Городской сумасшедший
Он часто сидел на скамейке в центре города, крепко держа в руках большую черную сумку. Казалось, что человек с ней не расстается даже по ночам. Одет он был всегда чистенько, но в старье. Летом – в белую, потерявшую первоначальный цвет майку и клетчатые непонятного цвета шорты. На ногах красовались сланцы из пластмассы, из которых, словно коряги, высовывались искривленные пальцы с давно нестриженными ногтями. Зимой предпочитал ядовито-зеленый свитер, фиолетовые вельветовые брюки и куртку грязно-сиреневого цвета. На свой вечный пост мужчина выходил в 5 утра, а в 12 дня уходил.
Люди смотрели на него по-разному: кто с сочувствием, кто с презрением. Ему было все безразлично, он жил полностью в своем, никому не ведомом мире.
Внешность его была колоритной. Рослый, худощавый, не сутулый. Роскошные черные кудри делали его облик молодым, отсутствие зубов – старым. Постаревший и похудевший Будулай. Возраст этого человека определить было невозможно. Кожа его, казалось, загорела на века, израильское солнце не было для него опасным. Взгляд был устремленным внутрь, словно он все время прислушивался к себе.
Кто он? Как живет? Никто этого не знал, да и никому это было не интересно. А ведь он где-то жил, с кем-то общался….
Мне стало интересно узнать об этом необычном человеке: я писал сценарии кинофильмов, а тут такой нонсенс. Может, заняться…получился бы потрясный фильм. Была суббота. Я подошел к скамейке с надеждой вызвать мужчину на беседу. Но увидел, что к нему подошла женщина, опрятно, скромно одетая, и сказала:
- Идем домой.
Он послушно встал и пошел за ней. Ни улыбнувшись, ни проронив ни слова. Я пошел за ними, размышляя, кто эта женщина: жена, сестра, метапелет?
Они свернули на улицу Барзилай и вошли в подъезд. Я уселся на скамейку возле подъезда и стал раздумывать. Его считали глухонемым, но он явно слышал, что сказала женщина. Минут 15 никого во дворе не было видно. Вдруг из соседнего подъезда вышел пожилой мужчина и сел рядом со мной.
- Здравствуйте! – сказал он, - Сколько времени?
Я ответил. Мужчина явно жаждал общения.
- Э-эх, - сказал старик, - что-то я нынче не в форме. Ноги болят, в ушах звенит.
- Давление высокое? – спросил я.
- Не дай Бог! Оно у меня, как у космонавта, слышу тоже пока ничего, а вот шум в ушах бывает. Говорят, склероз… Пора, уже 80 сравнялось. Сколько пережито! Пацаном в партизанах сражался, на целине вкалывал, на стройках века. Патриотом я был жутким. Руки мои никогда не знали покоя, вот смотри, - он показал мне свои крепкие рабочие руки, - Видишь, я не вру, бездельником меня не назовешь.
Старик рассмеялся.
- Что ты сидишь тут, ждешь друзей? – спросил он.
- Просто отдыхаю, устал.
- Молодой еще уставать. Как зовут тебя?
- Антон.
- Имя русское.
- У меня папа русский по отцу. Антоном дедушку звали. Погиб в войну до моего рождения.
- Меня в России дядей Самуилом называли, а теперь без дяди, просто Самуилом: помолодел к старости. Хотя бы в печку не ставили, когда горшком называют, - переделал пословицу на свой лад старик.
- Ну, и теория. Хорошо, я доверюсь вам: мне интересен странный мужчина, живущий в этом подъезде. Я пишу сценарии, повести… А этот человек, наверно, прожил необычную жизнь. У него умное лицо, но он весь в себе. Может, в сложные переделки попадал, отчаялся, не верит людям…
- Это тебе с моей женой Голдой надо поговорить, она с ним еще в школе училась. Я спрошу только, захочет ли она? Попробую уговорить. Голде моей 65 лет, значит, и ему столько.
- Его возраст невозможно определить, - сказал я, - дядя Самуил упросите Голду, хорошо?
