| Вход в систему |  |
|
|
|
| Сводки | |
|
|
|
| Поиски | |
|
|
|
| Индексы | |
|
|
|
| Кто здесь? | |
На сервере (GMT-0500):
20:09:48 26 Apr 2024
1. Гости-читатели: 51
|
|
 |
|
|
| Автор: inok - 23-Mar-07 10:12 |
Не провокации), разборы Ваши читать.
Провоцирую!
Мне эта тема показалась очень интересной, я когда-то занимался Бахтиным М.М. - великим знатоком лицедейства и карнавала) Вспомнил, и вот какую интересную мышль вычитал, если говорить о многогранности и причинах шутовского в литературе
М. М. Бахтин ...ищет для автора-романиста особый, только ему присущий способ отчуждающего дистанцирования от социально-идеологического материала.
Этот способ М.М. Бахтин связывает с позицией "романного автора", прообраз которого видит в архетипических фигурах "дурака", "плута" и "шута". "Непонимающая глупость" первого, "веселый обман" второго и "пародийная издевка" третьего – вот три исконных средства встать в позу "вненаходимости". Плут, шут и дурак – это "лицедеи жизни", обладающие драгоценным для М.М. Бахтина правом "быть чужими в этом мире", привилегией "непричастности жизни"; как и "подлинный человек", "ни с одним из существующих положений этого мира они не солидаризируются, ни одно их не устраивает, они видят изнанку и ложь каждого положения", в них найдена адекватная "форма бытия человека – безучастного участника жизни, вечного соглядатая и отражателя ее", то есть та самая форма "внежизненной" и "внесмысловой" активности "изображающего сознания", чья единственная цель – "противоборствовать" всему, что оно изображает.(http://www.libfl.ru/mimesis/txt/bakhtin.html)
Исходя из этого, романист-надсхватник - это продолжение линии шута, а трагедия - лишь часть романа.
Я думал, кого из более менее известных нам современников можно было бы причислить к таким вот шутам. И пожалуй , только одна личность, на стыке и синтезе двух искусств мне показалась подходящей. Исполнение Олегом Далем роли Зилова в "Отпуске в Сентябре" по пьесе Вампилова "Утиная охота".
Митиль, так я могу быть в приятном ожидании Вашего разбора?))
Позвольте мне тоже сделать это, просто интересно посмотреть как мы отражаем, и неудобно, спровоцировав, самому умыть руки;-)
-----
Я превращаю воду в трепет винный,
С русалками болтая ни о чём...
-> На один уровень вверх |
| |
| Автор: inok - 24-Mar-07 01:15 |
Сначала о формообразующей составляющей: учитывая иронический , местами саркастический оттенок повествования, можно сразу определить, что симпатии автора на стороне шута, именно в его уста вложены слова и он является лирическим героем. Поэтому, забегая вперёд, скажу, что резюме логически вытекает уже из формы стихотворения, немного напоминая пушкинское «Ай , да я…»))
Образ трагика изображён в контексте его функций, и уже первая строка « Поднявшись до высот космических трагедий» акцентирует проблематику трагедийного жанра, сопряжённую с т.н. вечными ценностями. Другие детали, позволяют вспомнить именно классический вариант этого искусства, берущего истоки из древнегреческой литературы и эпоса – «льстивая медь»(медные трубы), Зевес, котурны ( род высокой обуви в обычае древних греков на зрелищах,…драматической действие (по В.Далю) , «венец из суповых приправ» (лавровый венок), «божественный кулак». Эти подробности указывают не столько на временные истоки, сколько на классический образец, ставший олицетворением назидательного характера трагедии. Вспомним, что играемые на сцене, они были «над» зрителями, как и трагик. В отличие от шута, который, как правило находится в самой среде. И в этой расстановке мне видится коренное отличие, которое и прозвучит в антитезе «амплуа-предназначение».
Трагедии необходимо выразить дистанцированность с помощью внешних эффектов, а шуту это удаётся при полном внешнем слиянии лишь внутренним содержанием.
Подчёркивая полифонический характер шута, автор прибегает к параллелям, свидетельствующим, что в его мире трагичность является составляющей частью, а не наоборот. По тексту – трагик-шут
«ты яро сыплешь бранью» - « копируя твой вопль»;
«рёв льстивой меди – медный бубенец»;
«чернь безудержно кляня» - «и снова не понять, ну чем так больно ранит»;
«угрюмые гримасы» - « корчу рожи».
