-Этат с Пытэра? - указал на меня сержант-дагестанец.
-Он.
-Э, наряд! Идём!
-Куда? - пошел я за ними, чувствуя нарастающий страх.
Даги привели меня в душевую. Лысый, шрамы на голове, застегнул на двери шпингалет.
На полу валялась куча нижнего мужского белья. Внезапно я с ужасом понял: сейчас меня неизбежно изнасилуют. Изнасилуют, как бы я не сражался, не кричал и не плакал (сопротивление их только возбуждает).
Зачем-то включили горячую воду. Поднялся пар, гул монотонный.
Кудрявый даг-сержант шагнул ко мне до неприличия близко. Дохнуло перегаром:
-Вы, Пытэрские, все - чмыры! Ы, Дышара, сдэ-э-элаешь! Ыли тыбе пыздэц...
-Гымзад! - подошел лысый. - Зачэм ты с ным гаварыш?
Его шрамы порозовели от бешенства.
-На-а!! - ударил он меня в глаз. И все, как по команде, налетели толпой и начали бить.
Воду пустили, чтобы заглушить мои: - ЗА ЧТО? ЗА ЧТО?
Я закрывался руками от ударов, от боли. Просто не верилось в просходящее; меня в жизни никогда не били, а тут ударяют - со всех мочей, с ненавистью, с остервенением, не разбирая в какое место, бьют меня - уже лежащего на полу - ногами.
Остановились перевести дух - устали. Стало душно от пара. Что-то корчилось на полу: « за что-о-о?»
Лысый снял сапоги, распеленал портянки. Мохнатые лапы глянули ровно остриженными, смуглыми ногтями.
Он взял портянки и - потные, вонючие - швырнул мне в лицо:
– Стирай!
Я - чмо...
Новость разлеталась быстро. В казарме 200 человек, и уже все знают.
Я выхожу из клетки-оружейки, в руках АК-47, иду по бесконечно длинному коридору. Справа и слева выстроены в ряд табуретки; за каждой - солдат, рота чистит оружие. Прохожу, а сослуживцы, один за другим, откладывают разобранные автоматы, искривляются в улыбочке, провожают меня общим взглядом: "Чмо-о-о-о..."
Они так похожи , у всех одна и та же реакция и взгляд; одинакавые солдаты сливаются у меня в глазах в многоголовую сороконожку. В чудовище по имени "4 рота". Головы переглядываются, перешептываются: "зачморился!.. зачморился!.. зачморился!.."
Калашник тяжелеет в руках, хочется грянуть очередью по физиономиям.
Сажусь на последнюю табуретку. Сидящих рядом отбрасывает какой-то невидимой силой:
-Фууу! Чмара!
Я- чмо... Сначала я мимикрировало с чудовищем. Мы паслись единным стадом, бритые наголо новобранцы, смиренно-одинаковые, как тибетские монахи.
Мимикрировало - не помогло. Прошел месяц после учебки и меня за шкирку выволкли из стада... Я часто задумывалось: почему деды выбрали именно меня? Не схватили другого, такого же духа? Лучше бы взяли тысячу, миллион таких, как я; закалечили бы, забили всех насмерть, но только б не меня! не меня!
Жертва была назначена. Надо мной исполнили сакральный ритуал, социально-магическое действо и я превратилось в насекомое. Случилось именно превращение. Это, как у Кафки, я обнаружило, что превратилось в какое-то насекомое.
Я даже само к себе начало испытывать отваращение: маленькое противненькое среди людей-великанов.
Почти до самого дембеля я занималось самой помойной работой. Ежедневно меня били все: и деды и мой собственный призыв и духи (срок службы на чмо не распространяется). Я же не ощущало ни гнева, ни страха, никаких сильных чувств; я жило и двигалось в какой-то сомнабулии, как зомби.
А 15-того апреля, в солнечное весенее утро.... меня вдруг досрочно демобелизовали. И чары заклятия рассеялись.
Боевой листок войсковой части № 3757.
Неделю назад в нашу вторую роту прибыло пополнение. Сколько новых забот легло на плечи наших офицеров.
В обучении молодых важную роль играет и старший призыв. Годовики всегда рады дать совет призывникам, поддержать их в трудной минуту.
Новички должны гордиться своей воинской частью. Наша часть № 3757 - одна из лучших в округе по организации досуга и быта военнослужащих, по спорт.показателям и строевой подготовке. Нам созданы все условия для достойной службы, для выполнения нашего почетного долга - защитника Отечества!
-Хочешь приколоться? Мы покажем тебе животное!
Андрей ожидал увидеть собаку - у дверей столовой храпела овчарка, разжиревшая на отходах. Но повара показали ему совсем другое животное. По кличке Чумаход.
В поношенном камуфляже, с передником из целлофана, Чумаход ползал под столами и мыл тряпкой пол, - основная его работа в армии.
