Посвящается моей матери
Сентябрь, золотясь мишурой, как король,
В сиянии славы блистает,
Не так, как весенней и летней порой,
Взгляд радуя, птицы над лесом-горой
В полёт собираются стаей.
С востока на запад край солнечный тут,
Светясь, вызывает улыбки;
Чудесней, чем храм рукотворный, приют –
Колонна к колонне из сосен встают
В проходах лесной базилики.
Безмолвия культ, без молитв и похвал,
Чарует душевным покоем,
В тиши аромат мирры воздух впитал,
Мерцают лучи, тени взор манят вдаль,
Сознанье качает прибоем.
На кряжах-пилонах, что рдеют вдали,
Где гнёзд нет на скалах отрогов,
Покоится неба свод, что неделим,
В величии солнца, до края земли,
Пугая, как штиль мореходов.
Рукой высоту не измерить их; страх
Не знает, и мысли не ведом;
В тени их – рычание слышно в лесах;
Поскольку жар-птица трепещет в силках,
И перья рассеялись снегом.
Клочки оперения солнца ковром
Легли, золотятся при этом,
Как роз лепестки; лес пылает костром,
Окрасившись бурым и жёлтым кругом,
Вдали и вблизи красным цветом.
Чудесные руки незримых веков
Воздвигли храм тихий, святыню,
Безвестным богам не жалея даров;
Года, догорев в алтаре, для часов
Песком ставши, служат доныне.
Трансепты в соборе том в мили длиной,
В алтарь входит пастор с рассветом,
Здесь узких проходов нет, об пол ногой
Не стукнет никто, не нарушит покой,
Звучит тишина мессой светлой.
Туман фимиама в честь прошлых богов
Скрывает от взора обманно
На склонах без трав и цветущих лугов
Обилие нимф или фавнов следов
К обители спящего Пана.
Лишь мысль в истой вере, пытаясь найти,
Способна, с восторгом и страхом,
На сплетшихся тропках, невидных почти,
Одна распознать тут, что может в пути
Быть следом его или знаком.
И с ужасом страстным, смятенья сильней,
Смиренный дух и непреклонный
Следит за божественной сутью гостей –
Титанов, чей шаг добавляет огней,
Иль тушит вулкан тот зажжённый.
Волшебней, чем марево чар колдовских,
Без тайны ночной, так прекрасной,
Без страха, что прячется днём, злясь на них,
Где Этна походит на богов былых,
Гигантов усталых, безвластных.
Здесь дух окрылённый стремится взлететь
К тому, кто на небе над всеми,
Чей шёпот, чаруя, несёт людям весть,
Превыше, чем жизнь, безмятежней, чем смерть,
Торжественно тих он, как время.
Algernon Charles Swinburne
(1837–1909)
The Palace of Pan
INSCRIBED TO MY MOTHER
September, all glorious with gold, as a king
In the radiance of triumph attired,
Outlightening the summer, outsweetening the spring,
Broods wide on the woodlands with limitless wing,
A presence of all men desired.
Far eastward and westward the sun-coloured lands
Smile warm as the light on them smiles;
And statelier than temples upbuilded with hands,
Tall column by column, the sanctuary stands
Of the pine-forest's infinite aisles.
Mute worship, too fervent for praise or for prayer,
Possesses the spirit with peace,
Fulfilled with the breath of the luminous air,
The fragrance, the silence, the shadows as fair
As the rays that recede or increase.
Ridged pillars that redden aloft and aloof,
With never a branch for a nest,
Sustain the sublime indivisible roof,
To the storm and the sun in his majesty proof,
And awful as waters at rest.
Man's hand hath not measured the height of them; thought
May measure not, awe may not know;
In its shadow the woofs of the woodland are wrought;
As a bird is the sun in the toils of them caught,
And the flakes of it scattered as snow.
As the shreds of a plumage of gold on the ground
The sun-flakes by multitudes lie,
Shed loose as the petals of roses discrowned
On the floors of the forest engilt and embrowned
And reddened afar and anigh.
Dim centuries with darkling inscrutable hands
Have reared and secluded the shrine
For gods that we know not, and kindled as brands
On the altar the years that are dust, and their sands
Time's glass has forgotten for sign.
A temple whose transepts are measured by miles,
Whose chancel has morning for priest,
Whose floor-work the foot of no spoiler defiles,
Whose musical silence no music beguiles,
No festivals limit its feast.
The noon's ministration, the night's and the dawn's,
Conceals not, reveals not for man,
On the slopes of the herbless and blossomless lawns,
Some track of a nymph's or some trail of a faun's
To the place of the slumber of Pan.
Thought, kindled and quickened by worship and wonder
To rapture too sacred for fear
On the ways that unite or divide them in sunder,
Alone may discern if about them or under
Be token or trace of him here.
With passionate awe that is deeper than panic
The spirit subdued and unshaken
Takes heed of the godhead terrene and Titanic
Whose footfall is felt on the breach of volcanic
Sharp steeps that their fire has forsaken.
By a spell more serene than the dim necromantic
Dead charms of the past and the night,
Or the terror that lurked in the noon to make frantic
Where Etna takes shape from the limbs of gigantic
Dead gods disanointed of might,
The spirit made one with the spirit whose breath
Makes noon in the woodland sublime
Abides as entranced in a presence that saith
Things loftier than life and serener than death,
Triumphant and silent as time.
1893
|
