Что потускнел смарагд горячих уст, наверное, шелка твои устали,
Она смеётся, глупый науруз, шелка мои сильнее синей стали,
Шат лавем, грешница, за облаком в степи лишь облака, и позвала дорога,
Дорога ведь важнее седока, и седоков сейчас не так уж много,
А яблоки прекрасно сторожат, так что, друзья, увы, у нас проблема,
Достать труднее, яблок, чем «Hyatt» взорвать, отель, не райское щас время,
Сильнее степи только облака, так редки, как среди кавказцев скряги,
А скрипка плачет, как строка легка, на ненаписанной тобой бумаге,
Коран последних остывающих сердец, где только king в Тибет, смеясь, проедет,
Конец отнюдь не «Властелин Колец», а новое хожденье круговертью,
И перевал, где разбиваются сердца, друзья, не так высок, как нам казалось,
Плохое чадо у хорошего отца стрелять из лука научилось малость,
На донышке немного, но кеглей мы им насыплем, старики в дозоре,
Ведь в юрте и любовь всегда острей, как будто в кеглях есть покой и воля,
Рабыней беглой стих идёт смелей, ей всё равно, она с аллахом в доле,
И смотрит мумми-троллем на людей дозорный столб под небом в чисто' поле.
«Шат лавем» - ар., «очень хорошо».
|
