Лодка
***
«Предугадать будущее можно лишь по недоразумению». /Эмиль Чоран/
------------------------------------------------------------------------------------------
Я лежу и смотрю, как рассеивается молочный туман. Жду, когда появятся лучи солнца.
Я лежу лицом вверх и смотрю прямо и вперёд – туда, где, в конце концов, должно вспыхнуть солнце.
Я лежу. И думаю. Хотя, наверное, уже не стоит. Незачем думать. Все и так ясно, как Божий день.
И этому дню нет ни конца, ни начала.
Мои друзья никогда не нравились моим родителям. А сегодня за ужином отец вдруг ни с того ни с сего сказал: «Вот мы всё думаем с матерью о тебе. Это странно, очень странно, что ты окружаешь себя такими людьми». Коротким жестом он остановил меня на полуслове, поднялся, отодвинул стул и вышел из комнаты. Мать принялась убирать со стола. Ее щёки зарумянились. Я устыдилась.
Разочарование, которое испытывали мои родители, было таким глубоким, таким безнадежным, что я уже и не пыталась объясниться: единственное, что мне оставалось и что имело смысл, это немедленно уехать, что я и так собиралась уже сделать. Я обняла и поцеловала мать, заглянула к отцу и осторожно, но плотно закрыла за собой входную дверь.
Автобус задерживался, и уже поднимался обещанный ветер, стонали провода, деревья у остановки распахнулись и шумно хлопали листвой, быстро темнело. Я подняла воротник куртки и двинулась под раскачивающимися фонарями по пустынному шоссе к железнодорожной станции.
Я шла по обочине, песок похрустывал под кроссовками, от запахов осеннего поля и мерцания звезд кружилась голова. Автобус так и не появился, и ни одной машины ни в ту, ни в другую сторону.
Внезапно я споткнулась и чуть не упала. Прямо передо мной стояла скамейка, добротная деревянная скамейка с широким удобным сиденьем и высокой выгнутой спинкой. Я огляделась. Впереди вспыхивали и расплывались во влажной тьме огни станции. Все-таки добрела, подумала я. Немедленно захотелось курить. Я бросила рюкзак на скамейку, опустилась рядом, достала сигарету, зажигалку и закурила. Откинувшись на спинку, я курила и разглядывала то, что можно было разглядеть под жидким светом дорожного фонаря. Я устала. Эта скамейка была такой удачей. Кто-то постарался для пешеходов, молодчина. Докурив, я наклонилась, придавила окурок кусочком гальки и снова откинулась. Надо идти, подумала я, и тут-то и увидела белую лодку.
Она возникла из молочного тумана, как призрак лодки, и кто-то наверху наклонился и через борт протянул мне руку. Я поднялась, ухватилась за протянутую руку и оказалась на палубе, внутри просторного помещения. Какие-то люди толкались рядом со мной, и я услышала весёлые голоса, и шарканье обуви, и поскрипывание снастей. И увидела себя – как бы со стороны. В старом джемпере и потрепанных джинсах, растерянная и удивленная, я приподнялась на цыпочки и уставилась на полупрозрачную стену, за которой расстилался молочно-белый туман.
Вдоль стены, прямо передо мной, тянулся длинный прилавок, заваленный стопками белой одежды. Справа от прилавка располагалась вертушка, за ней стояло несколько женщин разного возраста, светловолосых, в белой одежде полувоенного покроя. Женщины разговаривали между собой, изредка поглядывая на меня, деликатно взглядами давая понять, что ждут, но можно не торопиться, им некуда спешить. Сзади, за моей спиной, толпились люди, и я поняла, что они, подобно мне, направлены к этому прилавку и что охранницы у вертушки ждут и их тоже. До меня вдруг дошло, что все мы, я и те, кто толпится сзади и двигается рядом, должны сменить свои одежды на эти новые, лежащие на прилавке у прозрачно-матовой стены. Я разглядываю новую одежду с каким-то подозрением, но постепенно ее количество начинает убывать. Ее радостно расхватывают те, другие, что вокруг меня. Пока я раздумываю, не решаясь что-то взять себе, оказывается, что и брать уже почти нечего. Мне достается, однако, отличная пара: просторная белая рубашка и широкие белые брюки. Все вроде бы по моему размеру.
