глава первая: всякие разные штуки, которые были дороги или запомнились по чистой случайности.
пауза (глубокий вздох).
Было, конечно, и множество других историй. Как ты понимаешь, все начинается с призывания муз, причитаний, колец табачного дыма, ибо всякого рода позерство годится в таких случаях. история начинается, когда персонажи уже определены, и ни в ком из знакомых не осталось и капли благословенной уверенности в том, что он (или даже она) не окажется в их числе.
нет-нет, я, конечно, не имел в виду тебя.
начну с того, что происходило тогда в школе номер 610. оля хомицевич пишет: пройти с глобусом на голове. кира вахрушева пишет: сфотографировать себя. и алексей андреев пишет: сыграть умирающего лебедя в балете петра ильича чайковского. рукописи не горят. остановимся и на том, чему нас учили в школе номер 610. немного латыни: – ромул, тревожась, – не могла столь близкая война терпеть промедления – вывел войска, расположил лагерь в тысячи шагов от фиденцев. там в толпе, получив удар, был убит рем. я верю, что и тогда были некоторые, кто молча оспаривал это, говоря, что более распространен иной рассказ, всегда случается так: одни придают больше значение первенству, другие – числу птиц. немного английского: это были тетушки энн и хестер ( старые девы) и джулия. в центре комнаты, под самой люстрой, стоял глава семьи, старый джолион собственной персоной. будучи восьмидесяти лет отроду, и украшенный славными седыми волосами, величавым лбом, небольшими темно-серыми глазами, усами, которые свисали с уголков рта и опускались на мощную нижнюю челюсть, он имел патриархальный вид; несмотря на впалые щеки и виски, хозяин казался вечно молодым. он поддерживал себя в хорошей форме, а его проницательные суровые глаза нисколько не потеряли того чистого света, который в них был, когда он родился. таким образом он имел превосходство над сомнениями или неприязнью более низких людей, чем он. немного истории: оля касплер записывает: в коронах, латах, власяницах. касплер начитанная девочка. и еще греческий язык. впрочем я не слишком вдавался в подробности. В школе номер 610 при дверях стоял эссен. эссен и директор были несомненно главными. привратный цербер был прекрасен и знал немного по-французски. о, школа номер 610, о, цирк зверей! о, директор, о теленок! да и сам я от этой природы далеко зашел, глуп как сивый мерин! а остальные каковы?
в девяносто восьмом году (и раньше и позже) школа номер 610 представляла собой сборище настоящих, великолепных страшных фантастических уродов, которые никогда не придут в себя или уже не пришли (будущие юристы и их банкиры). нигде в городе не пиздели с такой легкостью как в школе номер 610, и где взять теперь эту легкость, легкость столь необходимую для моего повествования?
я думаю об этом пробираясь сквозь прекрасные розы моего сада, где пчелы, очарованные запахом жасмина и шиповника, летят все медленнее.
помню, кира вахрушева говорит: я страстно желаю быть естественной, но сейчас это невозможно. – и общей не уйдет судьбы,– читает елена николавена грачева, наша учительница русской и другой литературы.
когда я думаю о времени, я не могу не отметить что все далекие события обретают порядок (часто минимальный), тогда как все близкие события порядка не обретают. Настоящее погружено в хаос, дикое веселье. и все мои друзья дикари. музыку слушали дикую, корчили из себя маргиналов. пили. глеб паша и феликс умели блевать, и глеб гордился. так мы отмечали дни рождения и другие праздники. здесь в ста километрах от города ничуть не теплее, два дня идет дождь приводящий мысли в немылимый порядок. в девяносто восьмом длинном году мы все готовились покинуть школу номер 610. леня михалевич собрал шкаф пивных бутылок и посвятил его этому событию. кроме пивных бутылок михалевич собирал копии боевых самолетов в масштабе один к семидесяти двум.леня говорил: у меня нет времени. и любил свету клейнер. все больше людей говорят сейчас именно об этом. леня был прав ни у кого не было времени. время сжалось а пора ожиданий окончилась. многие приготовились к прыжку. и многие никак не могут приземлиться.
о чем я жалею. (искренне). пропущен концерт группы эксплойтед. именно в этом длинном девяносто восьмом году когда пиво стоило четыре рубля восемьдесят копеек.
паша гаврилов любил панк и хардкор. у петрунькина был двухкассетный магнитофон. у андреева кассета айне кляйне нахтмузик.
не со всеми сложились хорошие отношения. так в третьей четверти девяносто восьмого учебного года мне поставили 2/3 по математике. григорий михайлович головачев не мог поставить мне два, ибо не знал за что. с тройкой дело тоже застопорилось. – из тех кто не знает математики не выйдет ничего путного,– замечает андрей юрьевич алексеев, главный в этих вопросах. надежда борисовна журбина никогда не лицемерит. это ее конек. кобылица удалая, как писал поэт анакреонт.
об этом и другом наталья викторовна чернуха (какая смешная фамилия) прекрасно говорила по-английски и преподавала этот язык в школе номер 610. от нее я узнал о лоренсе стерне. un homme qui rit ne sera jamais dangereux,– говорила наталья викторовна, питая слабость к актерам, которым она устраивала веселую жизнь. в каждой голове свои тараканы. письма чернухи долетали до самого края света до самого похожего на оскара уайльда человека. письма нес бородатый ангел, доктор феннел, живший, дай Бог ему здоровья, в винчестере.
вот-вот-вот. небо очень красивое после дождя, когда облака рассыпаются как постаревшая штукатурка.я смотрю на них и вспоминаю совсем другой пейзаж:
из затемнения. – где же вы его высушите мария? – спросил я. – я высушу его у себя на груди,– отвечала она – так мне будет легче.
петрунькин, наша священная корова, улыбается так хорошо что сердце наполняется чем-то.
|
