На утреннем, туманном шоссе не было ни души.
В это время, когда начинали петь соловьи, и другие птицы, когда солнце сочным, кубинским апельсином, потягиваясь вставало над лесом, и чуть-чуть влажноватый, с запахом скошенной травы воздух, начинал нагреваться первыми лучами солнца, у Андрея Зубова с новой силой зажглась надежда, что хоть сейчас, проезжающая мимо попутка, зыркнув в его сторону фарой, тормознет у обочины, и шофер дружелюбно спросит: "Что, небось замерз? Далеко путь держишь?".
Но чуда не происходило, и Андрей вот уже минут сорок шел, и на его пути, как назло, попались только фургон, который обдал его черным дизельным перегаром и, чуть не наехав, скрылся вдали, да мотоциклетная коляска с двумя пенсионерами, которые завидя, что Зубов голосует, ещё больше поддали газу.
Андрей шел натыкаясь на раздавленных ужей, которые из леса, видимо, пытались переползти на колхозные поля имени «Красного Квадрата» и поживиться там лягушками, на сбитых котов и собак, под которыми жуки-могильщики, уже свили супружеские гнезда и ждали появления потомства. У Андрея возникла мысль, что и он, является в своем роде, таким же жуком, которому придется искать некий инкубатор, пусть не сейчас, пусть потом, но придется, в котором он, так же должен будет оставить после себя поколение, которое будет подкапывать разлагающуюся плоть истории, строить в ней дом, и подчиняясь похожей на юлу спиральке генинпульса, воспитывать дальше своих детей, которые в свою очередь, будут воспитывать своих…от этих мыслей Андрею стало как-то не по себе, хотя он и понимал, что на примере этих жуков природа представляет ему гармонию, любовь и уважение ко всему, что когда-то имело право думать о том, что оно существует.
С такими размышлениями Зубов вошел, не заметив сам, в новый день. Стрелки часов показывали без двадцати восемь, когда Андрей увидел вдалеке город, который ослепительно сиял видимо, потому-что, лучи солнца находились под углом попадания на оцинкованные крыши и стекла домов. От этого свечения, Андрея на мгновение ослепило, и он был вынужден закрыть глаза. Под веками у него осталось лишь зафиксированное зрением желтое, въедливое пятно, которое все же постепенно растворялось. И когда слепое, желтое пятно ушло, Андрей открыл глаза.. Падал пушистый, невесомый снег, с серого январского остывшего неба.. и снежинки, как бы дразня Андрея, пролетая перед глазами делали легкие, быстрые пируэты похожие на те, что он видел когда-то по телевизору, когда пары выступали на фигурном катании. Некоторые из этих пар ложились на губы Андрею и тогда, он ощущал холодный и обжигающий поцелуй умирающего на его губах снега.
Белая пунктирная линия, разделяющая шоссе на правое и левое движение, скрылась под слоем белого, ослепительно белого снега.
И не было больше ни правого, ни левого, ни ещё какого-либо движения. Был только холодный, ледяной, обжигающий всю пустоту вокруг и внутри Андрея, поцелуй.
Поцелуй той, что давно уже дожидалась его, сидя в уютном салоне своего "ауди", припаркованного у дорожного знака "раздвоение дороги", той, что курила пуская струйку дыма в лобовое стекло машины, высунув руку в перчатке ядовито-желтого цвета с черными вертикальными полосами, той, что могла ждать вечно...
|
