Леон Дьеркс. Июньская ночь.
Ночь скользит тихим шагом под влажной листвой,
на стоячей воде блеск стальной, скачут блики;
это вечер, взяв тогу, влачит бархат свой
по ковру из цветов, что печально поникли;
чащи скрылись в тумане от крон и до трав,
воздух тёплый застыл, ароматы впитав.
Под ритмический плеск, с наваждением ряби,
как дурманом, сознанье кружа, уносясь
в вялый стон, что качает их, катит из яви.
Муравы синь сплелась в фееричную вязь;
над лесами вдали сон навис тьмой немою;
зрим, как каждая ветка висит бахромою,
в неба высь лишний звук не желая послать.
Но душа выплывает вовне, мчит далече,
и, покорна желанью себя продолжать,
упражняется в метемпсихозе, трепещет,
словно бабочка кокон, покинув свой дом,
каждый миг возникает в луче игрой форм,
в новом виде каком-то, проявленным светом,
то мерцая во тьме, то погаснув опять.
Зовы тихие из-за поляны льнут эхом,
как печаль, не уходят и медлят стихать.
Всюду, соки замедлив, в истоме гипноза
отдыхает недвижно и спит всё, но грёзы,
подтолкнув в иллюзорную сеть миража,
над телами вспорхнув, летаргией накрыли
и лесами, лугами умчались жужжа,
прочертив воздух краем магических крыльев.
- с королевской осанкой, в сиянии лба,
величава, надменно поджата губа,
по траве волоча прядь волос из покрова,
под деревья, скользя рядом плавных шагов,
вышла женщина-тень. Ливнем тёмным сурово
её юбка в плиссе опадает с боков.
Это ночь! Нежно листьев касаясь руками,
продолжает, без слуг и пажей, меж стволами,
тихо шествовать средь ароматов цветов.
И, как пышность плеча, сквозь атлас проступая,
манит взгляды луна сквозь просвет облаков,
томно выглянув вниз, совершенно нагая.
Слабый свет просочился сквозь сетку листов
и фонтаном росы кропит поросль лесов,
в лести эту красотку ваяя лучами,
ту, чей взгляд тёмных глаз повернулся ко мне.
Влажным нимбом окутана та, что в печали
приближается всё ж, ужас смутный во тьме
к этим сферам без света в себе ощущая,
и душа к ней идёт, приглушённо рыдая.
Положила она мне на сердце ладонь.
Неподвижность, чаруя, сковав душу в теле,
напрягает все нервы и гасит огонь.
Я и та незнакомка, что мною владеет,
молчаливо застыли, как тени в кустах,
созерцаем усердно фантомы в глазах.
Léon Dierx
(1838-1912)
LA NUIT DE JUIN
à J-M De Heredia.
La nuit glisse à pas lents sous les feuillages lourds ;
sur les nappes d' eau morte aux reflets métalliques,
ce soir traîne là-bas sa robe de velours ;
et du riche tapis des fleurs mélancoliques,
vers les massifs baignés d' une fine vapeur,
partent de chauds parfums dans l' air pris de torpeur.
Avec l' obsession rythmique de la houle,
tout chargés de vertige, ils passent, emportés
dans l' indolent soupir qui les berce et les roule.
Les gazons bleus sont pleins de féeriques clartés ;
sur la forêt au loin pèse un sommeil étrange ;
on voit chaque rameau pendre comme une frange,
et l' on n' entend monter au ciel pur aucun bruit.
Mais une âme dans l' air flotte sur toutes choses,
et, docile au désir sans fin qui la poursuit,
d' elle-même s' essaye à ses métempsycoses.
Elle palpite et tremble, et comme un papillon,
à chaque instant, l' on voit naître dans un rayon
une forme inconnue et faite de lumière,
qui luit, s' évanouit, revient et disparaît.
Des appels étouffés traversent la clairière
et meurent longuement comme expire un regret.
Une langueur morbide étreint partout les sèves ;
tout repose immobile, et s' endort ; mais les rêves
qui dans l' illusion tournent désespérés,
voltigent par essaims sur les corps léthargiques
et s' en vont bourdonnant par les bois, par les prés,
et rayant l' air du bout de leurs ailes magiques.
-droite, grande, le front hautain et rayonnant,
majestueuse ainsi qu' une reine, traînant
le somptueux manteau de ses cheveux sur l' herbe,
sous les arbres, là-bas, une femme à pas lents
glisse. Rigidement, comme une sombre gerbe,
sa robe en plis serrés tombe autour de ses flancs.
C' est la nuit ! Elle étend la main sur les feuillages,
et tranquille, poursuit, sans valets et sans pages,
son chemin tout jonché de fleurs et de parfums.
Comme sort du satin une épaule charnue,
la lune à l' horizon sort des nuages bruns,
et plus languissamment s' élève large et nue.
Sa lueur filtre et joue à travers le treillis
des feuilles ; et, par jets de rosée aux taillis,
caresse, en la sculptant dans sa beauté splendide,
cette femme aux yeux noirs qui se tourne vers moi.
Enveloppée alors d' une auréole humide,
elle approche, elle arrive : et, plein d' un vague effroi,
je sens dans ces grands yeux, dans ces orbes sans flamme,
avec des sanglots sourds aller toute mon âme.
Doucement sur mon coeur elle pose la main.
Son immobilité me fascine et m' obsède,
et roidit tous mes nerfs d' un effort surhumain.
Moi qui ne sais rien d' elle, elle qui me possède,
tous deux nous restons là, spectres silencieux,
et nous nous contemplons fixement dans les yeux.
|
