоком в Пункт детского питания, тогда ей было уже около девяноста лет. Помню, как приводила показывать ей своего первого парня, так как знала, что у бабы Груши «глаз намётан», а я - доверяла её мнению. В доме на «Соколе» всегда было многолюдно: мой дед Яков, отец моей мамы, обожал шумные весёлые компании друзей и родных. Мы часто приезжали к нему с моим дедом - испанцем Мануелем и бабушкой - мамой Валерией, которые вырастили меня и были мне папой и мамой. Так много у меня было мам и пап в детстве и юности, что все завидовали во дворе и говорили:- «Богатая ты, Юлька! Счастливая». Да, я счастливая, хотя никого уже и не осталось в живых, но память, моя память - жива и всегда в моём сердце. Бабу Грушу отпевали в церкви Всех святых на «Соколе», что находится у самого моего дома, хотя в бога тогда никто не верил, разве что мама Валя и мой отец Женя.
Моя баба Груша не дожила до ста лет всего три дня.
«Ничего не помню больше - Нет и не было покоя, Детство билось о края. - Няня, что это такое? - Детка, что ж это такое? Это - Сретенка твоя. «Ничего не помню дальше - Нет и не было покоя. Стыла птица у воды... - Няня, что это такое? - Детка, что ж это такое? Это - Чистые пруды. Ничего не помню кроме: Нет и не было покоя! Звезды падали со лба. - Няня, что это такое? - Детка, что ж это такое? Это все - твоя судьба. Ничего не помню больше, Голос делается глуше... Я отстала, я пропала, Я осталась позади. Няня, няня, баба Груша ! Няня, няня, баба Груша ! Няня, няня, баба Груша , Подожди, не уходи…» Вероника Долина. 13.10.2007
|
