1. Боль.
Чью боль мне дано нести, как свою,
не знаю я.
Позвоночник мой прям,
гибок стан,
и плечи ещё остры.
Слышу, сердце стучит в висках, –
не моё, а чьё?
А вот стало тихо,
и тяжесть свалилась с плеч.
Надеюсь, что тот, другой,
просто прилёг отдохнуть.
2. Дух.
Если
окрепну духом,
напишу тебе пару слов.
Вот и осень.
Много рябины.
Вязы ссыпают на бледные тротуары,
как сейнеры свой улов на площадку, что на корме,
длинные листья –
шаблоны на плазе для узконосых морских судов.
3. За исключеньем прочего.
Вся жизнь – на моём лице,
на кистях рук.
Я бронзовею,
мумифицируюсь, как йоги.
Знаешь ли ты, что «сейчас» –
это только звук.
Поэтому зимы
невыразимо долги.
Ночь – лучшее время для жаждущих.
Я не пью,
если об этом ты.
Впрочем, я выпиваю
изредка.
И тогда пою
то, что к утру ответственно
забываю.
Будет зима,
и будет от снега свет,
залучатся
тропинки и тротуары.
Жизнь…
и не то, чтоб не было…
Или нет?
Вот почему неискренни
мемуары.
За исключеньем прочего,
всё – пустяк:
штучки,
финты ушами,
почва и твердь,
джокер-покер,
художества и измены.
Вплоть до лопаток пробирает
и усаживается сквозняк
прикорнуть на скамейке рёбер.
В плюсе единственное: что смерть
сносит к чёрту стены.
|