В день, когда я уйду навсегда, будет сладко и тонко пахнуть жасмином.
Это будет обычный будничный день, неприметный, подобный многим.
Мир продолжит вращать скрипящее колесо повседневной рутины
И, забыв обо мне, погрузится в свои рефлексии и монологи.
Ты, конечно, тоже забудешь меня, без сомнения, тоже забудешь,-
Не способно сердце людское скорбеть и печалиться бесконечно.
Ты найдешь кого- то, найдешь непременно, - так устроены люди.
Время - лекарь умелый, оно лечит всех, и тебя оно тоже излечит.
Ну, конечно же, ты поплачешь немного, судьбу свою проклиная,
Может год или два, а может и месяц (такое вполне возможно).
А потом память обо мне - под влиянием скуки, гормонов и мая-
Незаметно отступит во тьму, удалится поступью осторожной.
Это, кстати, не так уж плохо, и я не в обиде на память людскую.
Память - вещь весьма сомнительная и непрочная, ну, а впрочем,
Даже если б смогли мы запомнить всё, состояньем рассудка рискуя,
Есть ли в этом смысл? Ведь и память умрет, когда смерть нам поставит прочерк.
А любовь… Что ж любовь? Это слово придумали люди… Зачем? Я не знаю …
Может быть для того, чтоб избыть свое одиночество и тревогу.
А возможно, затем, чтобы ею открыть врата вожделенного Рая
И на Страшном Суде оправдать свою бестолковую жизнь перед Богом.
Так и бьемся мы тщетно о стёкла Вселенной,- неприкаянных душ мириады,-
И несем ненавистный свой крест, и томимся духовной и прочею жаждой.
Одинокие дети Земли, мы скрываем тоску по теплу за бравадой,
Прикрываемся маской цинизма, отчаянно жаждем чудес… И однажды
Я приду к тебе невидимкою, прикосновеньем безудержно нежным,
Дуновением ветра, весенним дождем, ароматом сирени цветущей.
Ты меня не заметишь, не вспомнишь и не почувствуешь, конечно,
Поглощённая думами об обыденном и о хлебе насущном.
Тем не менее, что-то заставит тебя в этот теплый медлительный вечер
Молча сесть у окна с сигаретой и с чашкой горчайшего кофе «Мокко».
Ты посмотришь на звездное небо, нервно обнимешь себя за плечи,
И, внезапно вздрогнув, скажешь: «Как холодно… Как одиноко…»
|
