На пороге лесном
положите мой смертный час,
где зарыла кукушка
мерцающий свет в сугроб.
Вас проводят, поверьте, проводят,
проводят вас
кровяная сыпь, костяная сыть,
травяной мешок.
Не дороге пустой
ни зги, ни иных чудес.
В золотые двери стучаться
погоды для.
Повернись ко мне
самым передом, темный лес.
Он ответит: «Ступайте с миром, –
добавит, – Бля!»
Не чураясь мещанских баб
и дворянских жен,
проскользнув ужом
мимо «семь этих пядей в лоб»,
крутанись колечком,
сукой, червем, ежом
в облака – ногами,
пустой головой – в сугроб.
На пустой дороге
не лада ль моя поет?
Ай-лю-ли щебечет,
колотит лаптями лед?
Не ее ль целовал
да радовал? Не ее!
Стакана небо себя,
похмеляясь, пьет.
Человеки злые
чего в рукавах таят?
Карабин-сарай
или крест от семи чудес?
Мне темно. Я не вижу,
откуда, откуда я?!
Я не вижу, не вижу,
где лес мой? Отдайте лес!
Я не вижу, не вырежу,
не говорю внутри,
не умею выкармливать
певчих твоих птенцов.
У меня же было в запасе
не пять, так три
пусть не года, пусть месяца …
Не лесное крыльцо.
На порог лесной
положите мой смертный час,
где зарыла кукушка
мерцающий свет в сугроб.
Вас проводят, поверьте, проводят,
проводят вас –
кровяная сыпь, костяная сыть,
травяной мешок.
|
