Дождь идёт. И человек идёт,
с высоты на гномика похожий,
опоздавший к ужину прохожий,
время – полночь, май, двадцатый год.

Входит в дом, где, видимо, живёт,
за ключом пошарив по карманам,
может, он покажется вам странным,
может быть, совсем наоборот.

Может быть, его никто не ждёт,
кроме полуночницы-соседки,
милые соседки нынче редки,
недреманных сов – наперечёт.

Все они давно уже в постелях.
Или, с сигаретою во рту,
на балкон выходят, как на берег,
прожитое бросив на борту.  

И, глазами вперясь в наготу
тёмно-синей, выщербленной дали,
в небытийном, внешнем ареале
отыскать пытаются не ту.

Колыхнулась штора на окне,
промелькнул неясный лучик света,
дотлевает в пальцах сигарета,
я плыву на собственной волне.

На тропе, извилистой вполне
(тропам, как известно, дОлжно виться),
самая пора остановиться,
чтобы не пропасть в кромешном сне.