- Т-сс!-с-c-съебались!
Наряд моментально исчез.
Подкрались со спины. Чумаход, ничего не заметив, сидел и выгребал ногтями объедки из трещины в полу. И тут над ним возник повар с арийским лицом. Рядом возникли: его земляк Колян, Мухаммедов -"страшный сержант", дембель с фиксой в зубах и Андрей - худой, с глазами.
Чумаход с тревогой поднял глаза на подошедших. Судя по форме - люди серьезные, занимают высокое положение. Кирзачи смяты в гармошку. Кожаные ремни так расслабленны, что висят на яйцах. Воротник распахивает яркая белизна - подшива в девять слоев. У Коляна на груди серебриться значок "Дежурный по столовой" - символ власти.
- Зём, я вот думаю, - Ариец повернулся к Коляну, - продув макарон или сушка крокодилов?
- Не! Орбит, нежность вкуса!
И ариец приказал Чумаходу «пожевать Орбиту», да-да, именно вот эту половую тряпку.
Бывшая кальсона, черная от грязи, капала помоями, пахла.
- Смотри, Чумаходик, сколько здесь вкусненького налипло. Хы-ы, ням-ням!
- Давай, действуй! Приятного аппетиту!
Чумаход взял тряпку, хотел выжать в ведро, но на крик: «Жуй, сказал!!» - схватил в зубы мокрую, грязную.
Мыло пенились изо рта, песчинки скрипели на зубах, хлорка щипала язык, ноздри, глаза, а Чумаход без особого отвращения чавкал. Повара, видимо, не раз уже заставляли его выделывать этот номер. Он жевал тряпку, а лица вокруг морщились, будто чувствуя вкус - кисло-горько-солёно-сладкий.
- Эй, ты, хватит! – не выдержал Андрей. – Выплюнь её!
- Чо ты его жалеешь? Он же чмо!– Колян удивился, переглянулся с арийцем, тот тоже стоял в удивлении.
- Приколов не понимает.
Повара разозлились на Андрея, но вся злость хлынула мимо - на Чумахода.
- Э, хули ты не жуешь? Забил на меня, сука? Я тебе сказал: "Жуй Орбит"? Сказал?
- Но-о-о он же говорит: не надо. - Чумаход моляще посмотрел на Андрея.
- Да оставьте вы его, пацаны.
- Ага, ты его щас расслабишь, он работать будет медленно, ни хера не торопиться. А мне дрочить его опять? К скорости приучивать? Это же тормоз! Чумаход! Жуй!!
И тут на лице Чумахода как будто появились глаза, проблеск слезинок. Это не от хлорки, в нем ещё оставалось что-то человеческое...
-Ты чо, бля, в уши долбишься?! Коль, Коль, прикинь, забил на меня!
- Ну, держися, чухан! Достану я тебя сегодня в роте! Заебу!!
Ариец вскинул кулак: - Жуй !!!!
Увидев это мальчишеский кулачок Чумаход вздрогнул, словно бы на него направили пистолет...
- Чо, как корова, жуешь! Быстрей!
В казармах его били за то, что он "не летает, как пуля, "не шуршит, как жук". Били чуть ли не каждую ночь.
Находилось много желающих подзапрячь Чумахода: "Кровать убери!","Си-га-ре-ту!" , " Прихожу в толчок и вижу тама отражение своих яиц!".
Часто обращались по вопросам обмундирования. Он не успевал стирать, гладить, зашивать. Вот и били.
Скоро Чумаход научился работать со скоростью. Казалось, парень стал везде успевать, обслуживал по десять человек в сутки. Подшивы стирал и портянки, драил бляхи, сапоги, а сам ходил вечно грязный, небритый. Даже при такой работоспособности ему и минуты не оставалось на себя.
Через три месяца Чумаход захромал (били по ногам, чтобы синяки не торчали). Ступни распухли, не лезли в голенища; пальцы гнили заживо, даже ногти почернели и выпали. Эти ноги спасли его. И пришел ему дембель досрочно - по медицинскому билету.
Построив роту по форме № 4, комбат осматривал внешний вид рядового состава. Среди наглаженной, чисто постиранной шеренги - безобразие! - мятый воротник без подшивы. Но что уж совсем возмутительно: выше выпячивал подбородок с щетинками!
Комбат, используя силу крика, приказал "подбородку" немедленно выйти из строя. Чумаход проковылял два шага вперед.
Комбат заулыбался:
-Симулянтишь мне, хромоножка?! В санчасть захотел - поваляться?! Вместо строевой!.. А ну-ко сымай кирзачи!
Исказив от боли лицо, тяжким усилием Чумаход стянул левый сапог...
Правый...
Ноги, от синяков раздутые, гниюще-синие, как у утопленника.
Комбат в ужасе посмотрел на солдат, застывших строем по стойке "смирно".
Человеческая стена стояла в молчании....
|