Основной упрёк к трагику – самоцель осуждения (завистливую чернь безудержно кляня), оторванность и высокомерие (не слыша ничего за рёвом льстивой меди), пафосность и фальшь, вызванные назидательным тоном (Ведь , чем серьёзней ты, чем пафосней и строже, тем чаще – и верней – срываешься на фальшь). По мнению лиргероя, всё это идёт в разрез с теми высокими морально-этическими принципами, которые пытается отстаивать трагик, свидетельством чего и появляется «божественный кулак», который «чешется до слёз». Очень интересно обыгрываются слёзы- результат катарсиса в трагедиях, они появляются как чисто физиологический рефлекс,иронизируя и снижая собственную значимость. Мне показалось, что примером подобного физиологического омовения ,сегодня хорошо служат различные мыльные оперы с их картонными трагедиями и многодетное индийское кино)). И здесь, возникает вопрос: всё ли пролитые слёзы, действительно трогают глубинные слои человека, и способны ли они после такого умывания на последующие размышления и внутренние перемены, или это сильное одноразовое переживание с рефлекторным эффектом слёзных каналов?)
Автор считает, что в отличие от пафосного трагика, шут, находящийся на самой нижней ступеньке социальной лестницы «больно ранит», т.е. эффект по силе воздействия значительно глубже и продолжительнее, рана предполагает последующее действие или хотя бы ответную реакцию, вызванную необходимостью устранить боль или невозможность к ней привыкнуть.
Попробуем ответить на вопрос почему же «больно ранит насмешливый глупец».
1. Понятие «свой» у шута, находящегося среди толпы сокращает дистанцию понимания.
2. Человек, надевший колпак осознанно и назвавшийся шутом , умеющий смеяться над собой, вызывает больше доверия, чем лицемерный назидатель и заклинатель негатива.
3. Самоирония подкупает не только искренностью, но и тем, что допуская недостатки в себе, шут допускает терпимость и к недостаткам других, гармонично сочетая продолжения человеческих достоинств))
4. У шута нет цели возвыситься за счёт унижения других, поэтому, если и удаётся задеть болезненные струны, то реакция отторжения бывает крайне редко.
5. Шут похож на зеркало, т.к. в нём целый хор образов, а кто не любит смотреться в зеркало)), и даже если оно кривое, то проще рассмеяться, по принципу – что с дурака возьмешь?)
6. Человек легче расстаётся с проблемами, просмеяв их, нежели выслушав нотации и морали.
7. Чувство юмора – дар. Ему нельзя научить. Трагедия – напряженная борьба или конфликт личный или общественный, в другом значении – тяжкое переживание, либо событие с оттенком несчастья . Чувство – изначальность, событие, борьба, переживание – результат жизни.
8. Даже если шут смеётся «над». он смеётся «вместе». В отличие от трагика, который не всегда поступает по принципу «над вымыслом слезами обольюсь».
И еще немного Бахтина))
Шут, насмешник, джокер как и большинство персонажей средневекового карнавала, берущего истоки из римских сатурналий (празднество о возврате на землю Сатурного золотого века, воплощающее идею вселенского обновления). Шут – выходец преисподней, умерший король, король наоборот, обладающий особой властью говорить правду (дуракам закон не писан). Говорить её всем, уравнивая простолюдина и короля.
Являясь носителем карнавального начала в повседневной жизни, шут привносит в неё традиции , связанные с ним.
Карнавал не созерцают, в нём живут по особым правилам свободы, это – вторая жизнь народа, организованная на начале смеха, это праздничная жизнь. Праздник – отдохновение-карнавал создан в противовес официальным праздникам, утверждающим стабильность, неизменность существующего миропорядка с серьёзным официальным тоном. Торжество карнавала – освобождение от господствующей правды и существующего строя. На карнавале все равны, человек перерождается как бы для новых, чисто человеческих отношений с преодолением отчуждения и выворачивает существующий порядок наизнанку с помощью смеха и пародии.
Карнавальный смех по своей природе – праздничный, не индивидуальный, а всенародный. Он универсален – направлен на всё и вся. Он амбивалентен – он отрицает и утверждает, хоронит и возрождает одновременно.
Учитывая эти особенности , можно сказать, что шут – это ходячий праздник снаружи ) Что же касается его трагичности, то это его внутреннее состояние, вызванное скорее одиночеством, как платой за подобное предназначение. В связи с этим, вспоминается потрясающая Ф.Г. Раневская и её анекдот про смешного клоуна, который приходил лечиться от депрессии).
Возвращаюсь к авторскому выводу о том, что трагик – амплуа, а шут - предназначение. Вспомнив их лексические значения (Амплуа – тип актёрских ролей. Предназначение – то, что предопределено. Предначертано кому-нибудь, роль, выпавшая на чью-нибудь долю, судьбу (высок.) С.И. Ожегов), можно найти точку пересечения этих двух прямых, и то и другое – роль, актёра и судьбы, игры и жизни.
И в заключении, должен согласиться с Вами Татьяна, что в стихотворении рассматривается именно поверхностный пласт трагика и шута – их воздействие на окружение, и речь не идёт о внутренних пропорциях комического и трагического в них самих.
Говоря же об их воздействии, ИМХО, смеяться сквозь слёзы, вызывая слёзы смеха у других, не только труднее, но и гуманней и экологичней, что ли)), чем пафосно ронять сверху « O, tempora , o mores!...))
-----
Я превращаю воду в трепет винный,
С русалками болтая ни о чём...
-> На один уровень вверх |
|
|
|