Попы восходят на амвоны,
ошеломляя блеском риз,
и в дни печали непреклонны,
а мне б взглянуть в глаза Мадонны
и обрести покой и смысл.
Она тревожит. Нет покоя
в очах, в изгибе юных губ.
И рядом с Нею всё – другое:
как струйки пыли с аналоя
виденья – вширь, и вдаль, и вглубь.
Кивнёшь – и выскользнешь в смущеньи,
не оглянувшись, не крестясь…
Не колокол звонит к вечерне –
всеобщей драмы ощущенье
преображает что-то в нас.
И мнится: Он живой, как прежде,
и путь открыт Ему земной, –
в просторной и простой одежде
толкует заповедь невежде
под глинобитною стеной.
В церквах – скорбящие иконы
и воздух горький и сухой.
На что Ему, скажи, поклоны,
трактовки, распри и каноны?
Христос, Он всё-таки – другой.
Блестит и лезет море в гору,
звенят мальчишек голоса…
Примкнув на рынке к разговору,
Он чистит рыбу, пьёт «Агору»
и смотрит женщинам в глаза.
………………………………………………………
«Агора» – марка крымских виноградных вин, очень неплохих.
Когда записывала этот стих, перед глазами
вставало летнее крымское побережье, почему, не знаю.
Наверное, из-за «Агоры», к которой питаю слабость.
Хотя не была я в Крыму вообще ни разу.
Наверное, там примерно так же, как на всём
черноморском или средиземноморском побережье:
узкие извилистые улочки, белокаменные домики, море… люди. |