Я делаю шаг назад и оказываюсь в душевой кабинке. Там я снимаю свою поношенную несвежую одежду, принимаю теплый душ и надеваю прямо на голое тело новую одежду, белую, мягкую. Мне кажется, я всегда о такой мечтала. Переодевшись, я обнаруживаю, что моя старая одежда исчезла. Пол теплый, и я стою босиком, с радостью осязая ступнями чистоту и тепло.
Я снова стою на палубе, перед вертушкой. Оглядываюсь: в просторном помещении, где вот только что, казалось бы, двигались целые толпы, никого, кроме меня. Женщины-охранницы делают какие-то знаки. Я прохожу через вертушку мимо них, иду дальше и упираюсь в лифт.
Лифт, как и все вокруг, белый. Окружающие меня полупрозрачные стены чуть-чуть светятся, и в белом сиянии проскальзывают светлые радужные тона. Я стою перед лифтом и смотрю на табличку. На ней указано что-то символами, смысл которых быстро доходит до меня. Есть всего три этажа, на которых я могу выйти: второй, третий и четвертый. Каждый этаж доступен, но только один раз. Возвратиться и выбрать заново уже не удастся. Мне предоставлено право самой выбрать нужный этаж, но только раз. Я вхожу в кабину лифта, передо мной три кнопки. Я поднимаю руку и стою в раздумье. На душе – полный, совершенный покой и чисто детское любопытство. Наконец меня осеняет, и я решительно жму на среднюю кнопку. Откуда-то я знаю, что сделала небезопасный выбор. Но правильный. Я в этом уверена. Почти.
Дверцы лифта сходятся, начинается подъем. Он длится долго, даже непонятно, насколько долго, но меня это не удивляет.
Наконец лифт останавливается и дверцы разъезжаются. Я выхожу наружу. Светло вокруг, и всё как в молочном тумане. Тянет свежестью, как от реки. Я стою на дороге. Впереди – шлагбаум и будка для охраны. Из будки выходят мужчины. На них такая же белая полувоенная форма, что и на женщинах-охранницах у вертушки внизу. Следом за мужчинами из будки с веселым лаем выпрыгивают овчарки. У овчарок белая сверкающая шерсть. Я стою и смотрю, как овчарки прыгают, играя, вокруг охранников. Это взрослые псы, но ведут они себя, как щенки. Мужчины смотрят на меня внимательно и доброжелательно. Они ждут, и я должна идти. Я сделала свой выбор, назад пути нет. Неожиданно я понимаю что-то очень важное, ухватываю самую суть и тут же забываю.
Я стою на дороге. Молочный туман медленно рассеивается. Передо мной шлагбаум, улыбающиеся, о чем-то переговаривающиеся между собой охранники в белых одеждах и беззаботно играющие щенки-овчарки. Мне надо сделать только шаг, первый шаг. Дальше все пойдет как надо. Я задумываюсь над этими словами. Я стою и думаю: как же все-таки надо? Я стою и смотрю, как рассеивается молочный туман. Жду, когда появятся лучи солнца. Овчарки играют. Охранники в белых одеждах переговариваются между собой, опираясь спинами на брус шлагбаума. Они почти не обращают на меня внимания. Но ждут. Их голоса долетают до меня, как невнятный шум сквозь вату.
Я поднимаю ногу, охранники замолкают и внимательно смотрят на меня. Овчарки замирают и поворачивают в мою сторону свои добродушные белые морды. Я вытягиваю ногу вперед и медленно, подогнув вторую ногу, опускаюсь спиной на белую мохнатую траву.
Я лежу лицом вверх и смотрю прямо и вперед – туда, где, в конце концов, должно вспыхнуть солнце
(Опубликовано 10-May-21) Отзывы: 1
Ссылка: http://kotlet.net/article.php?story=20210508091044754
Котлеты и Мухи: Начало | Автопилот: следующее!