- Скажу тебе одно, Антоша, они оба в Златоусте под Челябинском жили. Голда приехала в Ялту отдыхать, я тамошний, вот и познакомились, 44 года вместе. А его она здесь увидела, когда приехали.
Поболтав со стариком, я пошел домой и стал ждать его звонка. Cамуил позвонил через неделю:
- Антоша, Голда согласилась рассказать о странном. Ждем тебя.
Голда и Самуил встретили меня, как старого приятеля: на столе громоздился горячий рыбный пирог, шаньга с творогом.
- Кушайте, - сказала Голда, - Антон, это наша уральская еда. Мы жили в Златоусте в Челябинской области, красивые места! Муж мой родился и вырос в Ялте, там мы и познакомились. Пришлось там остаться. Красавец он был, Самуил мой, теперь уж ничего не осталось, годы. А тогда хоть картины с него пиши. Я его и такого люблю.
- Все удивительно вкусное, - я уписывал пироги, запивая клюквенным морсом, - Такое я кушаю впервые.
- У нас на Урале в каждой семье стряпают шаньги и рыбные пироги, я Самуила приучила к ним. Так что ты хочешь узнать о странном человеке? – спросила Голда.
- Все.
- Что знаю, расскажу, страшная у него судьба, не повезло ему с самого рождения.
И вот что я узнал.
«Мама Любомира Зельдовича (так его звать) попала в лагерь перед войной. Вроде за сионистские взгляды. Нет, никакой сионисткой Фрума не была, кто-то донес, кому-то перешла дорогу. Отца Любомира я не знала. Ходили слухи, что ее изнасиловал конвойный, она забеременела. В общем, история его отца покрыта мраком. Фрума сидела то ли в Ивделе, то ли в Ляле, никто точно не знает. Родила она сына, а его забрали и увезли в Уфу, потом в Златоуст, в детский дом. Трудно было еврейскому мальчику в детдоме, директор, ярая антисемитка, все время издевалась над ним и наказывала. Выраженная внешность еврейская у парня, красивый был, глаз не отвести, только характер необычный, сложно с ним общий язык найти… Зная, что ребенка обижают, воспитательница Вера Петровна старалась приласкать мальчика, приводила к себе домой, подкармливала худышку. Он ее мамой стал звать, а о родной матери не было ни слуху, ни духу, думали нет в живых.
Вера Петровна воспитывала доченьку Катюшу. Катя была старше Любомира лет на 10. Девочка любила возиться с малышами, а кудрявый мальчик ей понравился: умненький, спокойный. Катя стала просить маму взять Любчика в их семью. Пришел с фронта муж Веры Петровны, он без вести пропал, и вдруг нашелся, даже жене не сказал, что с ним произошло. Сколько радости было! Петровна оформила опекунство над ребенком. Казалось, что жизнь мальчика налаживается.
После смерти Сталина Фрума Зельдович вернулась домой: худая, изможденная и больная. С трудом разыскала Любомира. Он стал жить с родной мамой, к которой не испытывал никаких чувств. Убегал к Вере Петровне. Фрума скончалась через два года после освобождения. Любомир не огорчился, он считал своей мамой Веру Петровну. Жестоко, но это так.
Любимир рос молчуном, при этом был самолюбивым и жутким упрямцем. Тяготел к точным наукам, а гуманитарные ненавидел и считал баловством. Точные науки знал лучше всех в классе.
С восьмого класса Любчик стал оказывать мне знаки внимания и упрямо добивался дружбы со мной. Мне он не нравился: гордый, мрачный, ни тени жизнерадостности, я была хохотушкой, любила мальчишек веселых и простых. Он разозлился и стал дружить самой некрасивой девчонкой в классе – Тонькой Лапиной. И хотел, чтобы я ревновала, а я…обрадовалась, мне его внимание было не нужно.
Окончив школу, Любомир уехал в Свердловск, поступил в Политехнический. Тонька плакала горючими слезами. Он словно выбросил ее из своей жизни, а она продолжала беззаветно любить его первой юношеской любовью.
Тоня училась неважно, особых способностей к наукам не имела, пришлось ей осваивать заводскую специальность. Замуж она так и не вышла.
