1.	Боль.

Чью боль мне дано нести, как свою,
не знаю я.
Позвоночник мой прям,
гибок стан,
и плечи ещё остры. 
Слышу, сердце стучит в висках, – 
не моё, а чьё?
А вот стало тихо,
и тяжесть свалилась с плеч.
Надеюсь, что тот, другой,
просто прилёг отдохнуть.

2.	Дух.

Если 
окрепну духом,
напишу тебе пару слов.
Вот и осень. 
Много рябины. 
Вязы ссыпают на бледные тротуары, 
как сейнеры свой улов на площадку, что на корме,
длинные листья – 
шаблоны на плазе для узконосых морских судов.  

3.	За исключеньем прочего.

Вся жизнь – на моём лице, 
на кистях рук.
Я бронзовею, 
мумифицируюсь, как йоги.
Знаешь ли ты, что «сейчас» – 
это только звук.
Поэтому зимы 
невыразимо долги.
Ночь – лучшее время для жаждущих. 
Я не пью, 
если об этом ты. 
Впрочем, я выпиваю  
изредка. 
И тогда пою 
то, что к утру ответственно 
забываю.
Будет зима, 
и будет от снега свет,
залучатся 
тропинки и тротуары.
Жизнь… 
и не то, чтоб не было…
Или нет?
Вот почему неискренни 
мемуары.
За исключеньем прочего, 
всё – пустяк:
штучки, 
финты ушами, 
почва и твердь,
джокер-покер,
художества и измены.
Вплоть до лопаток пробирает 
и усаживается сквозняк
прикорнуть на скамейке рёбер.
В плюсе единственное: что смерть 
сносит к чёрту стены.