"И в эту красоту невольно взор тянуло,
             В тот величавый блеск за тёмный весь предел, —
             Ужель ничто тебе в то время не шепнуло:
             Там человек сгорел!"    /Фет/


             Что лето? Что зима? И осенью глубокой
             кураж весны далёкой влечёт сойти с ума.
             Ты только не журысь, свечу не жги напрасно,
             минувшее прекрасно… давай сыграем – в жизнь.
.............................................
1.	Пролог

Какая дичь сидеть как сыч, зарывшись в календарь,
когда весна бросает клич и вторит её глухарь,
когда, свернув косяк дверной, бьёт наугад Стрелец,
и за кладбищенской стеной захлопотал скворец.

Но я не сыч – какая дичь! – не сыч, и потому
несётся к дому моему припудренный кулич,
со всех сторон пасхальный звон, и бубенец во рту
подхватывает на лету мотив и верный тон.

И оттого, и потому, что толком не постичь,
кто ночью свищет и кому, к утру дичает сыч,
и потому, и оттого, что я не дичь, а дочь,
вороны каркают всю ночь у дома моего.

А поутру, когда москвич кидается в метро,
по небу клин за клином дичь и за пером перо.


2.	Юность – эпизод 1

Как жаль, что Ленка не москвичка.
И вообще мне Ленку жаль.
У Ленки мать – алкоголичка.
Но Ленка строит магистраль.

На первом курсе института
из Ленки била жизнь ключом,
и бес шутя её попутал
с каким-то рыжим москвичом.

Ночами, в потолок уставясь
и вся как заснежённый холм,
Елена шпарила на зависть
размашистым лихим стихом.

И – матанализ провалила.
И раз, и два, и в третий раз.
Но не было у Ленки тыла.
И было Ленке не до нас.

	- А помнишь?..
	- Помню.
- Здравствуй, Ленка!
А где твой, Ленка, вещмешок?
А ты всё та же: словно репка,
И пудра сыпется со щёк.

Декан сказал: «Не девка – спичка.
Ас-математик?.. Корифей?..
Ну что ж, что мать алкоголичка?»

	- Как, Ленка, дышится?
	- Окей.

Мы пять часов её искали.
Мы думали чёрт знает что.
Мы прошерстили все вокзалы,
и вдруг - потёртое пальто!

Мы заорали: «Ленка! Ленка!»
Валюшка, Фаечка, Марат
и я. В слезах, в припадках смеха,
в истерике и невпопад. 

А Ленка мрачная стояла,
прижав мешок, как в рай билет,
и ржавым голосом металла
проскрежетала слово «Нет».
……………………………
Елена нынче крановщица.
Горит над БАМом кумачом
её душа, но божья искра
здесь совершенно ни при чём.


3.	Юность – эпизод 2

Что с чёрно-белого портрета
возьмёшь?.. цветные не из лучших,
в сухом остатке только лето
и ты в улыбке и веснушках.

Нам говорят, что мы как сёстры,
не сёстры, в том-то и загвоздка,
мне на тебя смотреть непросто,
и временами это остро.

А временами это страстно.
А в комнате твоей в общаге
висит без рамочек Пикассо –
Л.А. и Девочка на шаре.

…Сидим, вихрастые, чумные,
под круглой крышей Alma mater,
внизу ступеньки винтовые,
дымим, чем бог послал табачный.

Сидим, глазам своим не верим:
чувак лет ста, а то и больше,
с огромным кожаным портфелем
и лысиной в цветной горошек.

- «А я, похоже, заблудился.»
Ах, воробьиные вы души!
Как трогательное «спасибо»
шибает – с пяток до макушек.

Что?.. по-чеширски этот самый,
полупропавший (сгинь, мгновенье!):
- «Удачи!.. а у вашей мамы,
и правда, вкусное варенье…»

Ты недокуренный окурок
мне в рот заботливо вставляешь,
всё волшебство – на перекурах,
в магических фата-морганах.

В сухом остатке – только лето.
Плевать! по встречной магистрали
плывут любители абсента,
а также девочек на шаре.


4.	Юность – Эпизод 3

Октябрь прошёл. Деревья тихи.
Смели опавшую листву.
А вместе с нею птичьи крики,
и Подмосковье, и Москву.

И ты, как перст в былинном поле,
с судьбой своей наедине
в самой же созданной неволе
стоишь с цыгаркою в окне.

Ещё жива, и всё, что было,
точней: что не могло не быть,
отпущенной пружины сила
в тебя направила - продлить.

Как фантастические твари,
в воображении больном
летят бутылки Цинандали,
лаваш и рёбрышки гуртом.

И вкус вина и чахохбили,
и запах перца и кинзы,
что мы когда-то ели-пили
под плач абхарцы и зурны.

Вот и топорик развесёлый!
Над шашлыком дымки струят.
И облачный ковчег всё ловит,
поймать не может Арарат.

О чём же так протяжно-длинно
заныли трещины дорог
с обкуренного Сахалина
в твой подмосковный эпилог?

Прищуренным от дыма глазом
коси: проклятое чутьё
смешает карты, вырвет с мясом
и точки выставит над «ё».

И остроглазый, хитролицый,
тобою избранный (за что!)
на волю прыснет чёрной птицей,
прикинувшейся Бельмондо.

Ты даже выживешь - случайно,
но, как отрубленная ветвь,
сгоришь однажды в ночь, а тайна
останется дымить и тлеть.

Возьму гитару с давней раной.
Жизнь. Что в ней правда? Что в ней ложь?
С улыбкой грешной, полупьяной
ты за окном моим встаёшь.


5.	Эпилог

Ночь обернулась снегопадом,
снежинки катятся по льду,
а я иду с тобою рядом,
по снегу первому иду.

Ты прячешь руки в отвороты
своих широких рукавов.
Со мной ещё сведёшь ты счёты
когда-нибудь без лишних слов.

Да и с собой поступишь так же
по беззаконью простоты.
Мы счастливы, хотя и даже
живём предчувствием беды.

Над кладбищем Преображенским
полуслепые фонари.
Мы знаем: скоро будет не с кем
бродить по звёздам до зари.

По кромке пятницы-субботы
тебе – одной и мне – одной.
Мы счастливы… скажи мне, кто ты,
здесь, под кладбищенской стеной.

Сестра? Советчица? Подруга?
А может – первая любовь?
Затянет мгла, завьюжит вьюга,
сведёт с ума колдунья-новь.

И сладко мне с тобой расстаться,
и страшно бросить в никуда.
А ты сейчас как эта астра,
в снегу замёрзшая звезда.