Любомир с упорством стал грызть гранит науки, перевелся в горный институт, ему дали общежитие. Для него не существовало ни девчонок, ни развлечений, только учеба. Он, сирота, понимал, что учеба – это его единственный путь наверх, к сытой и хорошей жизни. Любомир шел к своей мечте, невзирая ни на что.
Институт Любомир окончил с красным дипломом. Дальше – жизнь в большом городе, встреча с Жанной. Ее отец был директором огромного гастронома, в доме у них было сытно, водились деликатесы. Это очень нравилось бывшему полуголодному студенту, жившему на стипендию и мелкие подработки. К Жанне, как к особе женского пола, Любомир чувств не питал, но она была из обеспеченной еврейской семьи, это решило все: Любомир и Жанна стали мужем и женой. Рыженькая толстушка Жанна обожала мужа, исполняла все его капризы, но семейное счастье длилось недолго: отца Жанны посадили за то, что он перепутал свой карман с государственным.
Любомир задумался, что делать? Жанна в тот момент была беременна, уйти сразу он не решился. Вскоре родился Гошка, такой же рыжик, как мама. Любомиру ребенок был не нужен, он делал карьеру, изобретал… Тайком искал для себя благополучную и тихую гавань. Этой гаванью оказалась начальник отдела кадров Мария Семеновна Кац, воспылавшая чувством к серьезному Любчику. И он сдался. Собрал вещи и сказал Жанне, что ребенок на него не похож, значит, отец не он. Переехал к Марии. Хорошо, что не потребовал от Жанны размена квартиры.
Мария стала его законной супругой. Ласковая и мягкая, словно кошечка, она полностью подчинила его себе.
- Милок, - сказала Мария, - Смотри, как мы живем, Машина уже старенькая. Хочешь разбогатеть, Любомирчик?
- Почему бы нет, Машуля?
- Тогда слушай…
Из разговора с супругой понял: действия эти противоправные, люди давно занимаются этим, но никто не попался. И принял решение. Он всегда мечтал об обеспеченной жизни, о доме – полной чаше. Занималась группа драгоценными камнями. Так Любимир подписал себе приговор. Деньги, роскошь, рестораны, женщины…а потом тюрьма со всеми вытекающими отсюда последствиями. Мария не могла ему простить измен, она проходила по делу свидетелем. Оформила развод, ни писем, ни посылок не посылала. А он и не ждал: знал, что никогда никому, кроме Веры Петровны, не был нужен, а ей о своей беде писать не хотел. Ему с его характером в тюрьме было невыносимо тяжело, терпел издевательства конвоиров и сокамерников, не раз был жестоко бит. Даже хотели опустить, но ему повезло. Вскоре посадили одного авторитета соответствующей национальности, он заступился за необычного мужика. Любомир отсидел весь срок, идти было некуда, пришлось вернуться в Златоуст. Тут его ждала печальная весть: Вера Петровна скончалась год назад. Катя приняла его, но ее муж Сергей устроил скандал, велел убираться вон.
- Когда мама была жива, тебе копейки на марку жалко было, сволочь, а тут явился, не запылился. Ладно, переночуй, и исчезни.
Катя не перечила мужу, она понимала, что Сергей прав.
Поехал в Свердловск, нашел работу с общагой. Соседи, два недалеких сорокалетних мужика, напивались почти каждый вечер, а потом били друг другу морду. Любомиру такое соседство претило. Он часто бродил по улицам, кляня себя за все. Однажды увидел Марию с толстым пожилым дядькой, они смеялись, а потом сели в машину и уехали.
Жанна с сыном уехала в другой город: вышла замуж. Он не жалел ни оЖанне, ни о Марии – ни одна не была для него любимой. Любомиру не хотелось бросать работу: она его устраивала, заработок хороший. Но жить с двумя буйными алкоголиками было невмоготу.
Уволился и устроился дворником в жилконтору, надо где-то жить. Чертил дипломы студентам, делал небольшие изобретения. Понял: они могут принести деньги.
