На исхоженной границе сна и яви
ни шлагбаума, нИ стражи, ни таможни.
Шаг назад - и ты на дне бессонной ямы.
Шаг вперед - и предсказанья невозможны
(ни по звездной гуще неба, ни по кущам,
шелестящим заклинанья тайным граням)
чья сбежавшая от ненависти сущность
пожелает разделить с тобой изгнанье
голос, ложе, даже славу... Впрочем, слава
безделушка обнаженным до "без тела"
половинам для немыслимого сплава
после тысячи ночей осиротелых.
В мире меньше совпадают меч и ножны,
в мире чаще совпадет узор на пальцах!
"так не может быть, не может быть, не может..."
повторяй, как мантру, чтобы не остаться,
чтобы мир, до хеппи-энда хладный редко,
не сумел твоим остатком отогреться,
чтоб тисками не таскала ребер клетка
без надежды каменеющего сердца,
что должно быть, но не в силах быть смиренным
среди прочих человечьих не чета им...
*
Мир, что выковал зеркальный щит рефрена,
в нем земными отражается чертами.
Потому и пробужденье мукой пыточной
будто пал от херувима к звероящерам,
экзорцизно изгоняющих избыточность
по законам выживанья извиняющим
выжиганье... Потому горчит окалиной
даже мед полей, разодранных на клочья
каждый век... И каждый век, понятно, каменный -
лишь пыльцой на нем растущих позолоченный...
Уцелеет тот, кто плоть от плоти высечен –
бороздить моря времен немым свидетелем.
Будь хоть десять раз Гераклом или тысячу
раз Орфеем не достанет добродетели
исполину и по ногти стоп исполнится,
жертвы ль, мифы подносить - что воду ситами...
Только жизнь вопьется истовой любовницей,
как земля перед грозою, ненасытною.
Называй ее любыми именами,
за безделицу рабыню и наложницу,
вызывай, затем обуздывай цунами,
не о ней, бессмертной, смертному тревожится,
да тому еще, кто в каждом видит истину,
а верней и чаще - полустертый след ее
пребыванья (и ее обратно вниз тянуть
ни к чему ни покаяньем, ни беседой...)
Только в соприкосновении краями
звездам легче предрекать дела пещерные.
Сроков нет и судей нет в бессонной яме.
Лишь резец тебе, мой Мастер. И прощение.
продолжение следует
|