Подружился с диссидентами, решил уехать в Израиль. Когда возвращался с очередного собрания, его жестоко избили. Два месяца провалялся на больничной койке. Однажды открыл глаза и увидел у своей кровати…Тоню Лапину. Любомир решил, что ему это кажется.
- Ты пришла жалеть меня? – спросил он, когда понял, что видит ее наяву.
- Нет, я узнала, что ты попал в беду, Ленка в Свердловске живет, сестра моя. Помнишь ее? А это Катя тебе послала: мед, варенье, шоколад, - сказала Антонина.
- Ты добрая, я давно это понял. А я недобрый и порочный человек, ты не должна быть со мной, Тоня. Уходи. Я – полное ничтожество, поверь.
- Раз ты это осознаешь, значит, ты не потерянный человек. Дай мне ключ от твоей комнаты и напиши адрес, - попросила Тоня.
- Зачем?
- Тебя скоро выпишут, а в комнате все мохом заросло, около двух месяцев прошло.
- Хорошо, возьми ключ. Спасибо. Я не привык к вниманию, - словно самому себе сказал Любомир.
Его выписали из больницы. В комнате было чистенько и уютно, обед сварен.
- Спасибо, Тоня, за все. Жизнь бьет меня с самого рождения. Меня уволят и выгонят из этой комнаты, меня ждет инвалидность….
- Я буду работать вместо тебя, - сказала Тоня, - И комната будет.
- А твой дом, что будет с ним?- спросил Любомир.
- Я хочу всегда быть с тобой, Любчик. Всегда, понял?
- Я не смогу полюбить тебя и вообще никого, я – волк- одиночка, в этом вся правда. Таким меня создала природа.
- Зато я люблю тебя, придется смириться, Любчик.
Антонина уговорила его уехать с ней в Златоуст, от нее я узнала о злоключениях Любомира. Она пыталась оздоравливать его народными средствами, он окреп, но не поправился: худоба была болезненной. Они зарегистрировались и через полтора года уехали в Израиль. Там Любомиру пришлось перенести несколько сложных операций, а затем началось психическое расстройство. Он вдруг перестал разговаривать, чертил, изобретал, писал рукописи. Все это хранит в большой сумке, с которой не расстается даже на ночь. Тоне записочки пишет, одевается только в это рванье.
- Что ты изобретаешь?- спросила его Тоня.
Он написал ей: «Машину времени, хочу жить вечно». Так вот и живут, он изобретает, а она ухаживает за ним. Трудно это, он упрямый и неблагодарный, но Тоня его не бросает».
Голда вздохнула:
- Это Бог его наказал за нелюбовь к людям.
- А его кто любил? Никто, - сам себе ответил Самуил.
- Тоня любит и мучается с ним, - ответила мужу Голда.
- Ты не права, у них взаимопонимание. Одевается он так, чтобы бросить вызов обществу, которое его отвергло. Он весь мир презирает. Голда, тебе его не понять, - заступился за соседа Самуил.
- Каждый сам делает свою судьбу, Самуил, я же не говорю о теперешнем периоде его жизни. Сейчас он психически болен, - не унималась Голда.
- Этакий городской сумасшедший с навязчивой идеей, что можно изменить мир, так? – Самуил улыбнулся и налил мне еще чаю.
- Пироги изумительные, Голда. Вы мне много рассказали, но…гостю уже пора, - промолвил я.
- Приходи, Антон, хоть поболтаешь со стариками. Голдочка моя мастерица готовить, - сказал на прощание Самуил.
Я шел домой и по дороге размышлял, как сложно прожить жизнь и не обжечься.
Любомиру выпала тяжелая судьба, в этом и он виноват, и не он. Человек с таким именем оказался не нужен обществу, он возненавидел все, окружающее его. Он не узнал любви, зато на своей шкуре ощутил жестокую изнанку жизни. Финал закономерный.
Бог послал ему ангела-хранителя Антонину. Значит, судьба все-таки милостива к Любомиру Зельдовичу, больному неласковому человеку, городскому сумасшедшему. Жаль, оценить это он не сможет никогда.
7 сентября 2006 года Зинаида Маркина
|
